Дайкен Рэйчел Ван - Разрушенная

Смеясь, я пожал его руку.

– Лучше просто разрешите мне играть. Что бы ни случилось, а я все еще крутой защитник.

– Да, ты такой. – усмехнулся он и похлопал меня по плечу. – Увидимся, когда очнешься.

– Когда очнусь, – повторил я его слова, когда тренер ушел.

Вскоре в палате появился Гейб и молча уселся на стул рядом с кроватью.

– Все нормально? – спросил я.

– А разве это не я должен задавать тебе этот вопрос? – ответил он, по-прежнему не поднимая на меня глаза.

– Гейб…

– Я просил Бога, чтобы он послал мне эту болезнь. И я все еще надеюсь, что он это сделает. Понимаешь, ты слишком хороший. Ты не… Я просто… – Из Гейба посыпались проклятия, а я никак не мог понять, что происходит. – Я все еще не могу смириться с этим.

– Вот и перестань пытаться, – вздохнул я. – И вспомни, что я тебе говорил. Пусть эта история изменит твою жизнь.

– Я не употреблял наркотики уже три года. – Гейб откинулся на спинку стула. – А сейчас я в первый раз готов послать все к черту. Просто мне слишком больно, и я не могу с этим справиться. А потом я чувствую себя эгоистом, который думает только о себе. Я не такой сильный, как ты.

– Ты сильный, – не согласился я. – Ты и сам это знаешь.

– Спасибо. – Гейб встал и наклонился ко мне. – Спасибо, что стал моим другом.

– Ну, вообще-то это Лиза мне заплатила… – пошутил я.

– Приятно слышать, что ты до сих пор в состоянии шутить, засранец. – Гейб стиснул меня так крепко, что выбил из груди весь воздух. – Либо ты победишь этот рак и не оставишь от него живого места, либо придется сделать то же самое с тобой, понял?

– Понял.

Махнув мне, Гейб уже направился к двери, но я окликнул его:

– Гейб?

– Да?

– Будешь моим шафером?

– Шафером?

– Да, через триста шестьдесят шесть дней я женюсь на Кирстен. Ты будешь моим шафером?

– Ого, на что ты подписался… – Гейб хохотнул. – А Кирстен об этом знает?

– Конечно. Она любит меня, ты же знаешь.

– Да, знаю. – Гейб снова засмеялся. – Увидимся на другой стороне, Уэс.

Прошло еще минут десять, и в палату влетела Кирстен. В белом платье.

– Извини. Это лучшее, что я успела найти.

– На тебе надето…

– Свадебное платье, – засмеялась она. – Я подумала, что это сможет еще немного воодушевить тебя, придать тебе сил. Теперь ты можешь представлять меня в белом платье, то, как ты снимаешь это платье с меня, то, как я говорю «да», когда ты предлагаешь мне стать твоей женой… и «да» на все вышеперечисленное.

– Иди сюда. – Я протянул к ней руки. Через мгновение Кирстен оказалась у меня в объятиях, крепко прижавшись к моей груди. – Я люблю тебя, моя маленькая Овечка.

– Я тоже люблю тебя, Волк, – всхлипнула она. – Ты мой самый лучший.

– Самый лучший что?

Кирстен посмотрела на меня своими огромными глазами, в которых светилась надежда.

– Самый лучший все. Ты просто мой самый лучший. Из всего на свете, что могло бы стать для меня самым лучшим, самое дорогое для меня – это ты. Самое ценное – это ты.

– М-м-м, какая высокая похвала, – улыбнулся я, зарываясь пальцами в гриву ее волос.

– Что ты любишь больше, мои волосы или мое сердце? – не удержавшись, поддела она меня.

– А почему ты предлагаешь мне такой небольшой выбор? Чем, например, хуже твои ножки, твой смех, то, как ты закусываешь губу, когда думаешь, а еще ощущение твоего теплого дыхания, или твой сонный голос по утрам, вкус твоих нежных губ, три веснушки у тебя на носу, густой веер твоих ресниц, то, как ты заботишься обо мне или твоя преданность. Сердце или волосы? Это так мало. Да и как я могу вообще выбирать, если то, что я больше всего люблю в тебе – это ты сама.

Я видел, как Кирстен сдерживается, чтобы не заплакать. У нее покраснели веки, и ресницы намокли от слез.

– Я. Люблю. Тебя. – Я посмотрел ей прямо в глаза. – И я уверен, что это не конец.

– Я знаю, – согласилась Кирстен. – Я знаю это вот здесь. – Она приложила ладонь к моей груди. – И знаю это вот здесь. – Девушка прижала ладонь к своему сердцу. – Ты просто уснешь, Уэс. И помни, что когда ты проснешься, я буду ждать тебя.

