Паоло Бачигалупи - Разрушитель кораблей

— Дай ей еще, — сказал Гвоздарь. Девочка снова выпила всю чашку, на этот раз держа ее дрожащей рукой. Вода потекла ей по подбородку, с такой жадностью она пила.

— Эй! — крикнула Пима, выхватывая у нее чашку. — Полегче! Так у нас воды на ночь не хватит!

Раздраженно посмотрев на девочку, принялась рыться в мешке с фруктами, который принес Гвоздарь. Достала апельсин, порезала его на дольки и предложила девочке. Та взяла ломтик и с жадностью прожевала его, потом взяла еще один. Глядела на Пиму, как голодный хищник, пока та резала апельсин. Но, съев еще пару ломтиков, снова без сил упала на землю.

— Спасибо тебе, — еле слышно сказала она, устало улыбнувшись. Ее глаза закрылись, и она умолкла.

Пима сжала губы. Встала и получше накрыла неподвижное тело девочки одеялом.

— Видимо, тебе живая досталась, Гвоздарь.

— Видимо.

Гвоздарь не понимал, радовало его это или печалило. То, что девочка выжила. Она лежала спокойно, закрыв глаза и глубоко дыша, судя по всему, уснув. Если бы она умерла или оказалась безумной, все было бы настолько проще.

— Очень надеюсь, что ты понимаешь, что делаешь, — тихо сказала Пима.

Говоря по правде, Гвоздарь сам понятия не имел, что он делает. Принимал решения на ходу, оказавшись в столь странном для них варианте будущего. Единственное, что он знал точно, — то, что эта странная девочка-богачка — часть этого будущего. Богатая девочка с пирсингом в носу с бриллиантом, с золотыми кольцами на пальцах, оставшихся в целости. С темными блестящими глазами. Живая, а не мертвая.

Он сидел с другой стороны костра, глядя, как Пима отдает ей остатки апельсина. Две девочки, две совершенно разные жизни. Пима, темнокожая, сильная, в шрамах, с татуировками команды на щеках и другими символами удачи. Коротко стриженная, мускулистая и очень живая. Другая девочка, со смуглой кожей, но куда светлее, нетронутая солнцем, с длинными струящимися волосами, мягко и гладко двигающаяся, точными и четкими движениями, с лицом и руками, не тронутыми метками насилия, шрамами от проводов и химическими ожогами.

Две девочки, две разные жизни, у каждой — своя удача.

Гвоздарь потянул себя за большие кольца, вдетые в уши. У него и Пимы куча меток, одинаковые, татуировки команды, собственные татуировки, с благословениями Ржавого Святого и Норн. А у этой девочки — ничего. Ни декоративных татуировок, ни рабочих, ни групповых. Ничего. Пусто. Он немного ниже ее ростом, но он знал, что легко убьет ее, если понадобится. Пиму ему в драке не победить, а эта — мягкотелая.

— Почему вы меня не убили?

Гвоздарь дернулся. Девочка снова открыла глаза и глядела на него через костер. В ее глазах отражался блеск пламени, в котором сгорала сломанная мебель и рамки картин. Почему не убили, когда могли сделать это?

Ее речь была отшлифованной, каждое слово отполировано и четко. Как у тех боссов, которые иногда приходят посмотреть на работу и платят премию наличными за хорошую добычу. Идеальное произношение, без разрывов между словами, без запинок. Она съела последний ломтик апельсина, который дала ей Пима, медленно, с наслаждением. Поднялась и села, тоже медленно.

Перевела взгляд с Гвоздаря на Пиму.

— Ты могла просто оставить меня умирать, — сказала она, вытерев угол рта ладонью и слизнув остатки сока. — Я бы не выбралась. Вы бы разбогатели с моим золотом. Почему?

— Спроси Везучего Парня, — презрительно ответила Пима. — Это была не моя идея.

— Тебя зовут Везучий Парень? — спросила девочка, глядя на Гвоздаря.

Он не мог понять, вопрос это или насмешка. Решил скрыть неуверенность.

— Нашел твой корабль, значит, везучий, а?

Ее губы дернулись.

— Тогда меня надо звать Везучей Девочкой, так? — прищурившись, спросила она.

Пима расхохоталась. Села рядом с ней.

— Ага. Точно. Везучая Девочка. Чертовски везучая.

Мгновение она с жадностью глядела на пальцы Везучей Девочки, на золото, блестящее на смуглой коже.

— Чертовски везучая.

