Дайкен Рэйчел Ван - Разрушенная

– Задай этот вопрос после Хоумкаминга.

– Что? Почему после Хоумкаминга?

Уэс пожал плечами.

– Раз мне нельзя тебе лгать, тогда спроси об этом после Хоумкаминга. Тогда я все смогу тебе объяснить.

– И ты объяснишь, почему ты то кажешься здоровым как бык, то выглядишь так, будто еле-еле держишься на ногах?

– Все объясню, – сказал парень упавшим голосом. – Обещаю.

– Ладно.

Я была недовольна его ответом, мне было неспокойно. Конечно, какое уж тут спокойствие, когда точно видишь: происходит что-то неладное, а тебе остается только строить догадки? К тому же я прекрасно знаю, как мужчины болеют. У меня была возможность отлично это изучить на примере дяди. Гордыня не дает им признать, что дело плохо, возможно, в этом-то вся причина.

Над моими плечами нависла его мускулистая рука. Через мгновение Уэс схватил меня, повернул и прижал к себе.

– А теперь самое время немножечко поспать.

– Да я готова хоть всю жизнь спать в твоих объятиях.

– Хорошо, – прошептал он мне на ухо. – Я хочу, чтобы все, что тебе еще предстоит попробовать, ты пробовала со мной… так у меня сразу будет огромное преимущество перед теми, кто будет следующими.

– Я хочу только первого.

Он провел левой рукой по моему боку.

– Я тоже очень хочу этого.

– Спокойной ночи, Уэс.

– Спокойной ночи, моя маленькая Овечка.

Время уходит, как песок сквозь пальцы – я чувствую это всем телом и ненавижу всей душой. И мое сердце снова и снова разбивается каждый божий день.

Выходные, проведенные дома с Кирстен, заняли почетную первую строчку в моем личном хит-параде лучших в жизни каникул. В пятницу у меня было отвратительное настроение и строить какие-то планы я был не в состоянии. Поэтому мы весь день смотрели кино на экране размером со стену и ели попкорн.

В субботу мы еще раз закрепили успехи Кирстен в плавании, а в воскресенье я помог ей составить расписание на весенний семестр. Она все еще никак не могла определиться с профилирующим предметом. Моя девушка хотела выбрать такую специальность, чтобы потом не пришлось сомневаться. Ей хотелось заниматься чем-то важным, имеющим большое значение для окружающих, она хотела найти свою цель в жизни. И я не вправе был ее торопить или пытаться переубедить, поэтому просто помог разобраться с общеобразовательными предметами, которые ей в любом случае следовало включить в учебный план.

Понедельник неумолимо приближался, и я прекрасно понимал, что ускользающее время играет против меня. Я начал новый курс лекарств, но чувствовал себя не лучше, чем в самом начале лечения. За все это время я так и не мог справиться с побочными эффектами – слабостью, головокружением и тошнотой. Дэвид и Джеймс очень переживали за меня, особенно из-за того, что мне оставалась одна последняя игра до официального ухода из команды.

Кирстен никогда не видела меня на футбольном поле. Она никогда не видела, как я играю.

Я играл ради команды, ради фанатов, ради отца, ради Тая, даже ради себя самого. Но я никогда в жизни не играл ради девушки. Это было особое, незнакомое мне ощущение, и я не хотел ударить в грязь лицом. А это значило, что мне надо как-то подниматься с кровати и тащить свою задницу на тренировки, хотя на самом деле мне хотелось только блевать и спать.

А еще еда потеряла всякие остатки вкуса. Это началось уже давно, в конце прошлого месяца. Кирстен, разумеется, этого не знала, но каждый раз, когда она ела, я пытался представить себе, каково то или иное блюдо на вкус. Пытался вызвать в памяти, какой вкус у индейки, а какой у сахара.

Но когда я концентрировался на таких вещах, я начинал чувствовать себя слабым. Только представьте себе, как глупо это звучит. Двухметровая, стокилограммовая гора мышц чуть не плачет из-за того, что больше никогда не сможет почувствовать вкус индейки.

Я вытер пот со лба тыльной стороной ладони и еще раз поднял штангу. Тони, как обычно, страховал меня, но к нам подошел тренер, и они поменялись.

– Ты уверен, что тебе стоит это делать? – спросил он, когда я сделал следующий рывок.

– Ага, – я улыбнулся во весь рот и отпустил штангу. Она упала на пол. – Мне это пока вполне по силам.

