— Моя любовь, думаю, нам придется отказаться от дальнейших поисков, — заключил Росс, собирая бумаги. — Я оставлю хозяину гостиницы наш адрес и пообещаю ему солидное вознаграждение за сведения, которые ему удастся раздобыть. Вот идет он сам. Надеюсь, он сообщит о том, что пора обедать и что нашел гостиную, о которой я его просил.

В гостиной было уютно и уединенно. Как только дверь затворилась, Мег бросилась в объятия Росса:

— Ах, Росс. Ты действительно любишь меня? После того, что случилось в Лондоне? И после тога, что ты узнал обо мне?

— Дай мне поцеловать тебя. — Росс наклонил голову и нежно прильнул устами к ее губам, целовал ее страстно, медленно, лаская. — Я так боялся, что больше не смогу целовать тебя.

Мег обвила руками его шею и заглянула ему в глаза. Его обычно мрачное лицо сияло.

— Когда ты понял, что любишь меня?

— Когда мне показалось, что я потерял тебя. — Открылась дверь и стукнула Росса в спину. — Видно, принесли обед. — Мег отстранилась от него, села за стол, стараясь вести себя так, будто ее тело не покалывает с головы до ног от поцелуя. Дженни Уилкинс то входила, то выходила, пока не заставила стол блюдами, затем отошла в сторону, взглянула на них, порывисто вздохнула и вышла.

— Ах, Росс. Всем так нравится то, что судьба уготовила нам, да благословит их Бог. — Всем, кроме ее отца, разумеется. Как-никак он может тешить себя лишь мыслью о том, что нисколько не ошибся в дочери. Сначала та сбежала с женатым мужчиной, потом устроила непристойную сцену в церкви.

— Но мне это нравится больше всего, — говорил Росс, разрезая цыпленка. — Мне казалось, я потерял тебя. Я не понимал, почему стало так плохо. И дело не в том, что я разозлился на тебя, потому что ты скрыла от меня правду. Причиной стало чувство, какое я не испытывал прежде. Я понял, почему чувствую себя так на протяжении нескольких недель.

— Нескольких недель? — Мег положила Россу овощей и вдруг догадалась, что ведет себя как подобает жене. Ей хотелось броситься в его объятия, оказаться в постели с ним. Но первым делом надо выговориться, Мег была готова ждать и предвкушать счастливые мгновения.

— Несколько недель. Думаю, отчасти я чувствую себя так оттого, что снова вернусь домой. Домой, — повторил он, смакуя это слово. — Мег, ты превратила имение в мой домашний очаг.

— Я заменила несколько картин, подобрала несколько букетов, — возразила Мег, наливая себе вина.

— Я не то хотел сказать. Я имел в виду, что своим присутствием ты создала домашний очаг, внесла в дом жизнь, тепло и любовь. — На его лицо легла тень не только от занавески на окне. — Ты приняла Уильяма. Ты заботилась обо мне, избавила от кошмаров, заставила отбросить мысли о смерти, стрельбе и боли.

— Увидев тебя впервые, — призналась Мег, — я приняла тебя за саму Смерть. Ты был таким мрачным, безжалостным, обреченным. Но ты спас того парнишку, дал мне приют. И я поняла, что ошибаюсь.

— Я потерял надежду. — Росс бережно держал фужер, уставившись в глубины красного вина. — Я знал, что такое долг и чувство вины. Я снова переживал воспоминания, которые преследовали меня, и думал, что проведу остаток своих дней калекой.

— Ты доверил свою жизнь судьбе?

— И этой судьбой оказалась женщина среднего роста, с рыжими волосами, серыми глазами, острым язычком. К тому же ее поцелуи отдают вкусом свежей малины. — Росс оторвал глаза от фужера с вином, его лицо сияло. — А я-то представлял судьбу злой старой каргой без зубов с ржавыми ножницами в руках, которая только и ждет, чтобы оборвать нить моей жизни в самый неподходящий миг.

Оба молчали, им было приятно. Тишина ободряла. Больше не придется мучительно думать, о чем говорить, болтать о пустяках, чтобы нарушить молчание. Достаточно быть вместе, наслаждаться приятной едой и вином.

Однако оставалось кое-что, о чем надо сказать.

— Я не рассказала тебе о Джеймсе и нашем браке, которого и вовсе не было, потому что с самого начала мне было очень больно. Никто никогда не просил, чтобы я сказала правду, как сбежала с ним, каков был наш брак. Я держала это внутри себя. Чем больше времени проходило, тем труднее становилось говорить. Я именовала себя миссис Халгейт, а иначе как? Те пять лет прошли впустую.

