Селена Касс - Разве я могу быть счастлив без тебя

Каждое его слово, как клеймо отпечатывалось в мозгу Евы, заставляя её чувствовать себя ещё большим ничтожеством. Быстро заморгав, она старалась избавиться от подступивших слез. Она не сомневалась в том, что будет именно так, как сказал Один, который по всей видимости был господином всех воинов, что сейчас с большим нетерпением следили за происходящим. Теперь, больше никто и никогда не посмеет к ней подойти, но скорее всего ей это и не понадобиться. Потому что единственный человек, которые теперь имеет право к ней прикасаться и разговаривать, не сохранит ей жизнь. В этом она не сомневалась.

От адской боли, которую причиняли ей эти грубые руки, Ева не могла вымолвить не слова. Да и особо не стремилась разговаривать, потому как боялась, что любое лишнее слово может привести к наказанию с его стороны.

Внезапно, Ева почувствовала, что ее волосы больше не держат в крепком захвате, и она может вернуть, порядком затекшую шею, в прежнее положение.

— Твоя дочь подросла, — усмехнувшись, бросил Один Гаррику, продолжая смотреть Еве в глаза.

Зарычав, Гаррик резко дернулся вперед, но мужчины, что держали его, были к этому готовы. И в следующее мгновение, Гаррик оказался на коленях. Один рассмеялся и кивнул воинам. Затем, снова посмотрел на Еву, так, что она вздрогнула от страха. А уже его следующая фраза ввергла ее в еще большую пучину ужаса, и Ева всем своим существом поняла, что сейчас произойдет что-то страшное. То, что навсегда изменит ее жизнь, превратив в еще более худший кошмар, чем тот, в котором она существовала до встречи с Одином.

— Устраивайся удобнее и с удовольствием смотри на своё чертово отродье, которое сейчас будет уничтожено, — Один посмотрел на Гаррика, с удовольствием наблюдая, как тот прожигает его своим ненавидящим взглядом, — Но, так как она твоя дочь, думаю, огромного вреда никому это не принесет. Я просто избавлю всех от твоего выродка, втоптав её в грязь и лишив тебя любой надежды на продолжение рода. Именно на ней ваш род прервется, ведь она твой единственный ребенок, не так ли?

— Ты можешь даже убить её, меня это мало волнует. Посмотри на неё, разве может это убогое существо хоть немного волновать меня? Я и сам не раз прикладывал к ней свои кулаки, так что она приучена к боли.

Саркастический тон Гаррика не мог скрыть страха, который он испытал, услышав слова Одина. Если Один просто убьет Еву, тогда ему, Гаррику, ничего не грозит. Но, если Один задумает изнасиловать это ничтожество, тогда все к чему он так долго шел, полетит коту под хвост, и многое из того что он когда-то совершил, станет просто бесполезным. А ведь Гаррик совершал многие страшные дела, и именно их результат привел к тому, что он до сих пор жив. Хорошо, что кроме него об этом никто не знает, да никогда и не узнает. Так что, для него лучше будет, если Ева сейчас умрет от рук этого воина, Одина.

— Убить ее? — ухмыльнувшись, покачал головой Один, — Нет, это будет слишком милосердно. Она будет мучиться день ото дня, искупая твои грехи. А ты, будешь сидеть на цепи, как пес, смотря на то как твой дом переходит в мои руки, а твое потомство корчится подо мной, моля о пощаде, — прошипел он, — Держите его крепко, и будьте внимательны, крысы всегда найдут шанс, вырваться из клетки, — бросил Один воинам, удерживающим Гаррика.

Ева не заметила это внезапное движение, когда Один внезапно оказался рядом с ней. Ухватившись за ворот её платья, мужчина резко дернул рукой и уже через секунду единственная одежда, которая у нее была, платье и нижняя рубашка, такие ветхие и перешитые с чужого плеча, оказались разорванными в клочья. В одно мгновение, Ева с изумлением смотрела на клочки своей бывшей одежды, а уже в следующее, лежала на столе, придавленная тяжестью мужского тела. Ее ноги свисали с края стола, полностью облегчая доступ к невинному телу.

— Нет! Не надо! — захлебываясь слезами, закричала Ева, но безжалостный воин этого не заметил.