– М-м-м, ладно, – Тренер отвел глаза в сторону и потер глаз. – Уэс, если я могу хоть что-нибудь для тебя сделать…

– Тренер, я еще не умер, – прервал его я.

– Я знаю, – ответил он, глядя на меня повлажневшими глазами.

Да твою ж мать! Я поставил руки на пояс и глубоко вздохнул, стараясь не смотреть в сторону человека, который научил меня играть, который видел, как я играл за BHS еще будучи старшеклассником. Мы вместе прошли через огонь и воду, и я был практически уверен, что он сейчас чувствует себя так, словно теряет члена семьи. И я знал это по одной простой причине: я сам чувствовал то же самое.

Моя команда стала мне семьей.

Они все были моими братьями.

Я переживал за них, дрался за них, столько раз сидел с ними за одним столом. Мы были настоящей командой, и у меня сердце разрывалось от одной только мысли, что дальше им придется играть и тренироваться без меня.

Я ненавидел даже мысль о том, что не смогу быть с ними, когда они закончат учебу, найдут свою первую работу и, может быть, выиграют наконец этот чертов кубок, который Орегон увел у нас прямо из-под носа в прошлом году.

– Я боец, – сказал я, снова посмотрев на тренера. У меня никогда так сильно не дрожал голос, как сейчас. – И я собираюсь победить.

– Разумеется, ты боец. – Тренер подошел ко мне и погрозил кулаком. – Я уверен, что ты сможешь победить эту дрянь, и я смогу тобой гордиться, слышишь меня?

– Прекрасно слышу, сэр. – Я поперхнулся слезами, обжигающими заднюю стенку горла.

– Ладно, – он потрепал меня по плечу. – У тебя правильный настрой. А теперь идите оба переодевайтесь, вы достаточно потрудились на сегодня.

Тренер вытер лицо полотенцем и направился в свой кабинет – дверь за ним с грохотом закрылась.

– Мне показалось, или наш тренер в последнее время какой-то более эмоциональный, чем обычно? – сказал Тони у меня за спиной. Интересно, что он успел услышать из нашего разговора.

– Да нет, он просто очень переживает из-за предстоящей игры. – Я хлопнул его по спине. – И ты сам слышал, что он сказал. Все, идем переодеваться! – крикнул я своей команде, возможно, в последний раз. Матч должен был состояться завтра. И эта игра должна была стать для меня последней.

Я хочу его больше всего на свете… Можно моим профилирующим предметом будет Уэстон Митчелс? Тогда не сомневаюсь, что в один прекрасный день я стану лучшим на свете специалистом в кинезиологии![11]

– Просто надень эту чертову футболку, – Гейб снова кинул ее мне в лицо и вздохнул, – мы уже и так опаздываем.

Мои щеки просто пылали оттого, насколько мне было неловко, поэтому я с реактивной скоростью промчалась к себе в комнату и одним движением натянула футболку. «Команда Уэса», – гласила красная надпись на животе, взятая в круг из ярко-красных сердечек. Зачем Гейб напечатал этот кошмар? Я все еще никак не могла понять, почему должна надевать это убожество. Но Гейб настоял на своем. Он сказал, что это старая традиция Хоумкаминга и что Уэсу будет очень приятно, если парень увидит, что на мне надето что-то с его именем. Гейб сказал, это придаст ему смелости. Меня слегка озадачила сама идея, что такому парню, как Уэс, может не хватить смелости, но я решила не заморачиваться на эту тему. А еще я сегодня раздражала Гейба, хотя сама не понимаю, чем и почему.

– Так лучше? – Я вышла из комнаты в середину гостиной и покрутилась. На мне была пара миленьких кроссовок, модные рваные джинсы и та самая футболка. Волосы были собраны сзади в хвост, а на щеках я нарисовала номер Уэса в команде – красно-золотые цифры тридцать два, в цветах Хаски[12].

– Потрясающе! – Гейб кивнул и показал большой палец. – Вот видишь. Разве сложно было сразу так сделать?

– Послушаться тебя? – Я надула губы и выразительно на него посмотрела. – Да что может быть сложнее?

– Я тоже тебя люблю, – закатил глаза Гейб. – А теперь сгребай свое барахло, и вперед, нам пора идти. – Он шлепнул меня по попе и позвал сестру: – Тащи свою задницу сюда, Лиза, а то мне придется…