Отдернув одну ее руку от плеч Василия, я потянул ее на себя.

Ее губы приоткрылись. Она боролась со мной.

— Отпусти меня. Хватит. — Ее глаза сощурились. — Убери свои руки от меня, агент Фокс.

Я замер, напрягаясь, чтобы встретить волну условного рефлекса, которому привык подчиняться всю жизнь.

Ничего.

Божественное ничего.

Блаженное, черт побери, ничего.

Никакого натиска приказов.

Никакой изнуряющей потребности убивать.

Я улыбнулся и расцепил ее напряженные пальцы.

— Ты говорила, что доверяешь мне. Доверься мне последний раз. — Мой голос даже звучал по-другому. Менее грубый, менее связанный с прошлым, от которого я всегда бежал.

Зел застыла, затем позволила своей руке перемещаться. Она не отводила своего взгляда от меня, когда положила свою руку на мой лоб.

Я поднял голову, утопая в ее изумрудном взгляде.

— Что ты видишь?

Она покачала головой.

— Я не понимаю. Что ты пытаешься сделать?

Я убрал ее руку и положил на свою грудь, прямо над моим сердцем. Ее тело напряглось, чувствуя, как сердце бьется под ее кончиками пальцев. Ее страх окружил меня, но медленно крупицы надежды заполнили ее глаза.

— Что ты чувствуешь? — пробормотал я.

Она ахнула, подергивая пальцами у моей груди. Ее прикосновение отправляло бумеранг живости и тепла через мое тело. Помечая меня. Делая меня своим. Навсегда своим.

— Ты другой. — Наклонив голову, она сощурила глаза. — Что случилось? Что изменилось? Я не понимаю.

Я рассмеялся, чувствуя легкость.

Направив ее руку к своей груди, я вздрогнул, когда ее нежное прикосновение поднялось к моей груди, и она коснулась звезды Клары на моей шее. Ее лицо исказилось от горя, прежде чем я поднес ее пальцы выше и выше, пока вся ладонь не обхватила мою щеку со шрамом.

Я никогда не позволял ей прикасаться к моему шраму.

Я ненавидел это.

Это активировало мой условный рефлекс.

Это очень долго управляло моей жизнью.

Убрав свои пальцы от ее, я прошептал.

— Что ты чувствуешь?

Надежда, которую она взращивала в себе, взорвалась во всем ее теле. Василий перестал плакать, и сияющая улыбка осветила ее заплаканное лицо.

— Все ушло?

Мое сердце увеличивалось, пока я не мог дышать. Мои ноги дрожали в абсолютной благодарности.

— О боже, Роан... это правда?

Дрожь захватила меня в плен, отправив мурашки и каждую эмоцию, что была заглушена, по моей коже. Любовь увеличивалась в моем сердце. Я кивнул.

— Ушло. Все до последней капли.

Ее руки вцепились в мои щеки сильнее, опустившись, чтобы обхватить мой подбородок.

— Ты уверен? — в ее глазах танцевала надежда и нерешительность.

Я хотел кричать. Танцевать. Я не мог просто стоять с радостью, которая бурлила в моем желудке.

— Абсолютно. Все плохое внутри. Каждая испорченная потребность убивать. Каждая сводящая с ума команда. Все исчезло.

Из мертвенно-бледного ее лицо засияло. Свежие слезы заполнили ее глаза, но в этот раз она светилась от счастья.

— Ты свободен?

Я рассмеялся, сделав шаг назад.

Каждое движение было легче.

Мое видение было ярче.

— Я свободен.

— Я нормальный.

Я отец.

Мои глаза широко открылись, и я развернулся. Я был отцом и был свободен. Никогда не думал, что могу получить так много всего.

Быстро подойдя к кроватке, я взял Веру в ее симпатичном розовом колпачке. Ее глаза были открыты, вперившись в мои.

Зеленые в белые. Я был безумно влюблен.

Мое сердце увеличилось, чтобы заключить маленькую девочку, которую я потерял. Маленькую девочку, которую получил. И сына, и женщину, которым принадлежал.

— Привет, Вера, — прошептал я.

Маленькая девочка зевнула, ее губки растянулись шире. Она извивалась в своем одеяле. Прямо сейчас я знал, что все будет в порядке.

Я притянул ее к своим губам и прижался поцелуем к ее лобику.

Она была моей.

Она была моим новым шансом.

Мое будущее было ярким и безопасным.

Василий снял мое проклятье.