Джоанна Линдсей - Рай для бунтарки

– Почему бы вам не подождать в приемной? Тут еще много дел.

Она решительно замотала головой.

– Нет, пока не уверюсь, что с ним все будет в порядке.

– Могу прямо сейчас вас в этом заверить. Пуля не задела жизненноважных органов. Надо просто извлечь ее. Через неделю он у вас будет как новенький.

– Ладно, – согласилась Коринн, не желая путаться у доктора под ногами.

Но тут Джаред приподнялся, лицо у него было как каменная маска.

– Не надо меня дожидаться. Езжайте в порт, иначе корабль отчалит без вас.

– Перестань говорить глупости! – возмутилась она. – Я не могу бросить тебя в таком состоянии.

– Сможешь, черт побери! – Джаред был категоричен, почти груб. – Я не хочу, чтобы из-за меня ты опоздала на корабль. Ты хотела уехать сегодня, вот и иди отсюда. Делай то, что хотела.

Коринн подумала, что он мог бы сказать хоть что-то об их сыне, прежде чем она уйдет.

– А что Майкл? – рискнула она напомнить.

Джаред крепко зажмурился, пытаясь справиться с болью и гневом. Любовь к Коринн доводила его до безумия. А она издевается над ним, подсовывая ему сына Дрейтона! Эта женщина, должно быть, действительно ненавидит его. Поэтому он холодно заявил в ответ:

– Вместе со своим сыном убирайся из моей жизни к чертовой матери! Отправляйся назад в Бостон, откуда тебя принесло. И в этот раз лучше разведись со мной, иначе я – видит бог! – сам сделаю это.

Как слепая, Коринн развернулась и выбежала из кабинета. Что ж, для Джареда собственный сын не значит ничего!

Джаред в изнеможении рухнул на операционный стол. Он продолжал истекать кровью. Ему потребовалось напрячь все силы, чтобы приказать ей уйти, хотя на самом деле хотелось умолять ее остаться.

– Вам не кажется, что вы немного суровы с ней?

Открыв глаза, он посмотрел на доктора, о котором совсем забыл.

– Это было необходимо.

– Вы тут упомянули развод. Я не понимаю. Мне казалось…

– Да, – резко прервал доктора Джаред. – Я понял. Вы думали, что она – миссис Дрейтон. Но видите ли, она – моя жена, хотя ребенок, которого вы лечили, – сын Дрейтона. Это очень… запутанная история, – закончил он с кривой усмешкой.

– Да-да. – Доктор Брайсон соображал быстро. – Это многое объясняет. Вы, значит, тот самый Джаред, которого эта очаровательная женщина крыла непотребными словами в хвост и в гриву, когда рожала. А я все никак не мог понять, почему. Ведь ее мужа звали Рассел.

После паузы Джаред поинтересовался:

– Откуда вы знаете? Коринн родила ребенка в Бостоне. Вы были там?

– Не знаю, в плену какого недоразумения вы находитесь, мистер…

– Буркетт, – нетерпеливо добавил Джаред.

– Так вот. Ваша жена разрешилась от бремени здесь, на острове. В первый раз я увидел ее в прошлом декабре, почти сразу после прибытия. А потом регулярно осматривал ее вплоть до родов в июне. По ее просьбе я даже подыскал семью, которая была готова усыновить ее ребенка.

Джаред резко сел.

– Моя жена прибыла сюда в августе прошлого года!

Доктору Брайсону совсем не хотелось заводить спор с таким большим и агрессивным мужчиной, пусть даже и раненным. Он просто пожал плечами.

– Как скажете.

– Но вы говорите другое.

Доктор нерешительно кивнул.

Джаред замотал головой, словно это могло ему помочь все понять.

– Вы сказали, что она родила в июне. Когда именно в июне?

– Я могу свериться со своими записями, чтобы назвать точную дату. Но, по-моему, это случилось где-то в середине месяца.

Джаред быстро подсчитал.

– Вы еще упомянули про усыновление. Она не хотела оставлять ребенка себе?

Вспоминая, доктор Брайсон нахмурился.

– Совершенно определенно, не хотела. Было что-то ненормальное в том, как она ненавидела еще не родившееся дитя. Я никак не мог этого понять.

Джареду на память вдруг пришли давно сказанные Коринн слова: «Я ни за что не оставлю себе твоего ребенка».

– А как Дрейтон относился к появлению ребенка?

– У меня это вызывало недоумение, исходя из того, что он был мужем. По крайней мере, я так думал. Он тоже не желал этого ребенка. Сейчас я понимаю ту ситуацию. Почему, например, у них были разные спальни, даже после родов.

