Дайкен Рэйчел Ван - Разрушенная

Когда приехала «скорая», еще оставалась надежда, что брата можно спасти.

Он умер ночью, уже в больнице.

Я ненавижу больницы.

– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! – Отец грохнул кулаком по столу, и слезы навернулись ему на глаза. – Я не переживу, если потеряю и тебя тоже!

– Я еще не собираюсь отходить в мир иной.

– Да черт возьми, Уэс! – Отец сжал переносицу. – Если ты выйдешь еще хотя бы на одну игру, это может убить тебя. Ты ведь и сам это прекрасно понимаешь, да, сынок?

– Я дал ей слово.

– Она девушка! – Отец уже почти перешел на крик. – Она это переживет! С чего ты вообще взял, что она на самом деле влюблена в тебя? Именно в тебя, а не в то, что ты прекрасно выглядишь и сидишь на мешке с деньгами? Конечно, сейчас ты ей нравишься. Ты даешь ей все, о чем только может мечтать девушка, но что будет, когда Кирстен станет известно о твоей болезни? Как она отреагирует, когда узнает, что ты больше не звезда футбольной команды? Что, ты думаешь, случится тогда? Ты веришь, что она останется рядом и будет держать тебя за руку? Может, она пойдет и склеит кого-нибудь из твоих товарищей по команде и будет весело проводить время с ним?

Еще никогда в жизни мне так сильно не хотелось врезать своему собственному отцу.

– Не смей так о ней говорить! – жестко осадил его я. – Ты не знаешь ее так хорошо, как знаю ее я.

– Ох уж эта юношеская влюбленность. – Отец покачал головой. – Уэс, ты что, не понимаешь? Это не имеет никакого отношения к ней. Я беспокоюсь о тебе. Я переживаю, что она может разбить тебе сердце. Я переживаю, переживаю, переживаю. Я не могу потерять обоих сыновей. – Он запнулся. – Я уже потерял так много. Если я потеряю еще и тебя, я не переживу этого. Ты должен сосредоточить все свои силы на том, чтобы справиться, а не на том, чтобы раствориться в ней. Ты вообще принимал сегодня свои лекарства?

Последняя таблетка чуть не прожгла в моем кармане дыру размером с Техас. Я коротко кивнул и развел руками.

– У меня еще осталась одна таблетка на выходные, а со следующей недели я начну пить последний курс.

Отец кивнул.

– Просто постарайся не допустить, чтобы из-за этой девушки твое лечение пошло прахом, сынок. Ты должен жить, я не могу… – Его голос задрожал, и он так и не смог договорить.

– Пап, тебе нужно научиться принимать очевидное, – мрачно проговорил я. – Пойми, есть вероятность, что я не выживу.

– Не говори мне об этом. Я отказываюсь в это верить. Врачи сказали, что…

– Врачи сказали, что есть шанс, что операция пройдет нормально. Но еще врачи сказали, что еще не сталкивались с такой активно растущей опухолью. Возможно, уже слишком поздно. Понимаешь? Просто… не надо так давить на меня разговорами о том, что мне еще жить да жить. Реальность на самом деле может оказаться гораздо менее радужной. Не давай мне ложных надежд. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы задержаться в этом мире как можно дольше, но не надо навязывать мне чувство вины. Потому что одной только воли к жизни может оказаться недостаточно.

В комнате повисла тишина. Потом я увидел, как мой отец поник в кресле и зарыдал. У него тряслись плечи, и он всхлипывал как ребенок. Последний раз отец плакал на похоронах Тая. Сердце мое было готово разорваться. Я подошел к нему и положил руки ему на плечи.

Он ухватился за них, продолжая сотрясаться в рыданиях.

– Это так несправедливо…

– Разве болезни посылаются кому-то в наказание, – пробормотал я, – и никто никому не обещал, что жизнь будет справедливой.

– Она должна быть справедливой.

– Пап, – мой голос дрогнул, – жизнь несправедлива, но это не значит, что мы не можем прожить ее счастливо. Жизнь – это счастье. Жизнь – это подарок небес. Каждая жизнь уникальна, и каждая судьба уникальна, и почему-то нам досталась именно такая. И чем быстрее мы поймем это и примем, тем раньше перестанем сокрушаться и начнем жить на самом деле.

– Где ты понабрался таких мудрых мыслей? – рассмеялся сквозь слезы отец.

– На всех тех сеансах психотерапии, на которые ты заставлял меня ходить. А иногда, пап, нужно пройти через ад, чтобы оказаться в раю. – И я посмотрел на дверь.

– Что, настолько сильно?

– Что?

– Она так сильно тебе нравится?

