Сьюзан плюхнулась обратно на диван. Сухой ответ Эрика, кажется, ничуть ее не смутил.
— А у вас там есть знакомые? Может быть, вы меня кому-нибудь порекомендуете? У меня правда здорово получается. Сейчас покажу. — Не дожидаясь поощрения, она открыла портфель и начала раскладывать его содержимое на диване. Эрик вздохнул — он как раз собирался присесть.
— Лучше всего мне удаются картины дикой природы, — начала Сьюзан, пододвигая к нему первый лист.
На фотографии Эрик увидел горы, ущелья, луну высоко в небесах; а на земле, прямо перед камерой — пушистую белку, уставившуюся на него круглым глазом.
— Понимаете, — объясняла Сьюзан, — современным пейзажам не хватает человечности. Великолепные безликие ландшафты — и не за что зацепиться, не на чем отдохнуть. А я всегда стараюсь помещать на передний план что-нибудь живое, пушистое, трогательное. Чтобы человек не чувствовал себя одиноко, понимаете?
Эрик понимал. Действительно, в каждой фотоработе Сьюзан — а Эрик увидел не одну дюжину — на переднем плане маячило что-то трогательное: чаще всего белки, но иногда олени, еноты, а один раз — даже целующаяся парочка в размытом фокусе.
— Очень мило, — сказал он наконец, возвращая ей фотографии.
— Городских пейзажей здесь нет, но, поверьте, их я снимаю ничуть не хуже. Главное — дать зрителю ощутить дух города. Знаете, играющие дети, старушки на скамейке в парке — что-нибудь такое.
«Уолтер Кин от фотографии», — с удивлением подумал Эрик. Действительно, чем трогательная старушка хуже трогательной белочки?
— Извините, Сьюзан, — сказал он, — но я, право, не знаю людей, которые могли бы заинтересоваться вашими работами.
Сьюзан запустила руку в сумочку.
— Подумайте об этом, — посоветовала она, протягивая ему визитку. — Не пожалеете.
Не взглянув на визитку, Эрик сунул ее в карман.
— Есть хотите?
Сьюзан подняла брови, и личико ее капризно сморщилось.
— Конечно, я ведь не ужинала.
Эрик предложил ей сосиски и кекс, который приберегал себе на завтрак. Сьюзан не предложила своей помощи: вместо этого она облазила весь дом и минут через десять появилась на кухне с камерой. Вскоре Эрик услышал щелканье фотоаппарата, а перед глазами у него замерцали вспышки.
— Что вы нашли во мне интересного? — усмехнулся он. — По-моему, я не похож ни на старушку, ни на белочку.
— Понимаете, я не могу этого сказать, пока не сфотографирую, — объяснила Сьюзан, не прекращая работы. — Вы, Коллинз, на редкость фотогеничны. Поверните-ка голову чуть-чуть ко мне: я хочу, чтобы глаза оказались в кадре. Знаете, темные волосы и голубые глаза — это очень красиво. Жалко, что кухня такая маленькая. А можно сделать целую серию: «Холостяк на кухне». Вы ведь не женаты?
— Нет! — прорычал Эрик, которого раздражала незваная гостья с ее назойливостью и яркими вспышками фотокамеры.
— Я так и подумала. Вашей хибаре явно не хватает женской руки.
И камера защелкала снова.
— Сьюзан, может, хватит? — взмолился Эрик.
— Хорошо, в кухне снимков сделано достаточно, — сжалилась Сьюзан.
За ужином она засыпала Эрика вопросами о работе, доме, друзьях, увлечениях. Эрик мычал под нос что-то невразумительное и думал о том, с каким удовольствием он рассказал бы обо всем этом Кортни. Наконец его осенила удачная мысль: он перехватил инициативу и начал сам задавать вопросы. Хитрость удалась.
— Я из Денвера, а училась в Мичигане, — начала Сьюзан. — «Фольксваген» подарил мне папа к окончанию колледжа, чтобы я ездила по стране и снимала все, что хочу. Я уже тогда знала, что стану фотографом. И еще обещал содержать меня целый год. — Сьюзан лукаво улыбнулась. — А прошло уже целых два. У меня очень добрый папочка. — Улыбка ее померкла. — Но теперь он пристает ко мне, чтобы я нашла «настоящую работу». Говорит, что у него нет денег на мои прихоти. Они не понимают, что это не прихоть, а призвание! Художникам во все времена живется трудно. Я им так и сказала…
Она говорила и говорила, а Эрик покачивался в кресле-качалке и думал о чем-то своем. Вдруг щебет Сьюзан снова сменился щелканьем камеры.
