Гвоздарь и Ленивка на мгновение остановились, тяжело дыша и опираясь на тяжелую катушку. Гвоздарь вытер пот с глаз. Покрытая масляной пленкой темная гладь океана ближе к горизонту светлела, становясь голубой, отражая солнце и небо. Белели пенные гребни волн. Здесь, на берегу, небо было затянуто дымом от постоянно работающих плавильных печей, но там, вдали, он видел голубое небо и белеющие паруса. Современные корабли, клиперы, пришедшие на смену огромным судам прошлого, сжигавшим уголь и нефть, тем, которые теперь лежали на берегу, которые они день и ночь раздирали на куски. Новые корабли, с углепластиковыми корпусами, парусами, белые, как крыло чайки, быстрые, быстрее всех, кроме разве что поездов на магнитной подушке.
Гвоздарь проводил взглядом клипер, рассекающий воду, изящный и быстроходный, недосягаемый. Быть может, часть той меди, которую он сегодня добыл и смотал на катушку, вскоре окажется на одном из таких кораблей. Прежде ее отвезут поездом в Орлеан, потом погрузят в трюм грузового клипера, а потом отправят за океан людям или государствам, которые могут позволить себе заплатить за нее.
У Бапи был плакат с клипером производства «Лайбскинд, Браун и Моханрадж» на настенном календаре. Клипер с высотными парусами, заброшенными высоко в небо, так высоко, что, по словам Бапи, они достигали зоны сильных ветров и могли нести корабль по волнам со скоростью больше пятидесяти пяти узлов, на подводных крыльях, выбрасывая в воздух клочья пены и брызги соленой воды. Через океан, в Африку и Индию, к европейцам и японцам.
Гвоздарь жадно глядел на паруса вдали, думая о тех местах, куда ходят эти корабли, о том, лучше ли там, чем здесь.
— Гвоздарь! Ленивка! Где вы там, черт вас дери?
Гвоздарь дернулся, услышав свое имя. С нижней палубы танкера им махала рукой Пима, раздраженно глядя на них.
— Тебя ждем, подруга!
— Командирша на прогулке, — пробормотала Ленивка.
Гвоздарь скривился. Пима была старшей из них, поэтому и командовала. И даже их давняя дружба не спасет его, если они не выполнят норму.
Он и Ленивка снова взялись за катушку. Покрякивая, покатили ее по искореженной палубе и подкатили к примитивному крану, установленному у борта. Подцепили крюки к проушинам на катушке, схватились за трос и вспрыгнули на катушку, когда кран оторвал ее от палубы и начал спускать на нижнюю палубу. Катушка медленно раскачивалась и крутилась.
Как только катушка очутилась на нижней палубе, Пима и остальные члены группы окружили их. Отцепили катушку и покатили к носу танкера, туда, где занимались чисткой кабелей. Повсюду валялись куски изоляции и мотки собранного ими медного кабеля, сверкающие на солнце, аккуратно сложенные и помеченные знаком команды Бапи, таким же причудливым знаком, как и татуировки у них на щеках.
Все принялись чистить от изоляции кабель, добытый Гвоздарем, и складывать его аккуратными кучками. Работа шла быстро, они давно с ней освоились, как и друг с другом. Пима, главная, старшая, ростом выше остальных, уже выглядящая как взрослая женщина. Черная, как нефть, и крепкая, как сталь. Ленивка, худощавая, светлокожая, костлявая и голенастая, с грязными светлыми волосами, следующий кандидат на работу в тоннелях, когда Гвоздарь вырастет и уже не сможет там лазать. Ее светлая кожа постоянно обгорала на солнце и шелушилась. Девочка-Луна, с кожей цвета бурого риса, чья ветреная мамаша умерла от очередного приступа малярии. Работавшая упорнее всех в команде, поскольку знала, какова альтернатива этой работе. Ее уши, губы и нос, украшенные кусками стальной проволоки, которыми она проткнула свою плоть в надежде, что никто не возжелает ее так, как желали ее мать. Тик-ток, близорукий, все время щурящийся, такой же чернокожий, как Пима, но отнюдь не такой же умный, проворный, когда ему четко объяснишь, что делать, и неутомимый. Жемчужный, индиец по крови, рассказывающий им сказки про Шиву, Кали и Кришну, везучий, поскольку у него есть и мать, и отец, которые работают в команде, собирающей нефть. Черноволосый, смуглый, без трех пальцев на руке после несчастного случая на работе с катушкой.