— Тогда почему было не взять мое золото и не уйти? — спросила девочка, выставив руку, там, где на пальцах остались порезы от их ножей. — А из пальцев сделали бы амулеты Норн, точно? И золото, и кости от пальцев ваши были бы.

Ее гладкое лицо окаменело. Она умна, понял Гвоздарь. Мягкотелая, но не глупая. Он не мог отделаться от мысли, что ошибся, решив оставить ее в живых. Сложно понять, когда поступаешь умно, а когда — слишком умно, себе во вред. А эта девочка… она уже выигрывает, здесь, у костра. Ведет себя как хозяйка. Задает вопросы, а не отвечает.

Лаки Страйк всегда говорил, что между умом и глупостью очень тонкая граница, и смеялся до упаду каждый раз, говоря это. Глядя на девочку, сидящую по ту сторону костра, подкалывающую его, Гвоздарь внезапно почувствовал, что хорошо его понимает.

— Я думаю, что один из моих пальцев был бы чудесным амулетом тебе, — сказала она. — Сделал бы тебя особенно везучим.

Пима снова рассмеялась. Гвоздарь нахмурился. Перед ним простирался десяток вариантов будущего, зависящих от удачи и воли Норн… и неизвестной величины в лице этой девочки. Он видел эти пути, расходящиеся в разные стороны. Сейчас он стоял на развилке, глядя, куда свернуть, но не мог заглянуть дальше, чем на пару шагов вперед, в лучшем случае.

Сейчас, встретившись с острым взглядом этой безупречной богачки, он понял, что упустил важный фактор. Он ничего о ней не знает. О золоте он знает достаточно, это да. На золото можно купить безопасность, свободу от работы на кораблях, выход из команды. Этой дорогой пошел Лаки Страйк. Гвоздарю следовало быть умнее, просто дать Пиме зарезать девочку и покончить с этим.

Но что же с другими дорогами? Что, если за спасение богатой девочки полагается награда? Что, если она может быть полезна как-то еще?

— У тебя есть команда, которая станет искать тебя? — спросил она.

— Команда?

— Кто-то, кто хочет, чтобы ты вернулась домой?

Она не отвела взгляда.

— Конечно. Мой отец будет искать меня.

— Он богатый? — спросила Пима. — Богач, как ты?

Гвоздарь раздраженно поглядел на нее. На лице Везучей Девочки мелькнула усмешка.

— Он заплатит, если ты об этом спрашиваешь, — ответила она. Выставила пальцы. — Заплатит куда больше, чем стоят мои украшения.

Она сняла кольцо и бросила Пиме. Та поймала его, вздрогнув от неожиданности.

— Много больше. Больше, чем все богатство, что было на моем корабле.

Она поглядела на них, внезапно посерьезнев.

— Живая, я дороже золота.

Гвоздарь переглянулся с Пимой. Эта девочка понимает, чего они хотят, видит их насквозь. Как ведьма с побережья, которая бросает кости и заглядывает в глубины твоей души, видя всю ее алчность и жадность. Его напугало, что его и Пиму оказалось так легко раскусить. Он почувствовал себя глупым ребенком, предсказуемым, как мальчишки, толкущиеся у задней двери харчевни Ченя в ожидании, что им выбросят объедки. Она просто знала это.

— Откуда нам знать, что ты не врешь? — спросила Пима. — Может, у тебя больше ничего нет. Может, ты просто болтаешь.

Девочка пожала плечами, ничуть не смутившись. Коснулась остальных колец.

— У меня есть дома, где по полсотни слуг ждут, когда я позвоню в колокольчик, и приносят мне все, что я пожелаю. Два клипера и дирижабль. У моих слуг форма украшена серебром и нефритом, я одариваю их золотом и бриллиантами. У вас они тоже будут… если вы поможете мне связаться с моим отцом.

— Возможно, — сказал Гвоздарь. — Но возможно и то, что у тебя нет никакого золота, кроме того, что на пальцах, и никто не хватится, если ты умрешь.

Девочка наклонилась вперед. Огонь осветил ее лицо, ставшее холодным и жестким.

— Если причините мне вред, мой отец придет сюда, сотрет с лица земли вас и всех ваших, а потроха скормит псам.

Она выпрямилась.

— Выбирайте. Помочь мне и стать богатыми, или умереть, оставшись бедными.

— На хрен, — сказала Пима. — Давай ее просто утопим, и дело с концом.

На лице девочки мелькнула тень неуверенности, такая мимолетная, что Гвоздарь не заметил бы, если бы сидел подальше и не смотрел пристально. Но он заметил, что у нее слегка расширились глаза.