Скарлетт Эдвардс - Раскрепощение

Он смеется.

- Это то, чему я должен был научиться.

Думаю, благодаря тому, что рассказал мне Чарльз, все, что Джереми не знает, а я знаю, у меня сложилась более полная картина Джереми Стоунхарта, как мальчика.

- Но это не то, о чем я хочу тебе рассказать. Дело не в моей борьбе. А ее. Кроме того..., - он делает паузу, чтобы налить себе виски. - ...я пережил гораздо намного хуже в подростковом возрасте.

Опять этот намек. Одно лишь упоминание о том, что что-то пошло не так до того, как он стал мужчиной. Он говорил об этом однажды, когда предупреждал меня о подавлении чувств, которые я испытываю, тогда у столба. С тех пор это было в моем сознании как нечто очень важное для того, кем он стал как человек. Я хочу спросить его об этом. Я собираюсь спросить его об этом. Но не сейчас. Самое лучшее, что я могу сделать, это просто выслушать.

- Этот дом хранит хорошие воспоминания, - говорит он. - И плохие. Именно здесь я впервые стал свидетелем жестокого обращения отца с матерью. Я слышал, как он кричал сквозь стены. Это напугало меня. Когда мой отец кричал, это означало, что он был действительно зол. Никто не знал, что он может сделать в таком состоянии. Думаю, он получал удовольствие, причиняя боль живым существам. Он передал эту черту моим братьям. Но, в отличие от них, и несмотря на то, что ты могла бы подумать, меня это не коснулось. Иногда такие вещи...

Губы Джереми дергаются.

- …необходимы. К сожалению, это так. Не пойми меня неправильно, Лилли. Я прекрасно понимаю, что я сделал. Но если вместо меня ты оказалась в руках одного из моих старших братьев или Хью..., - его голос становится серьезным. - ...тебя бы сейчас не было в живых.

Я понимаю, насколько тяжелой была моя ситуация.

- Не вызывает ли у тебя дискомфорта та легкость, с которой я говорю о таких вещах? - спрашивает Джереми.

Его глаза снова приобрели глубокое, изучающее, пронизывающее качество. Я качаю головой, чуть грубо.

- Нет, - говорю я.

Затем я кусаю губу и признаюсь:

- По крайней мере, не очень. Больше нет. Я жду этого от тебя, Джереми. Я знаю, что ты пытаешься поменять тему.

- Умная, - размышляет Джереми. - Умная, как всегда. Это хорошо. Я рад. Это упрощает вещи на будущее. Так или иначе.  У нас с отцом долгие, запутанные отношения. Я обладаю абсолютной властью над ним. Так я знаю, что он верен мне. Наши роли поменялись местами. Как я уже говорил, я бы не стал тратить его разум впустую. Но я использую его сейчас только потому, что он у меня на коротком поводке. Я говорю тебе это не для того, чтобы останавливаться на том, что происходит в настоящем, а для того, чтобы дать тебе небольшое понимание моего прошлого. Ты говорила, что хочешь этого, много раз. Я делюсь с тобой вещами, о которых не говорил ни единой душе.

- Я знаю, - мягко говорю я. - Спасибо тебе за это, Джереми.

Он кивает.

- Я слышал, как он кричал прямо через эти стены.

Джереми указывает на потолок.

- Над этой самой комнатой, из кабинета на втором этаже. Потом я услышал крик, крик моей матери и громкий грохот. Я помчался к ней. Меня не пускали в кабинет отца. Но я все равно прорвался к двери. И там я увидел кое-что, что запомнил на всю жизнь. Моя мать лежала на полу. Одна сторона ее лица сильно опухла. Винный шкаф был перевернут, когда она упала. Несколько бутылок разбились, залив богатый ковер вином, красным, как кровь. Там были мои братья. Они оба стояли позади отца, тихо смеясь над женщиной на полу. Смеясь над собственной матерью. Они конечно же не осмелились бы на это без разрешения отца. И поскольку он не остановил их, он давал им право на это. Тогда я впервые почувствовал настоящую ненависть. Однако, увидев меня, казалось, восстановило силы у матери. Возможно, все это было притворством. Мой отец отвернулся и движением руки попросил выйти братьев из комнаты. Он не смотрел ни на меня, ни на мою мать. Я подбежал к ней. Когда я подошел к ней, она уже поднялась. Она взяла меня за руку и вывела из комнаты царственной походкой, как подабает любой королеве. Она отвела меня на чердак - в единственное место, которое мы делили в этом доме, единственное место, которое было только ее и частично моим. Там она сказала мне, что я не должен позволять тому, что я видел, влиять на мое впечатление о моих братьях или отце. Она сказала, что поскользнулась, вот и все. Затем она поцеловала меня и крепко обняла. Я был достаточно взрослым, чтобы понять, что это неправда. Я был достаточно умен, чтобы оценить, что на самом деле произошло, как и любой мальчик, который любил свою мать. Я не задавал ей вопросов. Как я мог? С этого момента это стало нашей маленькой фантазией. Ложь, которую мы говорили друг другу, чтобы защитить себя от самой суровой правды. Это был не первый раз, когда отец бил ее. Но и не последний. Это произошло снова только через несколько дней в схожей манере. Я начал понимать, что, когда моя мать оставалась в своих комнатах и ​​уходила от нас, говорив, что у нее мигрень или что она хотела провести время со своими книгами, таким образом она скрывала признаки насилия отца. Она была одна в мире. Ее сыновья бросили ее, достаточно взрослые, чтобы увидеть, что происходит, по крайней мере. Ее муж был чудовищем.      Нет.

