— Рита, не играй со мной! Я разговаривал с Радой: она не получала писем от Даньки. С ним бессовестно переписывалась ты. Требовала от парня суммы подарков и подтверждающие фото. Да! Да, черт возьми, я очень люблю Лизу! Я люблю ее и готов бросить к ее ногам весь мир! Что там часы… Сколько я дарил тебе? Разве мало? Разве обижал тебя или пренебрегал, когда мы жили вместе? — Егор морщится и сдавливает виски, словно от боли. — Просто скажи: за что? Чего ты добиваешься?
— Егор, честное слово… Как ты мог подумать?
— Да скажи ты правду, хоть раз!
— Успокойтесь, пожалуйста. — Встреваю я. — Рита, я понимаю ваши чувства. Недавно я сама была в такой ситуации. Переживала развод и смотрела на счастье бывшего мужа… Это очень-очень больно, и я понимаю, что вы испытываете…
— Да что ты с ней нянчишься? — Егор поднимается с места и почти вплотную подходит к Рите. — Кому ты жаловалась на судьбу?
— Полковнику Жмайло, — всхлипывает Рита. — Увидела чужое счастье. Часы эти…улыбки, обручальное кольцо, радость вашу… И позвонила, чтобы выплакаться. Так хотелось, чтобы кто-то меня пожалел, посочувствовал. Подруг-то у меня давно нет. Простите… меня. — Рита опускает лицо в дрожащие ладони.
Господи, как же это страшно — потерять лицо и самоуважение. А ведь я совсем недавно была такой же: просящей и жалкой. Мелкой мстительницей, способной только перемывать кости бывшему мужу и его новой пассии. Я ничего не чувствовала — лишь свою сочащуюся ядом боль. И от осуждения, мести и злобы рана становилась больше — гнила и воняла, отравляя все светлое в жизни. А нужно было всего лишь полить ее лекарством, состоящим из прощения и принятия. Перестать винить всех вокруг и взять, наконец, ответственность за собственную жизнь в свои руки.
— Звони ему, Рита.
— Да он не стал бы, Егор. Я не просила его вредить тебе!
— Я знаю Колю Жмайло, Рит. Он крутился вокруг тебя еще со студенческих времен. Позвони и узнай, что этому контуженному… герою взбрело в голову?
Рита судорожно набирает телефонный номер полковника Жмайло, в мгновение ока преобразившись из брошенной грустной женщины в опытного следователя. Это не разговор — допрос! Сбор информации, показания заказчика, улики и, в довершение, приказ прекратить.
— Вот идиот, — шипит она, облегченно вздыхая. Качает головой, боясь поднять взгляд. — Простите… Я не думала, что он будет заниматься самодеятельностью. Егор, считай, что никаких проверок у тебя уже нет. Растворились. — Грустно улыбается она.
— Ладно, Рит. Буду рад, если придешь на свадьбу. — Со вздохом отвечает Егор и протягивает мне руку. Я неуклюже поднимаюсь с дивана и киваю в подтверждение слов жениха.
— Подумаю, — бросает нам вслед Рита и резко разворачивает коляску.
Я очень хочу покинуть чужой дом и вдохнуть свежего осеннего воздуха. Свадьба в ноябре? Что может быть лучше для тех, кто любит?
— Лизунька, поедем дом смотреть? Я кое-что выбрал. Вернее, не я — Лилечка связалась с директором риэлторского агентства, и теперь…
— Ах, Лилечка! — поджимаю губы я, нарочито хмурясь. — Ну ты даешь, Иволгин! Без Лили даже дом не можешь выбрать для жены.
— Лилечка замуж выходит, так что не ревнуй, — улыбается он, распахивая передо мной пассажирскую дверь.
Я снова стану женой, подумать только! Дом, любимый муж, сын и собака — похоже, мои заветные мечты сбываются. «Недолго ты в девках ходила, Виноградова!» — протянула Снежка в ответ на новость о свадьбе. Блаженно улыбаясь, звоню подруге. Нам просто необходимо сегодня посетить парочку свадебных салонов, чтобы осуществить мою мечту о настоящем свадебном платье — белом и пышном.
