Последние слова, казалось, вырвались у Матвея из самой глубины души.
– Почему же ты не скажешь Андрею Николаевичу об этом? – удивилась Рита. – Разве это не проще, чем превращать жизнь свою и окружающих в дешевый детектив?
– Потому что мой папаша – человек положительный, – усмехнулся Матвей. – Ему подавай то, что можно пощупать руками, оценить в твердой валюте... А экспедиция – это прежде всего финансовый риск. Ты что, сама не понимаешь? Да и не допустит он, чтобы я так надолго ускользнул из его поля зрения... Черт, о чем мы спорим! Разве ты можешь понять, как это тяжело, когда на тебя все время давят! Ну виноват я, что хотел тебя закадрить, ну прости! Но это только от отчаяния, поверь. А вообще я к тебе очень хорошо отношусь, правда-правда! Вот хочешь, сделаю для тебя что-нибудь?
– Собственно, я потому и пришла, что хотела попросить тебя о помощи! – обрадованно воскликнула Рита.
...Несмотря на все жалобы Матвея на то, что родители не дают ему воли, Блиновы не сказали ни слова, когда Рита увела молодого человека с собой. Мария Семеновна, очевидно, считала, что все, что необходимо в данной ситуации, она уже сказала и Рита предупреждена, а Андрей Николаевич, скорее всего, не хотел устраивать семейное разбирательство при посторонних. Рита и Матвей спустились в вестибюль здания и перешли в другое крыло, где располагалась квартира Шерстневых.
– Ты просто испугалась людей, ведущих себя естественно, – болтал по дороге Матвей. – Ну да, не все соблюдают занудные правила этикета... ну и что с того? Кто вообще их выдумал, эти правила?
Однако, увидев разгром в квартире соседей, Матвей начал понемногу сбавлять обороты, и на его порочно-красивом лице появилось выражение некоторой озадаченности.
– Что это они тут вытворяли? – пробормотал он.
Некоторые участники попойки уже продрали глаза от тяжелого сна и теперь, еле волоча ноги, бродили по квартире в поисках так необходимой им сейчас воды. Другие еще валялись на диванах, в креслах и просто на полу. Шуру Рита и Матвей обнаружили сладко спящей в объятиях какого-то длинноволосого парня. Моментально взбеленившись, Матвей пнул «соперника» носком ботинка под ребра и, игнорируя возмущенные вопли столь грубо разбуженного донжуана, грубо вырвал вяло сопротивлявшуюся Шуру из его объятий.
– Кто это? Ты, Вадька? – бурчала девица; Матвей, оскалившись от злости, закатил своей возлюбленной оглушительную пощечину.
– Ты с ума сошел! – попыталась остановить его Рита. – Посмотри, ей же и так плохо!
– Вот сволочь... – Матвей приправил это определение нецензурной бранью. – Алкашка чертова! Ни на секунду нельзя одну оставить! Блин! Ну что у меня за жизнь!
Не вступая с ним в бесполезный спор, Рита с усилием поставила сестру на ноги и, обхватив за плечи, повела умываться. Матвей направился следом с таким видом, будто обе девушки только что разбили его веру в человечество. В санузле для гостей Рита принялась умывать Шуру, а Матвей, усевшись на клеенчатый стульчик перед трюмо, принялся изливать душу:
– Просто поразительно! У всех, кто меня окружает, исключительно потребительское отношение к ближним! Я, можно сказать, подарил тебе всего себя, – претенциозно обратился он ко все еще плохо соображавшей Шуре, – а ты готова променять меня на первого встречного!
– А я д-думала, что это ты-ы... – заплетающимся языком пояснила свои действия Шура.
– Думала она! Скажи лучше, что ты просто используешь меня... воспринимаешь как средство, с помощью которого надеешься освободиться от родителей!
– И сестры, не забывай. – Шура оттолкнула руки Риты и попыталась самостоятельно плеснуть себе в лицо воду. – А я тебе нужна только из-за денег!
– Сучка!
– Альфонс!
– Похоже, вы и впрямь стоите друг друга, – заметила Рита. Девушка не знала, плакать ей или смеяться при виде этой парочки, отвратительной и одновременно комичной. «Любовная сцена» между тем разгоралась, словно костер, в который плеснули керосина.
– Как ты смела разбалтывать Ритке о наших планах! – наступал на Шуру Матвей.
Девица, машинально продолжая растирать по лицу воду, не оставалась в долгу:
– А ты ее трахнуть хотел! Да не вышло! Вот чего ты стоишь, тебе даже старые девы не дают!
