Дайкен Рэйчел Ван - Разрушенная

Мы предполагали, что информация о том, как я боролся с раковой опухолью и перенес тяжелую операцию, распространилась очень быстро. Мне пришлось дать множество интервью для программы «Доброе утро, Америка» и Андерсону Куперу[17], и, конечно ESPN. Из-за этой суеты у меня практически не оставалось времени, чтобы подумать о предстоящем матче и о том, что я запланировал сделать в перерыве.

Мы играли с Орегоном. Опять. Вот повезло так повезло. «Утки» были хороши, но мы лучше. Я бросил мяч и поднял руки высоко над головой. Это был чемпионат BCS. Я должен был думать об игре, о том, как бы меня не выбили, о победе – но у меня получалось думать только о ней.

– Ты готов? – спросил Тони, делая последний бросок.

– Конечно, – усмехнулся я, – а ты?

– У нас сегодня жареная утка на ужин. – Парень показал мне два пальца – значок «победы», а потом запрокинул голову и завыл. Толпа на трибунах ревела, поддерживая желто-зеленых. Я представлял, как бесится сейчас Гейб. Бедняга. Никто на белом свете не ненавидел «Уток» так сильно, как он. Интересно почему.

Распорядитель подошел к микрофону. Забавно, в последний раз, когда я выходил на поле, я был точно уверен, что моя жизнь почти закончилась.

А на самом деле она только начиналась.

Первые две четверти игры прошли как в тумане. Счет был примерно одинаковым, и я чувствовал, что действительно устал. Тренер несколько раз пытался заменить меня, но я ему не позволил. Я действительно хорошо играл и хотел сделать все для команды. Я не мог подвести их. Только не сегодня.

– Ты уверен, что выдержишь? – спросил меня отец, когда прозвучал свисток, означающий окончание второй четверти.

– Ага, – выдохнул я. – Я всю свою жизнь ждал этого матча.

Он сунул руку в карман и вытащил маленькую коробочку.

– Давай, сделай это.

– Пожалуйста, все займите свои места! У нас для вас специальное объявление! – прозвучал голос из громкоговорителя. Под одобрительные крики болельщиков я вышел на середину поля. Трибуны встали. Даже та их часть, где сидели фанаты «Уток».

Когда я обернулся, понял почему. Каждый, кто болел за нашу команду, был одет в футболку с надписью «Мое сердце – с Уэстоном Митчелсом». Я был так удивлен, что какое-то время стоял молча. Крики становились только громче. Потом я поклонился и снял шлем. Я очень нервничал. Откашлявшись, я поднял микрофон.

– Спасибо, – сказал я севшим голосом. – Вы себе даже не представляете, как много для меня значит ваша поддержка, поддержка моей семьи и моей команды. – Я снова откашлялся. – Ребята, я люблю вас. Я люблю вас всех, но есть кое-кто… кое-кто особенный, и мне нужно кое-что ей сказать. Кирстен? – Толпа заревела еще громче. – Кирстен, можешь спуститься сюда?

Под оглушительные вопли и одобрительный рев моя девочка спустилась с трибун и направилась ко мне на середину поля.

– Черт, – сказал я в микрофон, – а ты сейчас такая же красивая, как в тот день, когда я впервые увидел тебя.

Она покраснела настолько, что цвет ее лица почти сравнялся с цветом ее волос. Сделав еще несколько шагов, Кирстен подошла ко мне.

– Овечка, – начал я. Она закатила глаза, но я был уверен, что она счастлива. Я так сильно нервничал и одновременно так радовался тому, что наконец смогу назвать ее своей. – Когда я в первый раз встретил тебя, мое сердце разбилось на миллион осколков. – Толпа поутихла и вскоре замолчала. – Мой организм медленно отравляло что-то, что я не мог контролировать. Некоторые считают чудом то, что я сейчас стою здесь, перед тобой. Другие думают, что помогли лекарства, – я взял ее за руки. – Но я знаю правду.

Взгляд Кирстен был полон изумления.

– Когда я встретил тебя – ты стала моим исцелением. Ты излечила мое тело и мою душу. Мы вместе боролись с нашими страхами – мы учились, смеялись и мы любили. В последние месяцы ты заставляешь мое сердце биться с такой силой, с какой оно никогда не билось на протяжении всей моей жизни. И мое сердце до сих пор бьется только потому, что ты поделилась со мной своим. И поэтому я встаю не на одно колено, а сразу на оба… – Я опустился на колени и взял ее за руку. – И я говорю тебе спасибо за это. Спасибо за то, что спасла мою жизнь. Спасибо, что любишь меня так, что я теперь как никогда осознаю ценность своей жизни. И спасибо, что давала мне силы бороться, когда у меня уже почти не осталось своих. Мне нравится думать, что наши сердца связаны невидимой нитью – связаны навсегда. Но, поскольку такая связь никак не может быть узаконена, я хочу спросить тебя.

