– Ты знаешь, с кем разговариваешь?
– Да, Кайман.
Я закатываю глаза:
– В смысле, я королева безделья, так что, уверена, ты значительно меня превзошел.
– И что же ты не сделала из того, что хотела бы?
Я пожимаю плечами:
– Не знаю. Я стараюсь об этом не думать. Меня вполне устраивает моя жизнь. Думаю, именно несбывшиеся ожидания порождают все несчастья.
– То есть чем меньше ты ждешь от жизни…
– Нет, не так. Я просто стараюсь быть счастливой и не жалеть о том, что могла бы достигнуть большего. – По крайней мере, от этого мне становится лучше. А такие люди, как он, напоминают мне о том, чего у меня нет.
Он доедает маффин и бросает обертку в пакет:
– И как, работает? Ты счастлива?
– Большей частью.
Он приподнимает стаканчик и произносит словно тост:
– И это самое главное, не так ли?
Киваю и кладу ногу на столик. Список заказов шуршит в кармане, и я достаю его:
– Я должна идти. Нужно кое-что сделать до открытия.
– Точно. Конечно, мне тоже пора. – Он мгновение колеблется, будто хочет сказать что-то еще.
Я встаю, и он, взяв свою куртку, следует моему примеру. Провожаю его до входной двери и открываю ее.
Когда он уходит, я понимаю, как мало во время игры в вопрос-ответ мы действительно узнали друг о друге. Я не знаю, сколько ему лет, где он учится, чем любит заниматься. Мы специально избегали этих тем? Задавали дурацкие, бессмысленные вопросы, потому что в глубине души не желаем узнавать друг друга получше?
Он нажимает кнопку на ключах, и модная серебристая спортивная машина, припаркованная у магазина, издает слабый звук. И, только взглянув на эту машину, я тут же получаю ответы на все возможные вопросы, которые только могли у меня возникнуть. Большего и не надо. Он открывает дверцу и одаряет меня той самой улыбкой.
– Ты выпускник? – Слышу я свой вопрос.
Он кивает:
– А ты?
– Да. – Поднимаю стаканчик. – Спасибо за зав трак.
– Не за что.
Я закрываю дверь и прислоняюсь к ней. Почему?
Через несколько минут с трудом отрываюсь от двери и поднимаюсь наверх. Мама в ванной, так что я переношу стул к старому компьютеру и начинаю вносить заказы.
– Я слышала, телефон звонил? – спрашивает мама, заходя на кухню и вытирая волосы полотенцем.
– Да, я ответила.
– Кто звонил?
– Просто кто-то спросил, во сколько мы открываемся.
Я впервые в жизни соврала маме. И это меня удивляет, ведь мы все рассказываем друг другу. Мне стоило сказать: «Звонил парень по имени Ксандер – да, его зовут именно Ксандер, – который гладит футболки и носит украшения». Вот это было бы весело. Мама бы прикинулась обиженной, мы бы посмеялись над тем, что он, вероятно, стрижется дважды в месяц, и потом она бы произнесла речь: «Лучше не общаться с такими людьми», а я бы согласилась. Да я и так согласна.
Что же тогда меня остановило?
– Мам, можешь закончить за меня? А то у меня на голове будет не пойми что, если я сейчас не высушу волосы.
– Да, конечно.
– Спасибо.
Запираюсь в ванной и закрываю глаза руками. Что меня остановило?
Симпатия.
Мне не хотелось, чтобы мама плохо к нему отнеслась. Этот парень каким-то образом умудрился выбраться из коробки с людьми, на которой я маркером написала «запрещено», и оказался другим. А теперь, к своему раздражению, я чувствую какую-то странную симпатию к Ксандеру Спенсу.
Нужно срочно что-то менять.
Глава десятая
В понедельник утром я машу маме на прощание и ухожу в школу. В паре домов от нас замечаю спортивную машину, совсем как у Ксандера. Наклоняюсь, чтобы заглянуть внутрь, а когда выпрямляюсь, вижу на другой стороне от себя Ксандера. Я подпрыгиваю от неожиданности. Он протягивает мне стаканчик с горячим шоколадом и делает глоток из своего.
Я смотрю на стаканчик – такой же, как вчера.
– Возьму, только если ты уже из него отпил, – вырывается у меня вместо: «Что ты здесь делаешь?» Так он может решить, что мне не все равно.
Он забирает у меня стаканчик, делает глоток и отдает обратно.
Меня так удивляет его реакция на мой сарказм, что мне не удается сдержать смех.
– Я слышала, для тех, кто пристрастился к маффинам Эдди, по четвергам проводятся встречи у «Луиджи». Если это не сработает, можно прибегнуть к помощи таблеток.
