— Вы слишком добры к нему, сэр. Многие говорят, что он был рад вашему поражению, потому что не хотел возращения Баллиола — ведь тогда все его надежды на трон пошли бы прахом, а ведь он тоже мечтает о короне.

— Слишком многие о ней мечтают, в этом-то и беда! — воскликнул Уоллес. — В этом их слабость, но в этим и моя сила. Мне корона не нужна! Я сражаюсь только за свободу для моей родины!

— Но армия разбита!

— Да, это так. И без помощи танов я могу надеяться только на помощь простых людей. Однако вести их сейчас против Эдуарда — это самоубийство. Нет, лучше попробуем воспользоваться дипломатией и заручиться помощью со стороны.

Брендан задумчиво уставился на воду.

— Ну, что скажешь, .мой юный друг? — Брендан мрачно покачал головой.

— Когда вы сложили с себя обязанности правителя и бароны съехались на встречу в Пибле, это ведь один из моих родственников предложил конфисковать ваши земли в наказание за то, что вы оставили страну без разрешения ассамблеи? Сэр Дэвид Грэм, верно?

И снова на лице Уильяма отразилось удивление.

— Мой брат Малколм был там. Он бы не позволил им сделать такую глупость.

— Послушай, Брендан, я вовсе не намерен считать тебя ответственным за то, что сделал кто-то из твоей родни. Грэм говорил не от себя — ведь недаром же он человек Коммина. Нельзя винить его за это. А мой брат держит слово перед Робертом Брюсом, которому он поклялся в верности много лет назад. Он давно уговаривает меня, что лучшего короля, чем Брюс, нам нечего и искать. Дескать, именно ему предстоит защитить Шотландию от притязаний Эдуарда. Если бы ты только знал, как трудно принимать какие-либо решения, когда море крови, пролитой нами, застилает глаза! И Брюс, и Коммин — оба молят Бога, чтобы тот поскорее призвал к себе короля Эдуарда. Ведь он уже немолод, а его сын делам государственным предпочитает игры и попойки в компании своих фаворитов. Может быть, в этой войне наше главное оружие — время? Ведь не будет же Эдуард жить вечно!

— Порой мне кажется, что именно так и будет.

— Что ж, а пока нам предстоит скоро увидеть другого монарха — короля Франции. Того, кто, по твоим словам, будет рад видеть нас на своей земле, особенно в компании пленного пирата. — Помолчав некоторое время, Уильям испытующе взглянул на Брендана. — Да… пирата и наследницу. Интересная парочка, верно? Кажется, кто-то мне говорил, что леди Элинор все еще нездорова?

Брендан раздраженно поморщился.

— Ей уже лучше. Марго уверена, что она выживет, а Марго редко ошибается. И потом, если леди Элинор и больна, то она сама виновата в этом. Никто не заставлял ее прыгать за борт в такую погоду.

Расхохотавшись, Уоллес хлопнул себя по коленке.

— Кровь Христова! Эта женщина по мне!

— Не думаю. Держу пари, она, как и все англичане, уверена, что у вас под плащом хвост с копытами и что все мы, шотландцы, — исчадия ада и слуги дьявола.

— Большинство англичан считают именно так. Знаешь, Брендан, у меня на совести немало грехов, но, клянусь Богом, я не совершал и половины тех преступлений, что мне приписывают. Кстати, я кое-что знаю об этой женщине. Ведь это она в битве при Фолкерке встала во главе отряда и повела его в бой. А все потому, что горстка негодяев, утверждавших, что действуют по моему приказанию, подожгла деревню. Что ж, пусть так. В конце концов, я действительно сжег немало английских деревень. Я грабил и убивал англичан повсюду, где только мог. Правда, невинных я не трогал — сражался только с теми, кто держал в руках оружие. Напомни ей про Берик, где люди ее короля, проезжая по улицам, не погнушались прикончить даже беременную женщину!

— Напомнить ей?! — с горечью переспросил Брендан. — Как же! Говорить с ней — все равно что держать в руках горящую головешку! Вот если бы вы сами…

— Ха! Это ведь ты выловил ее из воды! Так что эта девчонка — твоя забота!

— Может быть, не слишком разумно поручать ее именно мне?

Уоллес смерил его тяжелым взглядом.

— Это еще почему? — Брендан поднес к губам рог.

— Дело в том, что мы уже встречались. И она чуть не прикончила меня.

Удивленно взглянув на Брендана, Уоллес помолчал немного и вдруг, хлопнув по спине своего молодого товарища ладонью, похожей на лопату, разразился оглушительным хохотом.