– Нет, – я сглотнул. – Я люблю ее.

Мало-помалу я начинала жить ради того, чтобы видеть его улыбку, чувствовать его прикосновения – я начинала жить ради него. И даже если он меня бросит, мое сердце будет продолжать биться только ради него.

– Поверить не могу, что мы действительно это делаем, – бурчала я, сбрасывая на кафельный пол низ купальника и закрывая глаза от ужаса.

Смелой. Я должна быть очень смелой.

– Я не собираюсь приставать к тебе, даже не переживай на эту тему, – послышался из бассейна насмешливый голос Уэса на фоне мерного плеска воды. – И я даже отвернусь, пока ты будешь медленно и аккуратно спускаться по лесенке в воду. Потому что, буду честным до конца, у меня отлично развито воображение. Так что пока ты будешь спускаться в бассейн, я буду представлять, как это выглядит.

– Ничего из ряда вон выходящего. – Я постаралась выдавить из себя шутку.

– Совершенно ничего из ряда вон. Это прекрасно, блин, это чертовски прекрасно.

– М-м-м?

– Извини, начал раньше времени, – пояснил он. – А теперь поторопись!

– Вот дерьмо.

– М-м-м, Овечка сказала плохое слово, – продолжал издеваться Уэс. – Ты становишься грязной девчонкой, когда выходишь за пределы зоны комфорта.

– Ладно-ладно, я спускаюсь.

– Оборачиваюсь.

Подходя к краю бассейна и сбрасывая полотенце, я услышала плеск воды. В свете луны тело Уэса казалось еще более идеальным, чем прежде. Мышцы на его спине выглядели именно так, как поют о них во всех этих бесчисленных песнях про любовь. Его тело было пределом мечтаний любого мужчины. Вокруг его груди кругами расходились волны, и в свете луны они были похожи на белые полоски. Я посмотрела вниз. Если я встану прямо под луной, Уэсу не придется прибегать к помощи воображения, чтобы представить, что скрыто под толщей воды.

Чтобы обезопасить себя, я подошла к тому месту, где на бортик падала тень. Я и мысли не допускала о том, чтобы Уэс увидел мою наготу. Не то чтобы я стеснялась своей фигуры, или что-то вроде того. Но да, это был уже явный перебор: плавать голой в бассейне с парнем. Лиза бы, наверно, нормально к этому отнеслась, но я все еще стеснялась, как маленькая девочка.

Теплая вода приятно ласкала мое тело. Я нервничала даже сильнее, чем в прошлый раз. И все ощущения разом обострились. Я медленно двинулась туда, где стоял Уэс. Пришлось немного присесть, чтобы вода доходила мне до плеч. Я не только уже второй раз за день вступала в битву со своим страхом воды, теперь на мне еще и не было никакой одежды.

– Ну и как ты себя чувствуешь в чем мать родила? – спросил он, старательно не глядя в мою сторону.

– Очень странно.

– Ничего, ты скоро привыкнешь, и тебе даже понравится. – Парень усмехнулся и повернулся ко мне. У меня захватило дух. – Почему ты не дышишь?

Я выдохнула.

– Ты все еще настолько боишься? – спросил он, глядя себе под ноги, если, конечно, в темноте можно было там хоть что-то увидеть.

– Воды? – Я посмотрела по сторонам. – Немного. Тебя? Очень боюсь.

– Хочешь, расскажу парочку глупых историй, как я выставлял себя идиотом, чтобы между нами не осталось и капли сексуального напряжения? В смысле, не то чтобы я горел желанием их тебе рассказывать, но если тебе это нужно, то я готов…

Я засмеялась и стала ждать продолжения. В самом деле, нельзя же было упустить такой шанс.

– Ладно. Когда мне было десять, я спрыгнул с крыши нашего дома и попробовал полететь. По удачному стечению обстоятельств я приземлился в бассейн, так что ничего страшного не произошло, но отец все видел. Брат взял меня на слабо. А еще он однажды сказал, что я ни за что не смогу съесть муху…

– И ты съел?

– Что?

– Ты съел муху?

– Даже двух. Тай сказал, что первая была слишком маленькая и это не считается. Пришлось есть вторую.

– Вау. – Я взяла Уэса за руку и крепко сжала ладонь. Мне все еще было немного неспокойно. – Звучит так, будто положение старшего брата не давало тебе ни малейшего преимущества, раз младший так над тобой подшучивал.

– Да, он немало надо мной поиздевался, и я бы с удовольствием терпел это и дальше, если… – у него задрожал голос, – если бы у меня была возможность еще хоть раз сказать ему, как сильно я его люблю.