Елена Левашова - Расправить крылья

— Доминик, привет. — Прикрыв динамик ладонью, чтобы не разбудить Снежку, проговариваю я. — Я придумала коллекцию из тридцати осенних моделей и готова ехать в Париж.

— Элиса, шерри… Сколько моделей ты сшить?

— Десять. Если ты не против, я приеду завтра и задержусь на месяц. Деньги есть. Сними мне номер в гостинице возле Монмартра.

— Я все сделаю, адрес прислать в сообщении. Лисса, все окей? Мне кажется ты волноваться. Данка в порядке?

— Все хорошо, Доминик. Вылетаю ближайшим рейсом. Привет Жаку!

Сбрасываю звонок и торопливо достаю из сумочки блокнот. Мне срочно нужно составить список незаконченных дел.

Егор 

Как добиться от человека понимания? Надавить на слабые места, нащупать тонкие струны чувствующей и понимающей души, сыграть на них, как на скрипке и извлечь грустную мелодию сострадания… А для следователя волшебная фраза — обещание чистосердечного признания. Это козырь, высший класс, смак, елей… И на него повелся Алексей Николаевич. После беседы с Лизой я передумал встречаться с Карасевым, но следователь уговорил меня приехать в отделение. Только зачем это Карасёву? Потешить самолюбие или попросить об одолжении? Увидеть беспомощность, отпечатавшуюся на моем лице? Ей-богу, по мне, так это глупость.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Бросаю взгляд на часы и выхожу из офиса под хмурое, плюющее мелким дождем, августовское небо. Острые верхушки деревьев вспарывают повисшие над городом облака. Тяжелые и плотные, они, того и гляди, упадут на корявые городские высотки. Черт, только бы рейс не отменили! На лобовое стекло с хлестким стуком падает крупная капля, когда я отъезжаю с парковки офиса.

Алексей протягивает руку для приветствия и виновато отводит взгляд. Взмахивает ладонью в сторону неприметной допросной комнаты. Следую за ним, очарованный внезапно приблудившейся мыслью — мне плевать на Карасева, тендеры и работу. Я, как влюбленный мальчишка думаю о Лизе, скучаю, с тоской предвкушая скорую разлуку. А что мне скажет Карасев… Так ли это важно?

— Наворотил ты дел, да, Егорка? — цедит Карась сквозь зубы, бросая на нас с Алексеем хмурый, исподлобья взгляд.

— Я наворотил?

— А как ты хотел? — в сухой тон его голоса вплетаются истерические, визгливые нотки. — Я заложил дом, бизнес, чтобы дать Луневу взятку. Я должен был победить! — его лицо приобретает осатанелое, безумное выражение. Кажется, он и внутри обезумел, истерся до дыр жаждой власти и денег, непосильной ответственностью. — Зачем ты полез в это?

— Ты сошел с ума! В кого ты превратился? Идешь по головам, похищаешь детей? Вот что я скажу: тюрьма пойдет тебе на пользу. И твоим подельникам тоже!

К черту разговоры! Зря я надеялся на его оправдания и объяснения — Карась винит в своих бедах меня.

— Тебя достанут, Иволгин! — истошно орет он, когда я встаю с места, намереваясь уйти. — С тобой никто не будет работать! Тебе отомстят, сожгут все, что есть, сравняют с землей, похерят! Ты…ты… ответишь за это! — Карась брызжет слюной.

— Проводите меня, Алексей Николаевич.

— Извините, Егор Вадимович. Я совершил глупость, устроив это представление. Карасев наплел мне, что восстановит сгоревшее здание до судебного решения. Он наивно полагал, что убедит вас забрать заявление. Но утром адвокат разрушил его хрупкие надежды на освобождение. Все они — Карасев, Чистяков, Лунев и подельники, похитившие вашу дочь, находятся под следствием.

— И не на свободе, ведь так?

— Именно так.

— Вы меня успокоили. Я сегодня уеду в Германию, надолго, возможно, на месяц или дольше… На суде меня будет представлять адвокат. Вы можете пообещать, что никто из них не выйдет…

— Это исключено, — категорично отвечает Алексей и сразу же сдувается, угадав мою мысль. — Поверьте, мы найдем Илону. Это вопрос времени. Она не посмеет причинить вам зло без… своих наставников.

Мы сухо прощаемся. Решимость и спокойствие, струящиеся из глаз Алексея, наполняют меня уверенностью. Все будет хорошо. По-другому и не может быть. Должно же это когда-то закончиться? Испытания, волнения, боль и страхи…

Солнце трусливо прячется в густых серых облаках, дождь усиливается. Милая девушка-диспетчер аэропорта успокаивает мое опасение по поводу отмены рейса. Плюхаюсь на сиденье и запускаю двигатель. «Дворники» расторопно, со скрипом стирают потоки воды с лобового стекла. Тоскливая мелодия из протяжного скрежета и стука капель подтачивает мою грусть: я хочу и… не хочу уезжать из города. Не желаю так надолго покидать Лизу, оставлять Раду. Я уже скучаю, хотя мы расстались рано утром. А может… я успею заскочить к ней перед отъездом? Хоть на минуточку увидеть ее и добровольно утонуть в омуте шоколадно-карамельных глаз?