Егор
Прослеживаю за взглядом Лизы — она смотрит на наших гостей, выстроившихся шеренгой возле большого панорамного окна ЗАГСа. По обе стороны от моей будущей тещи Клавдии Викторовны, как молоденькие березки высятся наши дети: Данилка в сером строгом костюме и темно-фиолетовой «бабочке» и Радуся, одетая в пышное розовое платье. Доминик в ярко-красном пиджаке, трогательно смахивающий с глаз скупые слезы, что-то шепчет на ухо Лилечке и ее новоиспеченному супругу (у меня есть смутные подозрения, что наш Ники на него запал). Завершает цепочку Инна с племянницами и Васильков, не снимающий с физиономии умный вид даже в такой день. Дружок называется... Сегодня день нашей свадьбы…
— Лиза, — тихонько зову, отмечая возбужденный блеск ее глаз.
— Елизавета Андреевна, согласны вы стать женой Иволгина Егора Вадимовича? — настойчиво повторяет вопрос регистратор.
— Да. — Отвечает она. В ее огромных, карих, как спелые вишни, глазах отражается неподдельное счастье, такое живое и теплое, что я чувствую его кожей.
— А вы, Егор Вадимович, согласны взять в жены Виноградову Елизавету Андреевну?
— Лиза, помнишь, я говорил, что буду читать тебе стихи? — легко сжимая ее дрожащие ладони, произношу я.
— Ты хочешь сделать это… сейчас? — шепчет она, сталкиваясь с недовольным взглядом регистратора. — А разве можно читать стихи во время церемонии? Егор, мне кажется...
— Можно, Лиз. И я это сделаю, потому что... Потому что ты и твои глаза… Лизка…
— Вы ответите, Егор Вадимович?
— Да! Да! Подождите, пожалуйста. Можно минутку?
Регистратор понимающе кивает, а я исполняю намерение, о котором втайне мечтал — читаю ей стихи, поглядывая на застывших от недоумения гостей.
Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Был я весь — как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.
Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.
Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.
Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил,
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.
Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали…
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
(1923 г. Сергей Есенин)
Лизка плачет. Сначала держится, а потом обнимает меня, уткнувшись мокрым лицом в грудь что-то бессвязно шепчет.
— Эх, Виногра… то есть Иволгина, ну такое разве возможно? Чтобы ТАК? — наши объятия бесцеремонно разрывает подружка невесты Снежана. — Не плачь, Лизок, зря, что ли, макияж делали? — сквозь слезы улыбается она.
— Да, я согласен! Все слышали? — пытаюсь исправить то, что натворил. Вон, даже Доминик ревет в голос от умиления! А ведь это всего лишь стихи — я их еще столько ей прочитаю…
— Мы и не сомневались! — бодро отвечает регистратор. — Объявляю вас мужем и женой. Можете обменяться кольцами и поцеловать невесту.
— Жена моя… любимая, — шепчу хрипловато, касаясь губами ее мягких розовых губ. Хочу целовать Лизу долго и страстно, но в присутствии Клавдии Викторовны и наших детей сдерживаю порывы.
— Егор, я чуть не умерла, честное слово… Эти стихи… так неожиданно. — Лизка надевает мне кольцо и, наконец, широко улыбается.
— Я не позволю тебе умереть… Ты мне еще понадобишься, Эльза… — шепчу ей в самое ушко.
— Ну тебя, пошляк. Вернее, Мистер Жиголо.
Снежана и Васильков — почетные свидетели расписываются в большой красной папке. Снежка выхватывает из рук ошалевшей регистраторши наше свидетельство о браке — первый совместный документ и трясет над головой:
— Иволгина! Так теперь зовут мою подругу! Держите, птички мои, не потеряйте.
Еще бы — неужели кто-то мог подумать, что я позволю ходить моей жене с фамилией бывшего мужа? Хотя, признаться, Лизе не улыбалась мысль менять все документы.
— Ура! Моя Лисса, шерри, я такой счастливый от ваша свадьба!
Ну вот, похоже, всеобщая печаль успешно растворяется в ликовании. Ники поочередно сжимает нас в объятиях и вручает Лизе букет. Нас поздравляют дети и мама Клава (она сама попросила так ее называть), Инночка с девочками, а потом я краем глаза замечаю других гостей, замерших на входе: Риту, сидящую в коляске и Колю Жмайло, бережно управляющего непривычным транспортом. А за ними, прислонившись к колоне, стоит Матвей Виноградов. Мы переглядываемся с Лизой и всучиваем свидетелям цветы.