– О, да тут, наверное, их с полдюжины, – отвечала девушка. – Ну да ничего. Придут завтра. Видите ли, все дело в моих глазах. От них мужчины так и умирают десятками.
– Миссис Пибоди выбирает для вас супруга, – проговорил Банкрофт. – Еще не выбрала?
В его голосе Патриция почувствовала насмешку.
– О да, – сказала она, – это владелец фермы, – и добавила, нарочно налегая на прилагательное:
– процветающей фермы.
– Неужели? – Сорвав травинку, он прикусил ее зубами. – Наверное, румяный, толстый, лет шестидесяти от роду?
– Он хорош собой, строен и лишь на два года старше меня, – возразила девушка.
Банкрофт лениво улыбнулся.
– И сколько же это будет? – уточнил он. – Двадцать три? Двадцать четыре? И уже хозяин процветающей фермы? Да он, наверное, настоящий работяга! Или везунчик.
– Его отец рано умер, – пояснила Патриция, – и все оставил сыну.
– О, – усмехнулся Банкрофт, – берегитесь, маленькая птичка. Я слышал, что даже в самом прохладном уголке ада не так уж приятно.
– Но вы этого никогда не узнаете, не так ли? – ответила она. – Ведь вы собираетесь превратиться в праведника и потратить оставшееся время на всякие полезные вещи, такие как игра на арфе!
Он снова усмехнулся и совсем улегся на траву, лишь поддерживая голову рукой. Другой рукой он тронул плечо девушки, провел ладонью до ее локтя и ниже, к запястью. Заключив его в плотное кольцо своих пальцев, так чтобы в любое время оторвать руку Патриции от ее колен и прижать к траве, Банкрофт закрыл глаза и произнес:
– Я устал. Только не говорите мне, что вы знаете причину, маленькая птичка, и что я сам виноват. Однажды, когда вы выйдете замуж за своего молодого бравого фермера – за своего процветающего фермера, – вы узнаете, что такая усталость стоит бессонной ночи. Поговорите со мной. Расскажите о своей жизни в доме отца-священника. Мне кажется, вы были счастливы там. Не так ли?
– Да, – кивнула девушка, – да.
Мужчина открыл глаза и повернул голову, чтобы посмотреть на нее.
– Расскажите мне об этом, – попросил он. – Поведайте обо всех тех грешниках, которых вы вернули в лоно церкви. Я уверен, их было немало. Сначала вы, должно быть, журили их своим острым язычком, и они сопротивлялись, а потом вы бросали на них единственный взгляд вот этих слишком больших печальных глаз, и все их сопротивление сразу же таяло. Признайтесь же, именно так вы с ними поступали?
– Разумеется, – отвечала Патриция, – каждое воскресное утро перед службой все папины прихожане обязаны были один за другим пройти через церковный двор мимо меня и посмотреть в мои глаза в течение тридцати секунд – не меньше. После этого в церкви только и слышалось, что стоны кающихся грешников.
Он усмехнулся, пожал ее руку и мягко попросил:
– Скажите, кем была Патриция Мэнган, прежде чем она приехала сюда?
– Она была единственным обожаемым чадом двух сорокалетних супругов, которых Господь вознаградил за терпение и добродетель, подарив им ребенка, которого уже не ждали. Во всяком случае, именно так они всегда говорили. До рождения дочери они прожили вместе почти двадцать лет. Отец даже сравнивал себя и свою супругу с библейскими Авраамом и Сарой. Патриция много играла в детстве и сама по себе, в своем воображении, и с другими деревенскими детишками. Потом вместе со всеми девочка пошла в школу, где классным наставником был ее отец-священник. Но и тогда уже приходилось помогать матери по дому, а отцу – в церкви. Ей никогда не случалось предаваться безделью.
И она ни разу не задумывалась о своем счастье, пока однажды все не рухнуло. До тех пор ей просто не приходило в голову, что жизнь ее подобна идиллии. И даже если приходилось о чем-то таком задумываться, то неизменно казалось, что это нормальное, полное трудов и лишенное лишних тревог существование. Но задумывалась Патриция редко. Она просто жила. И вот, когда ей исполнилось семнадцать, в Испании убили Патрика…
– Кто такой Патрик?
Патриция даже не замечала, что рассказывает вслух, а Банкрофт лежит рядом и внимательно слушает ее.
– Патрик был младшим сыном одного джентльмена, который жил в маленьком имении недалеко от деревни. Молодой офицер, он ушел на войну и был убит в первой же битве. Патрик был ее детской любовью и отвечал ей взаимностью. Они собирались пожениться после того, как он вернется домой настоящим героем. В своей наивности она даже не думала о том, что он может и не вернуться.