– Боюсь, мне не хочется избавляться от этой зависимости, – парирует он.
Я бросаю на него косой взгляд. Мы ведь о маффинах сейчас ведем разговор, верно?
– Прости.
– Так чья очередь задавать вопрос? – спрашивает он.
– Моя, – отвечаю я, хотя на самом деле не помню. Но лучше уж задавать вопросы, чем отвечать.
– Хорошо, задавай.
– У тебя есть братья? – Я знаю, что у него нет сестер – его бабушка говорила, что у нее только одна внучка, а он уже сказал, что это его кузина.
– Да, у меня два старших брата. Сэмюэлю двадцать три. Он недавно окончил юридический.
– Где?
– В Гарварде.
Ну конечно.
– Второму брату, Лукасу, двадцать, и он учится в колледже.
– У них нормальные имена.
– Нормальные?
– Никаких Четов, Веллингтонов и тому подобное.
Он выгибает бровь:
– У тебя есть знакомые по имени Веллингтон?
– Конечно нет. Но у тебя, возможно, есть.
– Вообще-то нет.
– Хм… – выдыхаю я.
– Ладно, моя очередь.
Я улыбаюсь, но в то же время дико нервничаю. Хотелось бы мне контролировать все его вопросы, тогда я смогла бы избежать тех, на которые отвечать не желаю.
– Ты носишь линзы?
– Что? Это твой вопрос?
– Да.
– Нет, не ношу. А что?
– Просто я никогда не видел таких зеленых глаз, вот и подумал, что это, возможно, цветные линзы.
Я отворачиваюсь, чтобы он не заметил мою улыбку, и мысленно проклинаю его за то, что он заставил меня почувствовать себя особенной.
– А ты?
– Конечно нет. Думаешь, я бы специально выбрал скучный карий цвет глаз?
– Из-за золотистых крапинок они больше похожи на янтарные.
Мне хочется пнуть себя за это признание, особенно когда его улыбка становится шире.
– Ну, вот мы и пришли. – Я показываю на старую школу справа от себя. Ее построили семьдесят пять лет назад, и хотя здание неплохо сохранилось, ему определенно не помешал бы ремонт.
Он рассматривает школу, и я неловко переступаю с ноги на ногу, задаваясь вопросом, что он о ней думает. Интересно, почему меня это волнует? Он наверняка ходит в одну из двух частных школ в городе. Да, здесь живет столько богачей, что в маленьком прибрежном городке потребовались целых две частные школы.
Он вновь смотрит на меня:
– Увидимся позже.
– Позже – означает, что ты встретишь меня в двенадцать и проводишь домой? Потому что я не уверена, что смогу вынести твое общество два раза за день.
Он тяжело вздыхает:
– А бабушка думает, что ты милая. – Его брови сходятся на переносице. – Твои уроки заканчиваются в полдень?
– Ну, не все, но да, я освобождаюсь в полдень.
– Почему?
– Эм… – Я машу рукой в сторону магазина. – Из-за работы.
Его глаза расширяются.
– Ты пропускаешь половину учебного дня, чтобы работать в магазине?
– В этом нет ничего особенного… Это была моя идея… Мне не сложно. – Понимаю, что говорю бессвязно, потому что в глубине души меня это беспокоит, причем очень сильно, поэтому прекращаю оправдываться и заканчиваю разговор: – Я лучше пойду.
– Ладно. Пока, Кайман. – Он разворачивается и без оглядки возвращается к машине.
– Кайман, – произносит мистер Браун, когда я с опозданием захожу на естествознание.
– Извините, я угодила в терновник, и мне пришлось из него выбираться. – В каком-то смысле это даже правда.
– Изобретательно, но я не поэтому к вам обратился.
Остальная часть класса уже приступила к лабораторной, и мне тоже хочется. Похоже, здесь самые настоящие реагенты.
– Это займет всего минуту, – говорит мистер Браун, очевидно заметив мой взгляд.
Я нехотя подхожу к его столу, и он пододвигает ко мне несколько листовок:
– Вот колледж, о котором я вам говорил. Он специализируется на математике и естественных науках.
Я беру листовки:
– Хорошо, спасибо.
В начале года я поняла, что легче соглашаться с учителями во всем, что касается колледжей, чем объяснять им, что я пока туда не собираюсь. Засовываю бумаги в рюкзак и сажусь на свое место. В начале года в нашем классе было нечетное количество человек, тогда мистер Браун спросил, кто хочет работать один, и я подняла руку. Мне удобнее выполнять лабораторную в одиночку – так ее никто не испортит. Так ты ни от кого не зависишь.