Мария Беседина - Расколдованный круг

Рита со смешанным чувством испуга и любопытства смотрела в направлении, указанном Леной, – девушке не верилось, что кто-то из вербинцев мог задумать злое дело. И там в толпе Рита разглядела прячущегося за спинами пикетчиков полноватого человека, показавшегося ей знакомым. Присмотревшись получше, Рита так и ахнула – это был Джек!

– Куда ты лыбишься, зубрилка? – Шура больно дернула Риту за волосы.

– Александра Геннадьевна! Что это вы! – укоризненно воскликнула Лена.

– Прекратить драться, – механически отреагировал Дима, сильно и, очевидно, болезненно сжимая руку Шуры.

– Да-а, а ей почему драться можно? – плаксиво завела девица.

– Эй, красавица! – послышался голос из-за решетки. – Все кошек буржуйских обслуживаешь? Ну привет, привет!

Рита недоуменно уставилась на махавшую ей женщину средних лет.

– Это вы мне?

– А кому ж? Не узнала меня, что ли? Люба я! Помнишь? У «святого ключа» виделись...

– Да что же это такое! Ночевать мне в саду по вашей милости, что ли! – Из глубины розария к стоявшим у решетки быстро шла расстроенная Зинаида Степановна. – Лена! Хватит глазеть!

Покраснев, Лена быстро выхватила из рук Риты заметно уязвленного подобным обращением кота.

– Сейчас, Зинаида Степановна, я только на минутку...

– Вам тоже лучше уйти. Посмотрели – и хватит, – строго заметил своим подопечным Дима.

– Да, Ритка! Передохнула – и вперед! – иронически подхватила Шура.

Все оставшееся время прогулки девица была как-то необычно возбуждена, то и дело заливалась хохотом, а потом сразу впадала в уныние. Глядя на то, как Шура, словно не находя себе места, егозит по скамейке, на которую усадил сестер Дима, Рита с горечью подумала: «Неужели Шурка настолько втянулась в пьянство, что оно уже затронуло ее личность? Такое поведение явно ненормально!» Девушка ощущала, что нервность сестры постепенно начинает передаваться ей самой; впрочем, Рита не могла не признать, что бездеятельное сидение на одном месте действительно невыносимо. «Жаль, что я не догадалась взять с собой книгу...»

Уверенно ступая по красному гравию дорожки, к скамейке приблизился чернявый парень в форме охранника.

– Прикинь, Дим, – с ходу начал он, – мы было хотели проверить того мужика со стволом... Ну о котором ты сигнализировал!

– И чего? – моментально встрепенулся Дима.

– Да дерганый он какой-то... Вообще подозрительный тип! Увидел, что Коляныч к нему подходит, – сразу занервничал, попытался смыться...

– Коляныч его задержал? – поинтересовался здоровяк; его коллега скорчил гримасу:

– Не-е... Местным-то он, видать, тоже не понравился. Пока Коляныч пикет обходил, взяли они этого толстого под локотки: кто да что? А он такую истерику устроил! Как баба: «Не трогайте меня!»

– Че ты треплешься? Что в итоге? – требовательно уточнил Дима.

– Они его в милицию сдали на предмет выяснения личности.

– Подозрительный тип.

– Да уж! Сценарий известный: бывает, что конкуренты посылают такого субъекта, чтобы он устроил заварушку, да и пальнул под шумок...

– Имеешь в виду, в одного из жильцов? – обеспокоился Дима. – Зря Коляныч его не прижал!

– Плохо о шефе думаешь! Пошлет в милицию запрос – все и разъяснится.

Рита с напряженным любопытством прислушивалась к диалогу; в душе девушки зародилось и окрепло подозрение, настолько чудовищное, что Рита боялась сформулировать его даже мысленно.

– А ты, выходит, отгулом наслаждаешься? – продолжал между тем чернявый.

– Да вот подработку нашел. Сам понимаешь, копейка лишней не бывает!

– Да-а, прибавление в семье – дело недешевое! – согласился чернявый. – Что ультразвук-то показал? Мальчик или...

Не дослушав, Дима резко обернулся и, нырнув в окружавшие дорожку заросли роз, выволок оттуда упирающуюся Шуру.

– Че тебе надо, дебил? – извиваясь в тщетной попытке высвободиться, завопила девица.

– Геннадий Иванович приказал следить, чтобы вы не дымили.

– Отстань, дурак, мне успокоиться нужно! Ай... куда руку суешь? Нет, отдай сигареты, отдай! Это мои!

– Хорошая подработка, не соскучишься, – иронически хмыкнул чернявый; Дима выглядел раздосадованным.