– С такой взаимоподдержкой только в экспедицию и отправляться, – иронически прокомментировала Рита.
– В экспедицию? Откуда ты знаешь? – моментально встрепенулась Шура.
– Ну я ей сказал, – надменно вскинул голову Матвей.
– А разве ты сам не говорил, что экспедиция – наша общая тайна? Ты спросил у меня разрешения, прежде чем махать языком?
– А чем ты думала, когда хвасталась Ритке тем, как мы собрались угондошить вашего папашу?
– Ты ори, ори громче! – хладнокровно парировала Шура. – Чтобы все, кто сейчас в доме, хорошенько услышали. Между прочим, ты тоже трепался об этом с Димой. А уж ему-то ничего не стоит заявить. Охранник – тот же мент.
– Ах, так ты еще и умничаешь? – Матвей надвинулся было на свою не в меру оживившуюся возлюбленную с кулаками, но тут Шура болезненно вскрикнула и, зажимая ладонью правый глаз, нагнулась над раковиной, выискивая что-то. Ее паника была столь непритворна, что даже Матвей не мог не понять этого.
– Что случилось-то? – уже гораздо более спокойно поинтересовался он.
– Линза вылетела... Как жалко... Только вчера купила! Думала, хоть на неделю-то хватит...
– Между прочим, даже одноразовые линзы не следует носить непрерывно, это вредно для глаз, – вспомнила Рита свои дискуссии на эту тему с Таней Прохиной.
– Да-а, а продавец уверял, что их можно таскать неделю, не снимая, – плаксиво пожаловалась Шура.
– Им лишь бы продать, – обеспокоился Матвей.
– То-то у меня глаза щиплет, – продолжала жаловаться Шура. – Я хотела осторожно потереть, а линза, гадость такая, выпала! Наверное, ее водой смыло. Как жалко, блин...
– А ну-ка покажи мне свои глаза. – Рита, преодолевая отвращение, вызванное исходившим от сестры запахом, наклонилась к скукоженному личику Шуры и внимательно осмотрела ее покрасневшие, воспаленные глаза в кольцах размазанного макияжа. Не нужно было иметь медицинское образование, чтобы сообразить, что дело обстоит по меньшей мере неважно.
Как ни странно, все поступки Шуры в последнее время не усилили в душе Риты зародившуюся было в последнее время неприязнь к сестре – наоборот, девушка ощущала теперь по отношению к этой недотепе настоящую жалость! Все пакости, которые творила у нее на глазах Шура, Рита считала чем-то вроде симптомов тяжелого заболевания, терзавшего сейчас не столько тело и даже душу Шуры – по мнению Риты, у сестры пострадало что-то неощутимое и не определяемое словами, но тем не менее имеющегося у каждого человека. Какая-то таинственная составляющая личности... Правда, сама Шура, возможно под влиянием своего таинственного недуга, воспринимала безответность и заботливость сестры как нечто само собой разумеющееся; более того, девица, очевидно, полагала, что подобная терпимость вызвана почтительным трепетом перед ее замечательной особой, и реагировала соответствующе – неблагодарностью и хамством. Вот и сейчас Шура грубо оттолкнула лицо склонившейся над ней старшей сестры:
– Куда лезешь, зубрилка! Без тебя плохо. О-о, и голова болит... Матюша, принеси мне, пожалуйста, виски... хоть полстаканчика. – Голос девицы стал жалостным.
Но Матвей не спешил выполнять просьбу Шуры.
– У тех, кто опохмеляется по утрам, начинается запой! – изрек он с видом профессора, излагающего профанам устройство Вселенной.
– Запой – это у алкоголиков. Я что, по-твоему, пьющая? – От обиды Шура, казалось, забыла на миг о своих страданиях. Однако физиология брала свое, и вскоре девица, издавая отвратительные звуки, склонилась над биде... Наблюдать подобную мерзость было свыше сил Риты, и девушка, выйдя из санузла, в изнеможении прислонилась к стене. Вскоре к ней присоединился Матвей; искоса поглядев на омраченное лицо молодого человека, Рита увидела, что на нем написано искреннее огорчение.
– Черт! Ну что же делать!
– Как Шура?
– Плохо... Ты сама, что ли, не слышишь?
К Рите и Матвею подошла Анна Осиповна.
– С добрым утром, Риточка! Здравствуйте, Матвей Андреевич, – неизмеримо более сухо кивнула она Матвею. – Кофе готов. Не хотите позавтракать?
– Спасибо, нет, – проговорила Рита. – Анна Осиповна, Шуре, по-моему, плохо... но от моей помощи она отказывается.
– И от моей, – подал голос Матвей.