Я кивнул.

– Время пришло. – В палату вошла другая, незнакомая мне медсестра. Она грустно улыбнулась Кирстен и проводила ее до двери. И в этот момент наконец-то появилась Анжела.

– Привет, дорогой. – Женщина погладила меня по щеке. – Время спать, а когда проснешься, не будет больше никакого рака.

Я в замешательстве уставился на нее, именно уставился, потому что, могу поклясться, это была не медсестра, а моя мать. Я несколько раз моргнул и потряс головой.

– Спасибо, – наконец ответил я, – ты была для меня лучшей медсестрой.

– Запомни одну вещь… – Анжела взялась за спинку кровати и покатила ее в коридор.

– Какую? – спросил я, когда она вдруг остановилась.

– Ты можешь и не заметить каждую деталь паззла, из которого собирается твоя жизнь. Ты можешь не видеть каждый ход, который делает гениальный игрок. Но помни: он всегда полностью следует правилам игры. Иногда отдельные детали сдвигаются или выбрасываются, чтобы освободить место для новых. А иногда вмешиваются законы мира, в котором мы живем. Но все, что ни делается, все в конечном итоге случается к лучшему. Утешающее обещание, не так ли? Осознавать, что на все есть своя причина? В чем причина того, что ты заболел – быть может, именно это помогло тебе спасти жизнь твоим лучшим друзьям. А если бы ты не был болен, встретил бы ты их когда-нибудь? Если бы ты был здоров, нашел бы ты любовь всей своей жизни? Может, все имеет смысл не потому, что жизнь идеальна, а наоборот, потому что жизнь – это хаос.

Анжела остановилась и выкатила мою кровать в холл. Ее слова не отпускали меня всю дорогу до операционной. А когда меня переложили на операционный стол, я потянулся к ней. Анжела без слов поняла меня и крепко сжала мои ладони в своих. А потом, когда мне сделали усыпляющий укол, я посмотрел на ее левую руку… на безымянном пальце блестело обручальное кольцо. Точно такое же, как то, что мой отец подарил моей маме, и которое она не снимала до самой смерти… Я уже открыл рот, чтобы сказать Анжеле об этом, но веки стали очень тяжелыми, и я провалился в глубокий сон с улыбкой на лице.

Десять часов? И что я должна была делать эти десять часов? Молиться? И я молилась. Я изо всех сил старалась не плакать, Гейб пытался развлечь меня рассказами о глупых историях из детства Лизы. Это не помогало, но он хотя бы пытался.

Прошло пять часов с начала операции. Я уже была на грани сумасшествия. Врачи предупредили, что операция займет часов десять-двенадцать. Рэнди сказал, что если они выйдут из операционной в течение первого часа, значит, новости плохие и опухоль неоперабельная. Но отец Уэса не переставал надеяться. Когда прошло уже два часа и ни один из врачей не появился, я выдохнула и слегка расслабилась.

Я снова посмотрела на часы. Стрелки показывали полдень. Еще часов пять, и я снова смогу обнять Уэса. Ему будет больно, но он будет жив. Я закрыла глаза и постаралась в мельчайших подробностях вспомнить, как он целовал меня.

Гейб дернул меня за руку. Я открыла глаза. К нам шел доктор. Голова опущена. Еще слишком рано. Нет! Нет! Я знала, что еще слишком рано, чтобы он мог принести хорошие новости! У меня упало сердце. А потом забилось с такой скоростью, что я схватилась за руку Гейба. Мы ждали, что скажет врач.

Рэнди встал, и доктор улыбнулся ему. Он улыбается, это ведь хороший знак, да? Я сделала глубокий вдох. Если бы сердце Уэса перестало биться, я бы это почувствовала. У меня разорвалась бы душа, если бы с ним случилось что-то страшное. Так что он все еще был с нами. Не мог не быть.

– У меня очень странная новость… – врач покачал головой. – Операция окончена.

– Почему странная? – прозвучал голос Рэнди.

– Его опухоль… – Казалось, что врач никак не может подобрать слова, чтобы выразить свою мысль. – Когда мы видели ее на МРТ несколько дней назад, она была размером с мою ладонь. Но за эти несколько дней она усохла до размера сливы.

– Извините, что? – Рэнди несколько раз моргнул. Я увидела, что он еле сдерживается, чтобы не разрыдаться.

– У вашего сына больше нет рака, – медленно и отчетливо проговорил врач. – Злокачественное образование было только одно. Очень близко к сердцу, но операбельное. Мы удалили опухоль. Операция прошла без осложнений. Ваш сын… – У доктора задрожал голос, он сделал вдох и продолжил: – Ваш сын проживет долгую жизнь и встретит старость. Бог милостив.