«Лучше бы мы не жили так вольготно, зато папа оставался бы прежним, – подумала Рита. – Ему почему-то кажется, что достаточно накричать погромче, потопать ногами, припугнуть – и все преисполнятся послушания! А к чему это приводит на деле? Мама, я, Шурка, Анна Осиповна – мы все боимся отца, стараемся ничего ему не рассказывать. Интересно, что это за секрет, на который уже не в первый раз намекает Тося?» Рита уже собралась было предложить родителям узнать у горничной правду, но тут снова заговорила Зоя:
– Как ты можешь требовать от дочери примерного поведения, если сам всегда поступаешь так, как захочет твоя правая нога! Ты запугал Шуру. Может быть, если бы Шура доверяла нам, делилась своими проблемами, мы вовремя остановили бы ее, когда она попала в эту свою компанию.
– Хорошо, – несколько нервно решил отец. – Значит, так – запретим ей выходить из дома одной. Отнимем у Шурки телефон, отрубим Интернет... Что еще? А пусть в университет и обратно ее возит Рита! Слышишь? – Он строго взглянул на старшую дочь. – Будешь отвечать за сестру!
– Хорошо, – ровным голосом ответила Рита.
– И не вздумай с ней стакнуться! А ты, Зоя, разузнай там насчет этого санатория, о котором говорила на днях... Да, и не давать Шурке никаких денег! Сыта, одета, за транспорт платить не надо! А без клубов и ресторанов перебьется! Так и скажи ей, Птичка.
– Может быть, ты сам... – начала было Зоя, но муж перебил ее:
– А я вернусь в офис. И так столько времени даром пропало! А через неделю у меня переговоры с японцами. Надо подготовиться.
Проводив Геннадия Ивановича, Рита и Зоя, не сговариваясь, направились в комнату Шуры. «Страдалица», чье личико едва виднелось из-под мокрого полотенца, тяжело похрапывая, дремала на кровати, а рядом, пригорюнившись, сидела на краешке кресла Тося. Увидев вошедших, горничная встрепенулась и проворно вскочила.
– Не обижайся на Геннадия Ивановича, Тосенька, – с порога заговорила Зоя Петровна. – Что, Шура заснула?
– Только что...
– Тем лучше! Вот что, Тося, меня встревожил твой рассказ о Шуриных похождениях... Пойдем-ка в мою спальню! Я хочу услышать обо всем еще раз, и поподробнее! Рита, ты ведь посидишь с сестрой?
– Конечно, мамочка. – Девушка, в глубине души не понимавшая, зачем дежурить возле забывшейся пьяным сном распустехи, тем не менее послушно кивнула.
– Вот и отлично, я знала, что могу положиться на тебя!
Мама ушла, уведя с собой Тосю, а Рита опустилась в еще теплое кресло и подперла голову рукой. Шура крепко спала, и ее лицо было детски-невинным; если бы не исходивший от Шуры слабый, но отчетливый запах перегара, можно было бы подумать, что девица просто вздремнула после обеда. Вскользь произнесенное отцом домашнее прозвище всколыхнуло в памяти Риты пласты, которые, казалось, были надежно погребены под грузом прошедших лет... Рита словно наяву увидела себя малышкой в поношенных джинсах – подарке маминой однокурсницы тети Лоры, сынишке которой они стали малы.
– Я похожа на Марину Влади? А? – самодовольно уточнила однажды у папы Рита.
– Забиваете ребенку голову невесть чем, – проворчала Анна Осиповна, которая уже тогда вела у до предела замотанных работой Шерстневых хозяйство.
– Да-а, ты у меня красавица, – засмеялся тогда папа, радуясь так редко выпадавшей возможности побыть с семьей. – А откуда ты знаешь о Марине Влади?
– А я к тебе в стол лазила, – без смущения призналась девочка. – Фотографии нашла, только мама их резать запретила. Пап, а почему шкаф, в котором ружья висят, всегда заперт?
– Так положено. А то ты захочешь что-нибудь отрезать, а ружье и выстрелит! – потрепал девочку по черным локонам папа.
– А ты возьмешь меня на охоту? А, пап?
– А зверюшек тебе не жалко будет убивать?
– Ты меня только возьми! Я буду стрелять понарошку, – заверила папу Рита.
– Чего выдумали! – возмутилась Анна Осиповна. – Тащить девочку в лес, в холодную палатку!
– Ничего, Ритуль, – пообещал папа. – Когда-нибудь я стану богатым, вот увидишь! И вместо одного киоска у меня будет много магазинов! Тогда я построю красивый и теплый охотничий домик, и мы все вместе поедем на охоту! Ты только не сгоняй Шурочку с качелей, когда Анна Осиповна с вами гуляет!