– Все, марш в дом! – сердито скомандовал он, рывком поднимая ни в чем не повинную Риту.

– Дима, а не могу ли я поговорить с вашим начальником, этим Колянычем? – начала девушка, совершенно не обратившая внимания на подобную бесцеремонность – так поглощено было ее сознание завладевшей мыслью.

– Пожаловаться решили? – усмехнулся упорно воспринимавший девушку в самом неблагоприятном для нее свете Дима. – Не поможет!

Зато Шура, казалось, поняла намерения сестры как надо – глаза девицы загорелись нехорошим огнем.

– Заложить нас хочешь? – ткнув Риту в бок остреньким кулачком, зашипела она. – Жить надоело?

Дима уже гнал их по дорожке по направлению к дому, навстречу все чаще попадались люди, и Рите приходилось говорить шепотом.

– Шура, ты что, не понимаешь, что ваш с Матвеем замысел – настоящее преступление? Как легко ты распоряжаешься чужими жизнями!

– Не тебе меня учить!

– Шура, – снова и снова пыталась Рита образумить сестру, – но ведь это же твой отец! Родной отец, понимаешь?

– Вот именно, – неожиданно легко согласилась Шура. – А я вся в него! Он как нам твердит: «В борьбе все средства хороши!»

– Да ведь папа вовсе не такой, это он переносит в семью то, чему научился в бизнесе! – настаивала Рита. – Разве ты не помнишь, как мы с ним гуляли в сквере, когда были маленькими? Помнишь, как он придумал для нас сказку про волшебного ежа и...

– Ничего я не помню, – хмыкнула Шура. – Еж, надо же! Наш папаня и сказка – вещи с разных полюсов! Это ты, дурища, сама для себя придумала сказочку про доброго папочку. До того зафантазировалась, что поверила в собственные выдумки. А жизнь, зубрилка, куда как проще. Да и страшнее!

Внезапно Рите открылась истина, все эти годы, в сущности, лежавшая на поверхности: Шура просто не помнит то время, когда семья Шерстневых была среднестатистической «ячейкой общества»! Шерстнев – заботливый отец, катающий в редкие выходные дочек на санках, Шерстнев – мечтатель, азартно делящийся с близкими планами каких-то будущих охотничьих экспедиций, – все эти картины находились вне пределов ее памяти! Тогда Шура была слишком мала, чтобы события из жизни взрослых успели оставить след в ее сердце. А вот отца, злобно радующегося неприятностям конкурентов, отца, срывающего злость от сорвавшейся сделки на безответной прислуге, отца, с тигриной жадностью отнимающего у заповедника кусок земли под собственную застройку, Шура видела каждый день в течение многих лет. Таким она и воспринимает Шерстнева, поневоле приучилась считать подобное поведение нормальным. «Мама столько раз пыталась научить Шуру добру, но все было напрасно, – сформулировала Рита. – А ведь ее основная ошибка, да и моя, пожалуй, заключалась в том, что нам казалось, будто Шура должна сама соображать, что хорошо, а что плохо. Так оно, в сущности, и есть, только вот, похоже, черное и белое в сознании Шурки поменялись местами! Поэтому ей так трудно общаться с нормальными людьми, поэтому она вечно недовольна собой и окружающими! Можно ли жить, когда твой мир перевернулся с ног на голову?»

Рита давно усвоила, что Анна Осиповна ворчит всегда – что бы ни случилось в доме, доброе или худое, женщина не могла удержаться от комментариев. Иногда к словам домоправительницы прислушивались, но чаще всего привычно пропускали их мимо ушей, воспринимая как звуковой фон. Увидев вернувшихся с «прогулки» сестер, Анна Осиповна кинулась кормить девушек обедом, бурча себе под нос:

– Что, достукались, негодницы! Как собачек выводят... Иди, Димочка, поешь, я там на кухне тебе накрыла... Садитесь, девочки, аппетит небось нагуляли!

– Разве мама и папа еще не вернулись? – придвигая к себе чашку с золотистым бульоном, уточнила Рита.

– Задерживаются... Да ведь с канала имени Москвы через весь город ехать надо – может, заглянули куда... Странно, Геннадий Иванович обычно предупреждает, если дома обедать не намерен. Шурка, что ж ты лезешь в общее блюдо пальцами! Вот же вилочка лежит.

– Рот закрой, жаба старая, – неприятным голосом возразила Шура, хладнокровно продолжая копаться в салате. Несмотря на то что вежливости от девицы уже давно ожидать не приходилось, подобное она себе позволила впервые. Анна Осиповна так и замерла с открытым ртом.