Он плюет на пол.
— Стоило мне только вернуться из туалета, как я все понял — было уже слишком поздно, не так ли? Ты возбудилась, желая получить его член. Всю дорогу в машине, я чувствовал запах твоего возбуждения — это было просто ужасно.
Я не знаю, что предпринять и что сделать, чтобы он успокоился.
— Он мне не понравился, — говорю я дрожащим голосом от волнения. — Я не отвернулась от тебя. Я уволилась с работы, потому что поняла, что мы во многом ошибались. Мы обманывали простых людей и обманом забирали «кровные» у тех слоев общества, которые совершенно этого не заслуживают. Настоящие богачи, действительно богатые люди, всегда оставались вне нашей досягаемости, получалось, что мы своими действиями только все усугубляли, и так превращая в еще более жалкое существование «работяги», обычного человека.
Он прищуривается.
— Как удобно! Как только ты стала трахаться с этим парнем, тебя перестал интересовать вопрос поймать еще больше не плательщиков налогов, а стал больше интересовать вопрос — каким слоям общества принадлежит тот или иной неплательщик.
Я с отчаянием выдыхаю.
— Ты не понимаешь. Я искренне верила, что мы помогаем обычным работягам Англии,удерживая их от неправильных решений,напоминая, что они должны заплатить налоги, но их карманы итак оскудели из-за того, что огромные корпорации не платят соответствующие суммы, хотя и обязаны. Дом мне все объяснил, насколько я ошибалась.
Он агрессивно выставляет подбородок вперед.
— Я не могу поверить, что я потратил столько своего времени на тебя, чтобы сделать из тебя специалиста. Ты оказалась обычной глупой шлюхой.
— Прости. Мне очень жаль. Я честно не хотела тебя никак обидеть, — восклицаю я.
Он смотрит мне в глаза, но я не могу понять, о чем он думает.
— Отлично, что ты сожалеешь, но это ничего не меняет. Из-за тебя я ничего не получил. Ты знала, что я был счастлив в браке? Она делала стейк и пироги с почками по воскресеньям, исключительно для меня. Но появилась ты, взмахнула своими ресницами, и заставила захотеть тебя, а потом ты все испортила, — он запускает руки в волосы с растерянностью. — Я для тебя сделал все, что мог. Я даже позаботился о Майкле только ради тебя.
— Ты что сделал?— выдыхаю я.
— Да, я проник к нему в дом и совершил эти телефонные звонки, чтобы у тебя имелись доказательства, и ты смогла получить судебный запрет на него.
У меня отвисает челюсть.
— Выходит, Майкл никогда не преследовал меня, не так ли?
— У него слишком мало мозгов, чтобы быть сталкером, — усмехается Роб. — Конечно же, это был я. Я на какое-то время стал им, видишь, я всегда был верен тебе!
— А где сейчас Майкл? Ты ничего с ним не сделал?
— Конечно, нет, я не убийца. Ну, по крайней мере, я не был таким. Именно ты, единственная, способная довезти меня до убийства.
Он приседает рядом со мной на корточки, его промежность оказывается очень близко к моему лицу, и я чувствую его запах— несвежий, немытый, грязный запах. Он вытаскивает открытый перочинный нож и подносит к мое йщеке. Лезвие поблескивает от одиночной лампы и внушает страх. Я специально перевожу глаза с лезвия на него, понимая, что он пытается меня запугать, но ничего не могу поделать с дрожью во всем теле от страха. Я впервые вижу этого мужчину в таком состоянии, он явно безумен и у него в руке имеется нож.
— Посмотри на себя. Ты думаешь, ты извинишься, и я тебя прощу, — он опускает руку мне на колено.
Я вздрагиваю.
— Пожалуйста. Пожалуйста, не надо, — молю я.
Он смотрит на меня безучастными глазами.
— Не беспокойся, у меня не такой уж большой член, он прекрасно впишется в твою задницу.
От ужаса я отрицательно начинаю качать головой, словно китайский болванчик.
Он приближает свое лицо ко мне, его зрачки расширены, он явно зол.
— Тебе не нравится в задницу? Разве цыган не трахал тебя в задницу?
— Прости меня, я очень виновата перед тобой. Я не хотела тебя ничем обидеть, — почти рыдаю я.
— Конечно не хотела, однако обидела. И теперь настало время компенсировать мне мои страдания, — говорит он и медленно передвигает руку вверх по внутренней стороне моего бедра.