— Тебя?! Я в своей жизни не видел никого, кто бы лучше владел мечом, чем ты!

— Удача может отвернуться от каждого.

— Да, но… А, понимаю! Наверное, плутовка сбросила с себя доспехи и обнаружила твою ахиллесову пяту. Что ж, говорят, месть сладка. Богом клянусь, бывали времена, когда я тоже убивал и был счастлив смотреть, как умирает мой враг. — Лицо Уоллеса потемнело. — Так счастлив, что порой боюсь, уж не придется ли мне гореть в аду за то, что я способен на такую ненависть. — Тяжело вздохнув, он отвернулся. А Брендан гадал, кого тот имел в виду: тех, кто убил его собственного отца, или женщину, которую он любил. Или обоих сразу. И не стала ли уже месть частью жизни этого сурового человека.

— О да, месть сладка! — снова повернувшись к Брендану, бросил Уоллес. Теперь в его голосе не было ни гнева, ни печали — всего лишь легкое удивление. — Однако я вовсе не хотел сказать, что твой долг — прикончить эту милашку. Попробуй только заикнуться об этом — и твои же собственные люди вышвырнут тебя за борт!

— Да я вовсе и не думал ее убивать!

— Вот и хорошо. Впрочем, это твое дело.

— Кстати, она плывет к своему жениху. Он француз.

— Тогда тем более не стоит забывать о ее ценности — нам позарез нужны деньги. А также о том, что большинство людей видят в нас неотесанных и кровожадных дикарей. Так что побольше дипломатии, сынок.

— То есть вы хотите сказать, что я должен относиться к ней как к почетной гостье?

— Тут уж тебе решать, мой юный друг. Только запомни: я не имел в виду, что это так уж плохо, когда нас боятся. — И Уоллес встал. — Пойду-ка я спать. Эрик останется на вахте до темноты. Его женщина будет с ним. Он был так любезен, что предложил мне воспользоваться его каютой. И я согласился — поскольку не знал, что ты остался без своей.

— Мои люди ютятся внизу в такой тесноте, какой им не случалось знавать и на поле боя. Я тоже отыщу себе уголок, чтобы отдохнуть немного. Кстати, прошлую ночь я проспал в кресле. И эту могу проспать там.

Кивнув на прощание, Уоллес ушел.

Элинор дремала, но вдруг проснулась, как от толчка, почувствовав необъяснимый ужас. Вся дрожа, она вскинулась на постели и сразу же поняла, откуда это чувство.

Он вернулся.

На столе горела свеча. В каюте царил полумрак, однако даже в этом тусклом свете Элинор узнала стоявшего на пороге человека. Он вглядывался в ее лицо. Она похолодела. Сколько же он так стоит, пронеслось у нее в голове.

— Стало быть, вы все-таки живы, — тихо проговорил он безразличным тоном.

— Что вам надо? — наконец не выдержала она. Ее уже не лихорадило; казалось, жар исчез вместе со штормом. Но она была слаба, как новорожденный котенок.

— Говорят, вы представляете собой довольно большую ценность. Вот я и хотел понять, что в вас такого.

В ней вспыхнуло возмущение. Элинор оттолкнула его руку со свечой. И тут же побелела от страха — что, если он уронил бы свечу на пол и начался бы пожар?

— Что вы делаете? И вообще… что вам тут нужно?

— Это моя каюта.

— Конечно, я понимаю. Тогда почему я здесь?

— Это достаточно большой и удобный корабль, но даже на «Осе», миледи, маловато мест, где можно было бы устроить… э-э… гостью. Особенно такую, как вы, которая вдруг возьмет да и предпочтет нашему гостеприимству холодные воды Ирландского моря.

— Гостью? Но разве я не ваша пленница?

— Гостья, пленница… Какая, в сущности, разница?

— Пираты, убийцы… скотты. Какая, в сущности, разница?

Даже в тусклом свете свечи было заметно, как потемнело лицо Брендана. Он раздраженно пожал плечами.

— То же самое, если не хуже, можно сказать и о вас, англичанах.

— Вы явились сюда только для того, чтобы мучить меня? — осведомилась Элинор.

— А я вас мучаю? — Брови Брендана поползли вверх. Элинор не нашлась что ответить. А жаль, потому что, не дождавшись ответа, Брендан подошел ближе. Усевшись на стоявший возле койки массивный сундук, он пристально вглядывался в нее.

— Так я вас мучаю? — повторил он.

— А вы не видите!

— Что ж, неплохо. Я и надеяться не мог, что это получится настолько легко.

— Вы очень жестоки!