Единственное, что оставалось свободным, это руки, и Ева молотила ими по крепким плечам воина, стараясь причинить ему боль. Наблюдая за ее бесплодными попытками вырваться, Один ухватился Еву за руки, вздернул их вверх, соединив одной своей рукой оба запястья вместе. Теперь Еве больше нечем было себя защитить, и она замерла, как мышка, лежа на столе. Лишь ее грудь вздымалась в попытках захватить больше воздуха.

Раздвинув ноги Евы еще шире, Один развязал свои штаны, освобождая уже готовый член. Освободив запястья девушки, которая была парализована страхом и уже не могла оказывать сопротивление, мужчина обхватил ее бедра, приподнимая для своего вторжения. На секунду он остановился, упиваясь сладостью этого момента, тем, что выродок его врага, лежит под ним, умирая от страха.

— Прошу вас, не надо.

Едва слышный шепот, пробудил в нем воспоминания о другой девочке. Молила ли она о пощаде, которой не получила? Это воспоминание пробудило в нем зверя, и он со всей жестокостью ворвался в невинное тело, пробивая себе безжалостный путь, сметая на своем пути появившуюся преграду, подтверждающую, что Ева была девственницей.

Встретившись взглядом с глазами Евы, наполненными безудержным ужасом, Один почувствовал, как наслаждение от ощущения своей победы, пронизывает всё его тело.

Ева задохнулась от пронзившей ее боли. Двигаясь в ней, Один каждым своим движением причинял девушке все больше боли, вбиваясь в неё со звериным рыком. Больше не в силах терпеть насилие над своим телом, Ева закричала, срывая голос. Она задыхалась, потому что из-за слёз не могла сделать не единого вздоха. Она только хотела, чтобы это все закончилось, и ей дали спокойно умереть.

Один продолжал двигаться, с каждым разом ускоряя свои движения, чувствуя, что разрядка совсем рядом. Сделав еще несколько движений, он издал звериный рык, изливаясь в тело беззащитной девушки.

Все еще продолжая оставаться в теле Евы, Один обернулся, и посмотрел в глаза Гаррику.

— Вот так и сдаются захваченные крепости, — с ухмылкой произнес Один, — теперь, Ева, моя. Моя рабыня, и я буду делать с ней, все, что пожелаю, — с этими словами, он вышел из тела девушки.

Быстро поправив одежду, Один отошел в сторону и с усмешкой оглядел Еву. Тишина, что стояла в зале, нарушалась только тяжелым дыханием девушки.

— Приведи себя в порядок, — небрежно бросил он Еве.

Но она не отреагировала на его слова, продолжая неподвижно лежать на столе. Подойдя к ней ближе, Один увидел, что ее глаза открыты, а бессмысленный взгляд был устремлен в пустоту. Взяв Ева двумя пальцами за подбородок, Один развернул ее к себе, чтобы взгляд был направлен на него.

— Я сказал, приведи себя в порядок, — прорычал Один. Видя, что девушка никак не действует, чтобы выполнить его приказ, он отпустил ее подбородок, и, ухватившись за безжизненную руку, дернул на себя.

Резкая боль в ноге привела Еву в чувство, но Один не стал поддерживать ее, а просто позволил ей упасть на пол, отчего она больно ударилась голым бедром об каменные пол. Закричав, Ева снова закрыла глаза, понимая, что не в силах сделать ни единого вздоха.

Присев рядом с ней на корточки, и заглянув в ее лицо, Один сказал:

— Привыкай, теперь это твое место, у меня в ногах, и так будет всегда.

Слез совсем не было. Казалось, больше ни одной капли не прольется из её глаз. Ощущая полное безразличие, Ева лежала на полу комнаты, куда её втолкнул Один. Верный своему слову, он никому не позволил прикоснуться к ней, наверное, никто этого и не хотел. Все опасались навлечь на себя гнев господина.

И Ева их прекрасно понимала.

Свернувшись на полу, она совсем не воспринимала холод и твердость каменного пола. Ничего не было, все чувства умерли в ней в тот момент, когда она оказалась на столе в главном зале. Осталась только боль. Но не только все тело ныло, но и растерзанная душа. В какой-то момент, Еве хотелось, чтобы у нее не было души. Наверное, тогда бы она ощущала намного меньше боли, чем сейчас.

Ева не могла поверить, что еще вчера лежала в своей темной комнатенке, и думала, что кулаки отца, это самое ужасное, что может с ней произойти. За все время, что прожила на этом свете, она уже давно смирилась и свыклась со своей жизнью. Да что скрывать, она даже приспособилась к ней. Всего-то и нужно было, это умение вовремя скрыться от посторонних глаз.