– Фартук надень, – посоветовала внимательно наблюдавшая за девушкой Люба. – А то замараешься вконец. Правда, платье у тебя не ахти, но другого-то, похоже, нет?
«Не ахти?» Ну надо же! Рита чуть было не выдала себя, сообщив матери Виктора, сколько на самом деле стоит этот простенький на первый взгляд туалет, но сдержалась. Роль Золушки начинала забавлять девушку. Люба, не ведая, какие мысли роятся в голове Риты, сняла с ее плеч ажурный шарфик и сама повязала девушке пестрый фартук:
– Вот так-то лучше!
Нет, Павел Ильич не зря предупреждал Риту, что, пользуясь ножом, можно порезаться! К счастью, царапина оказалась неглубокой, и, пососав пострадавший палец, Рита с новым энтузиазмом принялась за дело. Через некоторое время девушка очистила и помыла достаточное, по ее мнению, количество морковки и натерла ее на терке. Вот чистить репчатый лук оказалось гораздо более трудным делом: слезы так и катились градом по щекам Риты, застилая зрение, и девушка едва не порезалась снова. Потом наступила очередь следующего ингредиента.
– Мне нужны крутые яйца, – обратилась Рита к Любе.
– Яйца вон, – кивнула та на холодильник. – От своих курочек! А сварить их ты и сама сможешь!
Рита выбрала подходящую по размеру кастрюльку, положила в нее четыре яйца, налила воды, поставила на плиту и повернула вентиль. К удивлению девушки, Люба, до сих пор с интересом следившая за происходящим, удобно сидя на стуле, внезапно сорвалась с места и, подскочив к плите так проворно, что едва не сбила Риту с ног, тут же этот вентиль закрутила.
– Дуреха, это же газовая плита!
Рита с недоумением смотрела, как не на шутку разволновавшаяся Люба открывает пошире форточку и машет полотенцем, словно разгоняя что-то.
– Наверное, у вас дома электрическая стояла? – сделала вывод Люба. – Овца! В твоем возрасте уже знать следует: поворачиваем вентиль и тут же подносим спичку... вот так, видишь? Небось у вас дома всегда мама готовила? Ну ставь теперь свои яйца.
То, как Рита обдала сварившиеся яйца холодной водой, очистила и порезала, нареканий у Любы не вызвало. В те моменты, когда девушка, по мнению матери Виктора, совершала правильные действия, Люба одобрительно кивала головой, явно радуясь тому, что Рита успешно проходит положенное ей испытание; когда же девушка совершала ошибки, весь вид Любы выражал искреннее огорчение.
– Морковка, яйца, лук. Что еще? – спросила Люба.
– Еще... такая колбаса, называется «Докторская». У вас есть?
– Не очень-то я люблю покупные колбасы, – проворчала Люба. – Отварное мясо подойдет?
– Не знаю... Да, наверное.
Рита добавила в салат сероватое мясо и заправила получившуюся смесь майонезом.
– Это салат? – подозрительно присмотрелась Люба к явно незнакомому ей кушанью.
– Конечно. А что же еще, по-вашему? – с некоторой обидой отозвалась Рита, не слишком довольная тем, как прохладно воспринимает эта женщина ее кулинарные успехи.
– Бедновато как-то, – пожала плечами Люба. – Сама рецепт выдумала?
– Мама готовит его для гостей, – с вызовом ответила Рита.
– Ну бедность не порок, конечно... – Люба осторожно зачерпнула кушанье ложкой и попробовала. – А знаешь, ничего! Просто вкусно! К такому салату хорошо бы еще картошечки. Давай вместе почистим.
Очищенную картошку варить не стали, залили водой и оставили дожидаться прихода Виктора.
– Пойдем, я тебе своих курочек покажу, – предложила Люба.
Куры обитали в расположенном позади дома аккуратном сарайчике. Завидев хозяйку, предприимчивые птицы, опровергая расхожие слухи о своей глупости, с радостным кудахтаньем высыпали из своего жилища и принялись сновать у Любы и Риты под ногами. Время от времени то одна, то другая особо предприимчивая хохлатка дергала Любу за подол.
– Знают, кто их кормит, – засмеялась женщина. – Гляди, Рита, вон те белые – это леггорны. А вот эти рыженькие, ты не думай, тоже породистые!
На этих словах из глубины курятника с важным квохтаньем вышел огромный, рыже-черный петух. Рита никогда не думала, что петухи бывают такими громадными – он достигал девушке почти до пояса. Девушка невольно залюбовалась гордым красавцем, но, к сожалению, симпатия не оказалась взаимной. Вид Риты почему-то привел петуха в страшное негодование, и он, подскочив к девушке, клюнул бы ее, не успей Рита отскочить в сторону.