Рита грустно улыбнулась. Вот папа и добился своего: маленький киоск превратился в целую торговую сеть, появились и фабрики, которые производят товары для фирменных магазинов... Семья Шерстневых несколько раз меняла жилье, перебираясь во все более роскошные и просторные квартиры... Мама уже давно не работает... Шура, которая в те далекие времена еще не умела разговаривать, недоверчиво усмехается, когда ей рассказывают, что когда-то Шерстневы не могли позволить себе купить новый диван вместо сломанного, и мама с папой одно время на ночь стелили себе на пол спальный мешок... Куда же ушла та легкость отношений, которая царила в семье в те далекие годы? Почему самые близкие люди с азартом мучают себя и друг друга?
Недавно папа вспомнил о своей давней мечте: он, при поддержке Моткова и еще нескольких влиятельных пайщиков кондоминиума, предложил на общем собрании окончательно завладеть заповедным лесом и устроить в нем охотничий заказник. «Наконец-то у меня будет охотничий домик», – как мальчишка, радовался Шерстнев. Однако эта идея, которую некоторые обитатели кондоминиума с энтузиазмом поддержали, у других вызвала резкое неприятие. Среди недовольных были и Блиновы – родители Матвея. А жители Вербина, тревожась за судьбу леса, узнав о подобном проекте, окончательно ополчились на незваных соседей и принялись устраивать пикеты возле ворот и писать жалобы во все мыслимые инстанции. «Папино нежелание считаться с чужим мнением снова вызвало рознь». От этой мысли у Риты даже защемило сердце. Стараясь изменить ход своих мыслей, Рита сдавила пальцами виски и принялась повторять наизусть любимые стихи – обычный способ, которым девушка пользовалась, чтобы восстановить душевное равновесие. Впрочем, если бы ей было известно содержание разговора, который велся в это время этажом ниже, буквально у нее под ногами, вернуть Рите спокойствие не смогли бы ни Гумилев, ни Ахматова.
...Всякий, кто увидел бы в этот момент Зою Петровну, мгновенно догадался бы, от кого Рита унаследовала манеру в минуты тяжелых переживаний держаться за виски тонкими пальцами. Именно в такой позе Зоя сидела сейчас в кресле; однако неподдельное страдание, отражавшееся на ее все еще красивом, холеном лице, было гораздо глубже огорчения Риты. Анна Осиповна смотрела на свою хозяйку с искренним сочувствием; на лице женщины ясно читалось, что она много отдала бы за то, чтобы сообщенные Тосей сведения оказались неудачным розыгрышем. Однако обе, и хозяйка и домоправительница, понимали, что это не так – уж слишком ясными были доказательства! Да и Тося, только что закончившая свой печальный рассказ, стояла перед двумя женщинами с таким видом, будто героиней отвратительных приключений была не хозяйская дочь, а она сама.
– Я могу идти, Зоя Петровна? – наконец прервала горничная повисшее в комнате тяжелое молчание.
– Если это все... – с невольным страхом проговорила Зоя.
– Да примеров-то сколько угодно, – неохотно призналась Тося. – Вон, когда вы на прошлой неделе уезжали на два дня, Александра Геннадьевна тут же и закатилась куда-то... Вернулась прямо перед вами, опухшая вся...
– Ужас какой. – Голос Зои сорвался.
– Ладно тебе, иди уж, – вздохнула Анна Осиповна.
– Значит, всему дому уже известно то, о чем мать узнаёт последней... – с болью уточнила Зоя Петровна, когда они остались одни. – Анечка, почему же все это скрывали, не сообщили?
– Да потому, что вы ведь сами знаете – ни одно решение в этом доме не принимается помимо Геннадия Ивановича, – мрачно откликнулась Анна Осиповна.
– Да, вы правы, – огорченно вздохнула Зоя.
– Вот я и говорю, – разгорячилась домоправительница. – Услышь он, что Александру таскает по клубам и спаивает не кто иной, как его обожаемый Матвей Андреич... Да разве он поверит? Ноги оторвет тому, кто это скажет!
– Да, Геночка стал очень негибким в своих суждениях о людях, – уныло подтвердила Зоя. – Если решит, что человек хорош или плох, – все, уже ничто не изменит этого мнения! Что же делать, что же мне делать?
– Ну вы не убивайтесь уж так-то, – осторожно притронулась к руке хозяйки Анна. – Ведь, что ни говори, Александре-то Геннадий Иванович не верит ни на грош! Еще с той поры, когда она в прошлом году сказала, что поедет ночевать к этой ее подружке, Носковой, а сама болталась где-то трое суток... Помните?