И сам Гвоздарь. Некоторые, например Жемчужный, знали, кто они такие и откуда родом. Пима знала, что ее мать родом с одного из островов на другой стороне Залива. Жемчужный всем говорит, что он чистокровный марвари из Индии. Даже Ленивка знает свои корни. Говорит, что ее предки — ирландцы. А вот Гвоздарю с этим не повезло. Он понятия не имеет, кто он такой. Половинка того, четвертинка этого, смуглая кожа и черные волосы, как у его покойной матери, но странные голубые глаза, как у его отца.
Одного взгляда ему в глаза Жемчужному хватило, чтобы сказать, что он — отродье демонов. Но он все время что-нибудь, да брякнет. Например, что Пима — воплощение Кали, поэтому у нее черная кожа и поэтому она такая грозная, когда они не выполняют норму. Ну и ладно. Гвоздарь унаследовал от отца, Ричарда Лопеса, светлые глаза и худощавую фигуру, а Ричарда Лопеса здесь многие считали демоном. Трезвый, он просто выглядел пугающе, пьяный же становился сущим демоном.
Отмотав кусок кабеля, Гвоздарь присел на палубу. Подцепил край провода пассатижами и одним рукавом снял изоляцию, обнажив сверкающую медь.
И снова. И снова.
Пима сидела рядом с другим куском кабеля.
— Долго ты тащил эту порцию.
Гвоздарь пожал плечами.
— Поблизости уже ничего нет. Пришлось залезть далеко.
— Ты всегда так говоришь.
— Хочешь сама слазать в дыру — вперед.
— Я слазаю, — вызвалась Ленивка.
Гвоздарь поглядел на нее неодобрительно. Жемчужный фыркнул.
— У тебя нет чутья получеловека. Потеряешься, как Малыш Джексон, и у нас вообще никакой добычи не будет.
Ленивка резко махнула рукой.
— Забей, Жемчужный. Я никогда не потеряюсь.
— Даже в темноте? Когда все короба похожи один на другой?
Жемчужный сплюнул в сторону борта. Попал в рейлинг.
— Команды на «Дип Блю III» несколько дней слышали, как Малыш Джексон звал на помощь. Но так и не нашли его. Мелкий паршивец умер от жажды.
— Скверная смерть, — заметил Тик-ток. — От жажды. В темноте. В одиночестве.
— Заткнитесь вы, оба, — сказала Девочка-Луна. — Хотите, чтобы мертвые пришли на зов?
— Просто пытаемся сказать, что Гвоздарь всегда норму делает, — пожав плечами, ответил Жемчужный.
— Блин, я раз в двадцать больше Гвоздаря притащу, — сказала Ленивка, проводя пальцами сквозь пропитанные потом светлые волосы.
Гвоздарь рассмеялся:
— Тогда давай. Посмотрим, выберешься ли живой.
— Ты уже всю катушку занял.
— Значит, не свезло тебе.
Пима похлопала Гвоздаря по плечу:
— Я серьезно. Мы простаивали, пока тебя ждали.
Гвоздарь поглядел ей в глаза:
— Я норму сделал. Не нравится, как я работаю, — попробуй сама.
Пима раздраженно сжала губы. Это было бессмысленное предложение, и они оба это знали. Она уже слишком выросла, ссадины и шрамы на спине, локтях и коленях — лучшее тому доказательство. В командах по легким грузам нужны мелкие. Большинство детей к четырнадцати-пятнадцати вырастают, даже если морят себя голодом, чтобы расти поменьше. Если бы Пима не была хорошим командиром, она бы уже побиралась на берегу, голодная. А так у нее был еще год-два, чтобы вырасти окончательно и попробовать посоревноваться с сотнями других, желающих получить место в команде по тяжелым грузам. Ее время уходило, и это понимали все.
— Нечего нос задирать, коли тебе повезло уродиться в отца, худым как хлыст. Иначе оказался бы в таком же положении, как я, — сказала Пима.
— Ну, есть хоть что-то, за что я могу его поблагодарить.
Если он в отца, то никогда не вырастет здоровяком. Проворным, да, но не здоровым. Отец Тик-тока заявлял, что они все не вырастут такими же, как родители, из-за недостатка калорий. Говорил, что люди на Бостонском побережье всё такие же рослые. У них достаточно денег, достаточно еды. Они никогда не голодают. Растут высокие, толстеют…
Гвоздарь со счета сбился, сколько раз он чувствовал, как живот прилипает к спине. Интересно, как это — не быть голодным? Не просыпаться среди ночи оттого, что жуешь губы с голоду, пытаясь представить себе, что ешь мясо. Глупые выдумки. Слова «Бостонское побережье» звучали для него почти так же, как «Христианский Рай» или легкая жизнь, которую обещает Бог-Мусорщик, если ты сожжешь вместе со своим телом правильное подношение, прежде чем очутиться на его весах.