– Петька, что ты себе позволяешь? – сердито крикнула Люба, ловко хватая забияку под крылья. – А ну пошел к себе на насест!
В агрессивном поведении птицы не было ничего обидного, и все-таки Рита почувствовала, как дрожат у нее губы. Ведь всего несколько недель назад ее жизнь была такой спокойной, упорядоченной, мирной! Мама и Анна Осиповна не могли надышаться на Риточку, папа сдержанно одобрял ее успехи в учебе и примерное поведение... Немногочисленные подруги смотрели на Риту с уважением, прислушивались к ее мнению. И вдруг все словно покатилось под откос. С чего же все началось? Почему-то Рите припомнился буянящий на автостоянке Джек. Это происшествие будто бы отомкнуло целый ящик с неприятностями, нелепыми и страшными недоразумениями, которые случались теперь все чаще и чаще... Разумеется, Рита понимала, что авария, в которую попал Геннадий Иванович, травма, которую по глупости нанесла себе Шура, разлад в семье и многое другое не могли иметь прямой связи с тем происшествием, но неожиданно девушка чуть ли не пожалела о своем «заколдованном круге».
Люба истолковала задумчивость девушки как испуг.
– Ах я, глупая! И не сообразила, что городским наша живность иной раз в диковинку кажется, – принялась она сокрушаться. – Да еще когда такой вот Петька попадается... Он у нас и правда драчун. Ты не думай, он против тебя ничего не имеет, просто охраняет свои владения.
– Да разве может петух симпатизировать или не симпатизировать человеку? – удивилась Рита.
– А как же! Вот, например, Петька у нас знаешь какой умный! Все понимает, не хуже собаки. Это ведь только говорят так: мол, курица не птица. Вот Женюру Петька терпеть не может! Один раз этот оболтус влез к нам во двор, когда дома никого не было, а Петька давай его гонять! Не поверишь, все штаны порвал!
– Женюра действительно душевнобольной? – спросила Рита.
– С чего ты взяла? Обыкновенный лоботряс.
– Ну как же, он ведь сказал Виктору, что состоит на учете...
– Ну и состоит. Что же ты думаешь? В наркологическом диспансере. Пьяница он. Сейчас принято говорить, что это болезнь. А вот по-моему – простая распущенность. Пусть бы Витька попробовал этим баловаться! Руки-ноги бы поотрывала. Да он у меня парень дельный, ему некогда жизнь на глупости тратить...
Рита только вздохнула. Приходилось ли этой Любе видеть, как близкий ей человек, словно под влиянием какой-то злобной ворожбы, превращается в чудовище, черствеет сердцем и делается безобразным внешне? Конечно, доля его собственной вины есть всегда, с этим не поспоришь... Но если алкоголик действительно не в силах взять себя в руки?..
От тяжелых раздумий Риту отвлек подчеркнуто бодрый голос Любы:
– Ну чего ты пригорюнилась? Видно, жизнь у тебя тяжелая была! О чем речь ни зайдет, ты сразу задумываешься, грустнеешь... Не горюй, Рита, все наладится! Пойдем вот на огород, полоть! За работой обо всем забудешь.
– Я не умею, – безнадежно сказала Рита.
– Да я понимаю, ты ведь городская. Ну не беда, наука нехитрая.
К удивлению Любы и самой Риты, работа в огороде действительно далась девушке легко. «Вот, оказывается, для чего я все эти годы занималась спортом, – усмехалась про себя Рита. – Чтобы однажды не ударить лицом в грязь... Или в огород?» Но как бы то ни было Люба осталась более чем довольна успехами девушки. Вот только, к сожалению, женщине не пришло в голову предложить своей невольной помощнице надеть перчатки. Люба и сама обходилась без них. Вернувшись в дом, Рита с огорчением принялась рассматривать свои перепачканные, с грязью под ногтями руки. Многочисленные царапины неприятно саднили. Платье Риты, как ни старалась она подбирать его во время работы, превратилось в настоящую грязную тряпку.
– Не жалей ты о нем, – заметила Люба, увидевшая, как Рита пытается оттереть одно из пятен с подола. – Старомодное, да и пошито плохо! Вон нитки висят по всем швам! Я тебе подарю другое, импортное! И не Китай какой-нибудь, а настоящий «маде ин»! В секонд-хенде купила, еще не надевала ни разу.
Рита была настолько потрясена подобным щедрым предложением, что даже не нашла в себе сил отказаться; впрочем, бело-голубое платье уже действительно никуда не годилось... Люба с удовольствием осмотрела девушку, наряженную в трикотажное красно-белое платье, обильно усеянное блестками; «роскошь» наряда несколько портило то, что на нем сохранились не все пайетки, пришитые по замыслу неведомого модельера. Саму Любу эта мелочь нисколько не смущала.