Сказать об этом кому-либо было труднее, чем казалось. Даже Россу, который сидел, наблюдая за ее лицом и влажными от волнения глазами, после чего было нелегко удержать слезы.

— Мне и в голову не приходило, что в Корнуолле кто-то узнает, кто я. Мы не встречали никого, связанного с армией. Я подумала, твоей экономке ничто не грозит.

— А я вдруг попросил твоей руки.

— Да еще Лондон, уж там-то могли знать про меня. А с тобой приходится считаться, несмотря на то, что ты делаешь вид, будто всего лишь провинциальный сквайр. Однажды тебе вздумается занять место в палате лордов, заняться чем-то серьезным, и я почувствую себя обузой для тебя. — Тут Мег осенило. — О чем только я думала, соглашаясь стать твоей женой? Ведь пока еще не случилось ничего такого, что могло бы раздуть скандал.

— Ничего. Если не считать, что я убедил тебя в одном: мне все равно, что моя романтичная любовь однажды сбежала и была сбита с толку мужчиной, которому поверила. Я был зол и шокирован этой историей. Мне следовало обуздать свои чувства, прежде чем говорить с тобой. Прости меня. С твоего позволения я сделаю все, чтобы об этом узнало как можно больше соседей. Ты была молода, доверчива и совершенно неопытна. Мы обойдемся без тех, кто из-за этого станет избегать нас. Любому, кто посмеет упрекнуть тебя, придется иметь дело со мной. Я говорю откровенно, держи голову высоко, и сплетники увидят, что с нами шутки плохи.

— Ты действительно не сердишься?

— Признаюсь, если этот бедняга лейтенант Халгейт был бы жив, я бы наградил его таким пинком под зад, что он улетел бы до самого Опорто[18]. Нет, я не сержусь. — Росс развернулся так, что Мег оказалась у него на коленях. — Мадам, вы, случайно, не заигрываете со мной? Среди бела дня, да к тому же мы еще не разделались с обедом.

— Ты хочешь подождать, пока мы не поженимся? — Сама эта мысль казалась мучительной. Мег извернулась и с тревогой посмотрела ему в глаза, по лицу Росса, к ее радости, стало ясно, что подобная мысль ему невыносима.

— Ждать придется никак не меньше месяца или полутора, правда? Я хочу, чтобы мы сыграли настоящую сельскую свадьбу, поэтому надо основательно все продумать. К тому же тебе стоит купить свадебное платье. Думаю, есть смысл воздержаться, правда?

Росс говорил так серьезно, что Мег на мгновение поверила. Но озорные искорки в глазах выдали его.

— Росс Брендон, ты очень шаловливый мужчина.

— Возможно, — признался он. Комната закачалась, когда он встал, держа Мег на руках. — А что, если нам немного пошалить вместе?

— Да, с удовольствием.

Странно, как Росс своим поведением заставил ее почувствовать себя женственной и хрупкой. Он понес ее вверх, ударился головой о низкую балку и выругался, когда стукнулся локтем о перила. Оба смеялись, когда Росс опустил ее на постель и пошел запирать дверь. Вернувшись, он уже не смеялся. Мег заметила в нем страсть, от которой напрягалось ее тело и пересохло в горле.

Росс разделся, не спуская с нее глаз. Мег сидела среди спутавшихся юбок, смотрела на него при свете вечернего солнца, пробивавшегося сквозь тонкие старые занавески из ситца.

— Когда тебя принесли на корабль и раздели, я делала все необходимое в такой ситуации. Ты был всего лишь очередным раненым мужчиной, у которого разорваны мышцы и кожа. Я хотела накрыть тебя простыней и невольно поймала себя на том, что разглядываю тебя. Причем я, к своему позору, возбудилась, видя столь прекрасное мужское тело. Мне стало стыдно за себя, но то, что я увидела, никак не выходило из памяти.

— А я запомнил изгибы твоего тела, его жар и гибкость, когда уложил тебя на койку. Это случилось вечером, когда ты лежала рядом со мной, — признался Росс. — Мег, разденься сама.

Она медленно и томно снимала один за другим предметы одежды, отбрасывала их в сторону до тех пор, пока на ней ничего не осталось. Она не без удовольствия заметила, какой эффект произвела на Росса. Оба смотрели друг на друга. В его лице сквозили страсть и нежность.

Она лежала тихо, вцепившись в лоскутное одеяло. Росс стал целовать ее лодыжки, продвигаясь к коленям, бедрам, влажной сердцевине, сгоравшей от страсти.