— Держитесь естественно, не думайте о камере, — пропела девушка. — Вот так! Вы потрясающе фотогеничны, если бы все люди выглядели так, я бы только людей и снимала… А теперь чуть-чуть повернитесь! Возьмите книгу со стола! А комнатных цветов у вас нет? Жаль, они были бы к месту…
— По-моему, пора спать, — решительно произнес Эрик и встал — но щелканье и вспышки не прекратились.
— Подождите, подождите! — воскликнула Сьюзан. — Мы ведь еще не договорили…
— Я не могу ни говорить, ни слушать, пока работает эта штука.
— А многим нравится, когда их снимают, — вздохнула Сьюзан, и камера легла на диван рядом с ней.
— Сколько вам лет? — сухо спросил Эрик.
— Двадцать три.
Эрик снова откинулся в кресле, краем уха прислушиваясь к болтовне Сьюзан. Голос ее журчал ручейком — только в журчании ручья смысла больше, думал Эрик.
Мысли Эрика вернулись к Кортни. Они очень нехорошо расстались в ту ночь после бала. И сейчас Эрик мечтал позвонить ей и рассеять все тучи. Он слишком долго добивался ее и теперь не хотел и допускать мысли, что какое-нибудь дурацкое недоразумение может разрушить все его мечты. Эрик пытался сделать то, чем и собирался заняться в выходные, — разобраться в своих чувствах, — но болтовня Сьюзан отвлекала его.
— Простите, мне надо позвонить, — сказал он наконец, выпрямляясь в кресле. — Думаю, вы устали. Не хотите ли первой принять ванну?
Сьюзан, остановленная на полуслове, недоуменно уставилась на него.
— Хорошо, — сказала она наконец, кивнув, и исчезла в ванной.
Эрик вошел в кабинет и сел за стол, пытаясь привести в порядок мысли. Просто дружеский звонок, думал он. Без всяких двусмысленных намеков. В последние дни ему становилось все трудней и трудней держать дистанцию, но он помнил, что на Кортни нельзя давить. Она не уверена в себе, и излишний напор может ее спугнуть. Удовлетворенный своим решением. Эрик снял трубку — и не услышал гудков. Нажал на рычажок — та же глухая, мертвая тишина.
— Черт! — пробормотал Эрик, вешая трубку. Очевидно, оползень повредил телефонную линию.
Он вышел в гостиную — и тут же дверь ванной приоткрылась, и в щелке показалось раскрасневшееся личико Сьюзан.
— Вы уже позвонили? Может быть, найдете для меня какой-нибудь халат? Мой остался в машине.
— Телефон не работает, — поделился дурной новостью Эрик.
— Обидно. — Его гостья, судя по всему, не слишком огорчилась. — Представляете, и ночная рубашка тоже там осталась, — оживленно блестя глазами, продолжала Сьюзан. — Я взяла не тот чемодан. Если у вас нет халата, может быть, найдется какая-нибудь пижама?
Эрик молча отправился в спальню и извлек из тумбочки фланелевую пижаму, которой он ни разу не пользовался. Халата у него здесь действительно не было. Дверь ванной оказалась запертой, и Эрику пришлось постучать.
Дверь снова приотворилась, и из щелки высунулась миниатюрная ручка.
— Она мне велика! — спустя мгновение воскликнула Сьюзан.
— Извините, другой у меня нет.
— Ну ладно. Это даже забавно. Эрик не нашелся, что ответить.
— Спокойной ночи, Сьюзан, — сказал он наконец и скрылся у себя.
Вскоре до него донеслись торопливые шажки; хлопнула дверь, и раздался скрип придвигаемого к двери комода.
Сьюзан внимательно осмотрела окно. Оно не запиралось и выходило во двор; если Коллинз попытается ворваться в спальню, она успеет выскочить и добежать до машины. Конечно, Сьюзан всерьез не думала, что он и в самом деле посягнет на ее честь. Но подстраховаться не мешает. Из любимых книг она знала, что романтические герои влюбляются с первого взгляда, а когда в них пылает страсть, становятся способны на самые безрассудные поступки.
Любовными романами Сьюзан увлеклась в прошлом году. Сейчас у нее в студии стояло несколько коробок, доверху набитых книгами в ярких обложках. На обложке обязательно изображалась героиня, как две капли воды похожая на саму Сьюзан, — отважная, полная энергии, прекрасная и абсолютно невинная. Красавица покоилась в объятиях зрелого широкоплечего мужчины, чаще всего синеглазого смуглого и темноволосого. Герой романа, как правило, пленялся ее красотой, а еще более — чистотой души; он проходил через тысячи препятствий, чтобы завоевать ее сердце и увести ее с собой в сказочный мир богатства и любви.