С трибун послышались удивленные возгласы.

– Ты выйдешь за меня замуж? Сделаешь самым счастливым человеком из живущих на этом свете? – Я открыл коробочку, и она увидела кольцо моей матери. Точно такое же, как то, что видел я, когда закрыл глаза перед операцией.

Это было кольцо с трехкаратным старинной огранки бриллиантом. На внутренней стороне было вырезано: «Мое сердце принадлежит тебе». Отец говорил, что когда заказывал эту надпись, то думал только о своей бесконечной любви к моей маме. Мог ли он тогда предполагать, какое новое, глубокое значение эти слова будут иметь для нас.

Но если только представить, что в жизни не бывает случайностей и всегда существует причина? Как и не существует простых совпадений? Я сглотнул в ожидании ответа Кирстен.

А она словно даже не удивилась, а молча обвила руками мою шею. Ее губы коснулись моих.

Почувствовав сладкий вкус ее ротика, я застонал.

– Это значит «да»?

– Это значит «какого черта ты так долго тянул?» – Моя девушка слегка ударила меня в грудь и отвернулась, потому что слезы потекли у нее по щекам. – Я люблю тебя, Уэс Митчелс.

– О да.

Кирстен улыбнулась и показала на свою футболку.

– Тебе нравится?

– Очень нравится.

– Я люблю Уэса Митчелса, – прошептала она и снова поцеловала меня. – И я с удовольствием отдаю ему свое…

– Свое что? – переспросил я, сжимая ее в объятиях.

– Свое сердце… – У нее задрожали губы. – Я счастлива, что подарила его тебе – чтобы спасти тебя. Я бы сделала для этого что угодно.

– И я все еще согласен его забрать.

– Забрать что?

– Твое сердце, – прошептал я. – Я готов забрать его, если предложение все еще в силе. Я хочу, чтобы оно целиком и полностью принадлежало мне. Даже если оно разбито на мелкие кусочки и они так разрушены, что больше не соединяются вместе. Я все равно хочу их себе – как и всю тебя целиком. Мне нужно все это.

– Они и так твои. И я твоя, – Она еще сильнее сжала меня в объятиях, а потом подпрыгнула и обвила меня ногами.

Телеоператоры просто сходили с ума, стараясь снять нас с наиболее удачного ракурса, а потом, как я и планировал, заиграла песня Beneath Your Beautiful, и точно в такт в небо устремились фейерверки.

– Вау, – Кирстен тяжело дышала, запрокинув голову, чтобы видеть, как огненные шары взрываются в небе над стадионом. – А ты основательно подошел к делу. Не умеешь по-другому?

– Я же Митчелс, – подмигнул я ей. – А теперь нам нужно выиграть кубок.

Но даже если бы мы проиграли, я все равно был бы счастливее всех на свете. Но, к счастью, этого не случилось. Желто-зеленые все-таки оказались слабее. Гейб был готов зарыдать от счастья, но начал нецензурно ругаться вслух, так что мы увели его с трибун.

Я взял руку Кирстен и поцеловал ее ладошку.

Мне просто хотелось поскорее приехать домой.

Стать лучшим игроком в университетском чемпионате? Это ничего не значит. Стать скаутом Национальной футбольной лиги? Тоже ничего. Кирстен? Да, черт возьми. Она была для меня всем. После окончания матча я сразу же ушел с поля. Отвернувшись от камер и слепящих софитов – мне не нужна была эта слава. Мне была нужна только она. И в темном туннеле, по которому мы уходили со стадиона, ощущая мамино кольцо на пальце Кирстен, я понял, что началась новая жизнь.

Дядя Джобоб, когда я думаю о тебе, когда я слышу твое имя, первое, что приходит на ум, это слово «мужественный». А что следом? «Герой». А третье слово? «Мир». Ты живое воплощение мира и спокойствия, ты боец, и ты идеальный пример того, какой я хочу быть в повседневной жизни. Я бесконечно уважаю твою смелость. Ты не позволил болезни сломить тебя. Наоборот, вместо того чтобы поддаться, ты использовал свой недуг для того, чтобы сделать этот мир и окружающих тебя людей чуточку лучше. Словами не описать, насколько сильно ты повлиял на меня и на мою жизнь.