— Лиза, привет. Что ты делаешь? Я улетаю через два часа. Мы можем увидеться ненадолго? Лиз, я так скучаю… — шепчу в динамик телефона, как трусливый мальчишка.

— Привет. Я занята, Егор, — от ее спокойного, немного равнодушного тона внутренности обдает странным холодом. Да, мы расстались, как таящиеся от чужих взглядов любовники, и одна из причин моего острого желания увидеть Лизу — я хочу разбавить неприятное послевкусие от нашей встречи. — Я желаю Рите выздоровления. Не волнуйся ни о чем, ладно?

— Как я могу не волноваться, Лиз?

— Я уезжаю в Париж, Егор. Не переживай, хорошо? Мой партнер по бизнесу Доминик снял удивительную квартирку прямо на холме. Там так красиво, видел бы ты! — восхищенно произносит Лиза. — Я буду гулять по набережной Сены и творить коллекцию. Алло, Егор, ты слышишь?

Нихрена я не слышу! В мозгах отбойным молотком бьется чужое мужское имя — Доминик! Она уезжает к какому-то парню в Париж, чтобы гулять с ним по милым узким улочкам. Черт, черт! Мне хочется запретить ей, рвануть прямо к ней, порвать ее паспорт, но… А ничего я не могу! Потому что я никто — отец ребенка, отношения с которым повисли в воздухе, как воздушное прозрачное облако, подуй, и оно бесследно исчезнет. И это моя вина, что я не могу предложить больше… отдать ей на поруку свою жизнь. Пока не могу.

— Слышу, Лиз. Я буду скучать, слышишь? Хочешь, я приеду в Париж? Я могу! Из Гамбурга есть рейсы, и я…

— Позаботься о своей жене. Ей твоя помощь сейчас нужнее. Счастливого полета, Егор. Пока.

— Пока… — бормочу, слушая в ответ короткие гудки…

Лиза

— Лиза, мое предложение в силе, — дыхание Матвея касается моего виска. Горячее, внезапное и… неприятное, оно заставляет встрепенуться и отпрянуть. — Прости, я не специально. Просто… черт, Виноградова, неужели, ты до сих пор не поняла… как ты его тогда назвала?

— Мистер Жиголо.

— Я готов все забыть, Лиз… Принять ребенка… — его голос тонет в звуках аэропорта.

— Отвали, Виноградов, давай закроем тему! Я давно разлюбила тебя, Матвей.

— А его любишь? Тогда, почему не он провожает тебя в Париж? Беременную женщину нельзя надолго оставлять. Черт, Лиз, хочешь, я полечу с тобой? Я наладил работу фирмы, нанял новый персонал, потихоньку выплачиваю долги…

— Я очень рада, Матвей. — Одобрительно касаюсь плеча бывшего мужа, сталкиваясь с его жалобным, как у побитой собаки, взглядом. — И прекрати осуждать Егора, ладно? Сомневаюсь, что ты заботился обо мне также, если бы тебя не бросила Илона!

Понимаю, наступила на больную мозоль, но другого способа остудить пыл Виноградова я не вижу.

— Ладно, Лизка. Понимаю, я все просрал и теперь…

— Позаботься о Даньке. Это будет для меня лучшей поддержкой. Можете приехать ко мне в гости на выходные, например. Данька обрадуется.

— Ты решила на два месяца там зависнуть?

— У меня творческий подъем, — мечтательно закатываю глаза. — Наверное, со многими беременными такое случается. Хочу творить, рисовать, шить, вязать, наводить красоту дома, готовить. Во мне словно батарейка с нескончаемым зарядом. Во мне… все цветет, Матвей. Невероятное чувство!

— Понимаю, Лиз. А что врач сказал, все в порядке? Она отпускает тебя?

— Да, малыш хорошо растет. Октябрина отпускает меня с условием прохождения необходимых анализов в Париже. — Важно киваю.

Мы бредем к стойке регистрации, поглядывая на вход. Ланская, как обычно, опаздывает. Представляю, как она дурит голову таксисту, рассказывая про свои находки в телах мертвых людей, а потом неуклюже бежит, расталкивая прохожих. Так и есть, вот она — ругается с охранниками на входе и машет мне рукой. Кому такое счастье достанется? Снежка красивая женщина, высокая и статная, умная… Ее взрослая дочь живет в Америке, и Снежка мечтает найти престарелого американца и женить его на себе. Умора, правда?