– Как вы узнали об этом?

– Меня довольно часто приглашали в тот дом до и после родов.

Это стало большой неожиданностью для Джареда.

– Как получилось, что она передумала отдавать ребенка?

Доктор Брайсон хмыкнул.

– За все надо благодарить мисс Мерилл.

– Вы имеете в виду миссис Мерилл?

– О, боже, она, оказывается, замужем?

– Не важно, – коротко ответил Джаред. – Продолжайте.

– Ну, так вот, мисс Мерилл убедила меня, что миссис Буркетт потом будет жалеть, что отдала ребенка. Что она одержима одной идеей и поэтому не может мыслить разумно.

Джаред поморщился. Она была одержима им. Она так ненавидела его, что не могла вынести присутствия его ребенка рядом с собой.

– Как вы себя чувствуете? Я уже готов вынуть пулю.

– Подождите еще немного. Мне нужно узнать, что случилось дальше.

– Мы с мисс Мерилл устроили так, что миссис Буркетт осталась наедине с малышом на какое-то время. Ничего другого не потребовалось. Можно сказать, то была любовь с первого взгляда. Мне редко доводилось быть свидетелем такой сильной материнской любви.

Вздохнув, Джаред лег на операционный стол. Он жестоко страдал. Настало время вынуть пулю.

Прежде чем доктор дал ему обезболивающее, Джаред вдруг отчетливо осознал: «О господи, у меня есть сын!»

Возвращение домой получилось по-своему приятным. Отец встретил ее, когда она вышла из поезда в Бостоне, а его умильное отношение к Майклу согрело сердце. С этого момента Сэмьюэл Барроуз полюбил своего внука больше всего на свете.

За две недели после возвращения Коринн побывала на нескольких приемах, чаепитиях и на других светских мероприятиях, куда ее затащила Лорен. Но она не возражала. Эти заботы позволяли ей не думать о Джареде.

Слухи насчет причин, по которым ей пришлось уехать из города, сейчас считались недостоверными, благодаря Лорен, которая везде рассказывала о том, что Коринн счастливо живет со своим мужем, а в Бостон приехала с коротким визитом. Лорен научилась изощренно лгать и теперь с апломбом могла убедить любого в чем угодно.

Коринн не сопротивлялась, потому что так было проще, чем объяснять людям, что происходит на самом деле. Но людское любопытство было ей неприятно. Вопросы, естественно, касались экзотики и очарования островов, на которых она жила. Коринн с трудом удавалось скрыть печаль, когда она начинала описывать Гавайи.

Обычно она говорила примерно следующее:

– Вы нигде не встретите таких дружелюбных и веселых людей, как на Гавайях. – И вздыхала.

Как получилось, что Гавайи за такое короткое время стали ей родным домом? Почему? Ведь она всю жизнь прожила в Бостоне, ходила мимо этих величественных зданий, играла в парке Бостон-коммон, болела на соревнованиях по гребле на реке Чарлз-ривер, кормила уток на пруду Джамайка-понд. Но все это сейчас выглядело как вещи, из которых она выросла. Бостон больше не был ее домом.

Она когда-нибудь перестанет мечтать снова увидеть яркие цветы на Оаху? Перестанет ли слышать шум водопада, который они тогда увидели с Джаредом? Когда-нибудь будет смотреть на закат в Бостоне без внутреннего неудовольствия?

Наступил ее черед устроить прием, и семь дам, давних подруг, уселись перед камином, чтобы выпить чаю. Лорен со своей мамашей тоже присутствовали здесь. Господи, как ее кузина выросла за то время, пока Коринн оставалась на Гавайях!

– Вам, должно быть, страшно хотелось вернуться домой, – заметила одна из дам. – Я бы рвалась домой. Мы на самом деле не ожидали вас здесь так скоро.

– Отец еще не видел Майкла и не мог поехать навестить нас там.

– Ваш муж, наверное, крайне неохотно отпустил вас, – предположила миссис Хартман. – Достаточно вспомнить те исключительные меры, которые он принял после вашей свадьбы.

– Исключительные меры? – удивилась Коринн.

Наклонившись к ней, Лорен улыбнулась.

– Надеюсь, ты не станешь разубеждать нас, Коринн. Я объяснила миссис Хартман, почему твой муж опубликовал то нелепое объявление в газетах перед своим отъездом. Я сказала ей, что это был такой способ заставить тебя последовать за ним без промедления.

Коринн была потрясена изобретательностью Лорен.