Но смерть очень быстро научила ее считаться с собой. Меньше чем через год от лихорадки скончалась мама, а еще год спустя простудился и умер отец. И вот совсем еще недавно ей казалось, что у нее есть все, абсолютно все, чтобы вечно жить в любви и довольстве, к которым она так привыкла, и вдруг не осталось ровно ничего. Впрочем, конечно, это не правда. Она не должна жаловаться. Ведь у ее отца была сестра, которая в свое время весьма удачно вышла замуж за мистера Пибоди, преуспевающего джентльмена. И бедной девушке предложили место в их доме.
– Маленькая птичка, – прервал Банкрофт, снова пожимая ей руку и поднося к своим губам, – прости меня. Жизнь часто поступает с нами крайне несправедливо, не так ли?
– Только не со мной, – солгала Патриция. – Ведь многим женщинам, попавшим в нужду, приходится торговать своим телом, сударь. Мне же не пришлось падать столь низко.
– Ну да, и к тому же можно надеяться на блестящее будущее с этим толстым фермером, – кивнул он. – Поговорим теперь о будущем. Что бы могло сделать вашу жизнь по-настоящему счастливой?
– Муж и дом. Ласковый и добрый человек. Хороший друг и надежный спутник жизни. Красивая внешность или социальное положение, невероятная физическая сила или ум для меня не важны. Нужно лишь, чтобы это был простой, честный и постоянный мужчина.
– Значит, шалопай не годится? – задумчиво спросил Банкрофт.
– Ну нет, шалопай, конечно, не подойдет. Нужно, чтобы на человека можно было положиться. И еще, чтобы у нас был свой собственный дом… Не обязательно большой или помпезный, тем более роскошно обставленный. Просто чтобы можно было назвать его своим, чтобы при нем были сад с цветами, огород с грядками и, возможно, задний двор с выводком цыплят. О, и еще, конечно, собаки и кошки. И чтобы в нем играли мои дети. Если получится, двое или даже больше. Одиночество не слишком благоприятно для ребенка, даже если есть любящие родители и множество друзей-сверстников, с которыми можно играть. Если только это возможно, у ребенка непременно должны быть братья и сестры. Я бы хотела нянчить младенцев. Своих собственных младенцев.
И это действительно было все, чего она желала. Патриция отнюдь не мечтала о жизни, полной приключений и тревог, она стремилась лишь к умиротворению. Она бы хотела также, чтобы муж ее жил долго, и чтобы он пережил ее саму, и чтобы ей не довелось потерять своих детей во младенчестве, как это часто случается.
Не бог весть какие мечты, но они были так же недостижимы, как солнце и звезды. Патриция уже давно договорила и молчала. К чему бередить свое сердце? Ведь все равно это было неосуществимо. Тетка вряд ли согласилась бы ее отпустить. Ведь так удобно иметь бесплатную прислугу. И потом, чтобы выйти замуж, нужно приданое. Или хотя бы красота. Возможно, если покинуть Холли-Хаус и попытаться найти себе работу… Но в качестве кого? Гувернантки? Экономки? Компаньонки богатой леди? Но она уже и так компаньонка. Притом ни одно из этих мест, даже если бы Патриции удалось подыскать себе такое, не имея ни опыта, ни рекомендаций, не помогло бы ей найти себе мужа.
Ах, если бы Патрик не мечтал стать героем! Но это уже в далеком прошлом. Он стал солдатом, он ушел на войну, и он был убит. Какой теперь смысл перебирать все эти «если бы»?
«А мистер Банкрофт, между тем, заснул», – вдруг поняла девушка. Пальцы на ее запястье расслабились, дыхание мужчины стало глубоким и ровным. Голова его была по-прежнему повернута в ее сторону.
Ах, до чего же он красив! Патриция, не смущаясь, могла разглядывать его чудесные черты, мысленно расчесывать эти густые темные волосы… А Патрик был блондином…
Складки плаща скрывали фигуру Банкрофта, но девушка знала, что он, как и герой ее юности, строен и мускулист, что широкий торс изящно сужается к талии. Одну ногу Банкрофт согнул в колене, и она торчала из-под плаща наружу. Сквозь облегающую ткань штанины и тонкую кожу высокого сапога различимы были рельефные мускулы этой ноги. Несмотря на всю страсть к женщинам, которая, подумалось Патриции, должна была свести почти всю его жизнь к постели, Банкрофт, очевидно, немало внимания уделял поддержанию физической формы.