Я с силой сжимаю ноги, теперь он не может двигать своей рукой. Он смеется, мне кажется его смех каким-то ужасным, адским, вытаскивает свою руку, зажатую между моих ног и передвигает ее вперед на мои ноги, продвигаясь довольно-таки успешно вверх, пальцами уже достигнув моих съедобных трусиков с запахом арбуза, которые я надела специально для Дома. Мои глаза наполнены отчаянием, вдруг он с силой сжимает мои половые губы, и я в ужасе подпрыгиваю.
Его глаза сверкают похотью. Обеими руками он разрывает мою юбку до талии и замечает шоколадные стрелки, указывающие направление, его глаза поблескивают каким-то адским огнем.
— О, это что тут у нас?
Он наклоняет голову и слизывает стрелку.
Я начинаю кричать, но он со всей силы ударяет меня по лицу и мне кажется, что своим ударом он вывихнул мне челюсть, у меня в глазах стоят искры вперемешку со слезами.
Он поддевает пальцами трусики.
У меня ужасно болит голова и челюсть, я с трудом открываю рот.
— Постой, — вскрикиваю я, резкая боль тут же выстреливает в щеку.
Он замирает.
— Да, мои необдуманные действия доставили тебе слишком много страданий. Но ты же не будешь лучше меня, если изнасилуешь?
Его глаза мерцают.
— Я заплачу за свои грехи, но сейчас пришло твое время — заплатить за свои. Не волнуйся, я не монстр и воспользуюсь смазкой.
Я с трудом выдыхаю, но шок не проходит.
— Я не хочу, разорвать твой зад, поскольку предполагаю много раз воспользоваться им, прежде чем выброшу тебя.
— И когда ты изнасилуешь меня, что ты сделаешь со мной? Убьешь? И что потом?
Он убирает руку с моих трусиков.
— Ты не понимаешь? Единственное, самое важное, чтобы ты получишь по заслугам и именно от этого я испытаю настоящее удовлетворение, потому что ты получишь мое возмездие.
Он жестко разрывает верх моего платья.
— Пожааалуйста, — хныча прошу я.
Роб запускает пальцы в мои съедобные трусики. В этот момент раздается оглушающий грохот, и дверь в это убогое место распахивается, ударяясь о стену. Мы замираем. Дом появляется в проходе, за ним стоит Джек. Несмотря на страх и шок, я отмечаю, что выглядят они намного выше, чем Роб, и намного яростнее. Я даже не успеваю пошевелиться, как ощущаю холод острого лезвия, приставленного Робом мне к горлу.
— Не подходите ближе, или я располосую этой суке горло от уха до уха, — угрожает он, хотя в его голосе слышится паника.
Дом и Джек, как по команде отступают на шаг назад, Дом даже поднимает ладони, показывая, что у него в руках ничего нет.
Джек говорит первым:
— Если ты причинишь ей вред, мы убьем тебя. Если ты сию же минуту отпустишь ее, я даю тебе свое слово, мы ничего с тобой не сделаем. Мы не станем обращаться в полицию, поскольку цыгане, и предпочитаем все решать сами. Я даже дам тебе денег.
— Денег?— выплевывает Роб. — Ты думаешь, меня можно купить? Она моя сука.
Я замечаю, как Дом начинает кипятиться — лицо краснеет, руки с такой сильно сжимаются в кулаки, бицепсы бугрятся и мускулы ходят ходуном.
— Послушай, — говорит Джек. — Если ты предполагаешь, что выйдешь отсюда живым, если хотя бы один волосок упадет с ее головы, ты ошибаешься.
Мое дыхание становится каким-то рваным, я с трудом вбираю воздух. Роб по-прежнему давит мне на плечи, его хватка совсем не ослабевает.
Чувствую, как все тело Роба напрягается, он раздумывает и боится.
— Ты ничего не добьешься, лишив ее жизнь и лишившись своей. Смотри, не ошибись. Если ты причинишь ей вред, мы убьем тебя голыми руками.
Хватка Роба становится в разы меньше.
— Отпусти ее. Мы не тронем тебя, — убедительно говорит Джек.
— Ты не сдержишь свое слово. Я знаю, чего ты хочешь.
Дом стоит совершенно неподвижно, как статуя.
— Нет. Даю тебе слово чести, — отвечает Джек.