Джереми качает головой.

- Нет, не так. Хью никогда не был чудовищем. Это я был чудовищем. Я стал чудовищем, когда обращался так с тобой. Хью был просто...злым. Отец не мог быть чудовищем, потому что он никогда не обладал физическими чертами, чтобы запугать её. Возможно, то, что он сделал с матерью, было его способом добиться своего господства.

Джереми замолкает. Его глаза темнеют.

- Может быть..., - говорит он. - Мы с ним похожи больше, чем я думал.

Я не знаю, что сказать. Могу ли я убедить его, что он не похож на отца? Не могу. Это правда: есть много параллелей между двумя мужчинами. Но потом я заметила одну потрясающую разницу.

- Ты любил свою мать, - говорю я. - Как и она тебя. Не думаю, что это можно сказать о Хью.

Джереми выглядит удивленным. Затем его взгляд снова теплеет.

- Ты права, - говорит он. - Да, Лилли. Ты абсолютно права.

Он улыбается.

- Спасибо, что напомнила.

- Думаю, ты более достоен этой похвалы, - говорю я, несмотря на чувство самодовольного удовлетворения, услышав его слова. - Ты заслуживаешь благодарности за то, что поделился этим со мной. Я ничего не делала.

- Ты - недостающая часть, - говорит Джереми. Он пристально смотрит на меня, изучает, как будто видит меня в новом свете. - Ты делаешь все это возможным. Я бы никогда не вернулся к этим воспоминаниям, если бы не ты.

- Ну, по крайней мере, я рада, что гожусь хоть для чего-то, - говорю я, наполовину шутя.

Джереми улыбается.

- Ты годишься для гораздо большего, чем это. Но вернемся к истории. В тот день, когда я наткнулся на свою мать на полу кабинета отца, я стал ее единственным другом, с которым она могла поговорить. Хотя мы никогда не говорили о том, что произошло между ней и Хью, даже когда я был постарше, мы разделяли своего рода скрытое понимание того, что делать после этого. Я приходил к ней. Она читала мне книги. Это было не просто отвлечение, это стало ее способом справляться с болью. Это сблизило нас. У нас была особенная  связь. Мои братья были любимчиками отца, а я был ее. У меня не было другого пути. Конечно, возможно, часть любви, которую она испытывала ко мне, была вызвана потерей других ее сыновей. Мой отец был ответственным за это, хотя по какой причине, я до сих пор не знаю. Вот так, Лилли. Это то, кем она была. Вот почему она была важна для меня. Эти вещи..., - Джереми закрывает глаза. - ...Я и подумать не мог, что когда-нибудь заговорю о них с другим человеком. Все это было так  давно. Они вызывают воспоминания, будь то хорошие или плохие. Я так сильно изменился по сравнению с тем, кем я был в детстве, что мне кажется, будто я рассказываю тебе о начале жизни другого человека. Я дистанцировался от всего этого. И все же, все это обращается к тебе. Это ты, Лилли. Ты единственная, кто имеет право учиться на этих вещах. Ты заставляешь меня делиться такими вещами. Ты заслуживаешь этого, в некотором смысле. Но не поэтому я рассказываю это тебе. Я рассказываю это тебе, потому что хочу этого. Сегодня вечером, увидев портрет матери, вернувшись в ее комнату впервые с тех пор, как она умерла...сегодня ночь для размышлений.

Джереми внезапно встает.

- Завтра мы вернемся в Калифорнию, - говорит он. - Больше здесь делать нечего. Возможно, это было эгоистично, но мне нужно было убежать от всего, как и тебе. Я просто не понимал этого до сих пор. Спокойной ночи, Лилли. Я не буду ложиться спать. Есть еще несколько вещей, о которых мне нужно позаботиться. Вещи, которые мне нужно увидеть и сделать. Одному.