Неожиданно точно какая-то сила наполнила ее, расправила плечи, сделала взгляд блестящим и ясным.

Она пошла дальше – уже спокойная и счастливая, быстрая и легкая.

Перешла дорогу, свернула на соседнюю улицу.

Вот и вход в парк – круглая арка, увитая плющом…

По аллеям неторопливо гуляли мамаши с колясками, тихо бродили пенсионеры. Клава летящей походкой обогнала всех, стремительно приближаясь к своей цели – летнему кафе в центре парка.

Дениса Балашова она увидела сразу – он сидел за одним из крайних столиков возле пруда, в котором плавали утки. С озабоченным видом жал кнопки на сотовом телефоне… Рядом, на пластиковом столе, лежала темная роза. Предназначенная, разумеется, Свете Родченко. Но Клаву теперь уже мало волновали эти мелочи. Потому что она была Клавой Кошкиной – единственной из миллионов других.

– Привет! – подошла к нему Клава.

Денис вскинул голову и с удивлением уставился на Клаву.

– Привет, Рыжая… – пробормотал он.

– Можешь не стараться – у Светы в телефоне батарейка села, – весело сказала Клава. – Она просила передать, что не придет.

– Не придет? – озадаченно повторил Денис. – Вот незадача… А что случилось? С ней все в порядке?

– Абсолютно. Отправилась к Стелле жаловаться на Электрона.

– А, точно… Он ей двойкой в году грозил! Что, она совсем не придет?

– Совсем, – кивнула Клава.

– Ладно, Рыжая, спасибо тебе…

Клава улыбнулась и помахала Денису рукой, поворачивая назад.

«Вот и все. Вот они, пять минут моего счастья. Вернее, всего одна минута, за которую я так ничего и не узнала о Денисе!» – печально и радостно подумала она.

– Рыжая! Ты куда?

Клава обернулась.

– Домой, – просто ответила она.

– Погоди… Не торопишься?

– Да нет вроде… – пожала она плечами.

– Тогда садись. Поболтаем. Все равно делать нечего…

И она села напротив Дениса в пластиковое кресло. Потом вспомнила, что у нее в портфеле лежит уже второй день засохшая булка. Достала ее и принялась кидать крошки в пруд. Утки, плавающие в нем, моментально оживились, столпились возле бетонного бортика и принялись ловить хлеб – очень ловко, прямо на лету.

Денис Балашов с интересом наблюдал за Клавой.

– Загадочный ты человек, Рыжая…

– Я? Почему это?

– Не прибедняйся! Всегда себе на уме, всегда веселая, ничего тебе не надо, никто тебе не нужен…

«Вот дела – неужели я действительно выгляжу такой со стороны?» – озадачилась Клава.

– А может – нужен, – спокойно ответила она. – Только я виду не показываю…

– Я ж говорю – загадочная ты! – засмеялся Денис, откинув назад свою челку. – Хочешь чего-нибудь?

– Пожалуй, минеральной воды. Только без газа.

– Скромненько так… Но ладно, будет тебе вода. Без газа.

Он вернулся через минуту с бутылкой минералки, себе принес вишневого сока.

– Послушай, Рыжая, а что ты думаешь о Свете?

– Какая разница… – покачала Клава головой. – Если скажу – получится, что вроде как сплетничаю. И потом, с чего это тебе вдруг понадобилось знать мое мнение?

Денис усмехнулся, ничего не ответил.

Клава сделала несколько глотков минералки, потом откинулась на спинку кресла.

– Так надоело все… Одни и те же лица, одни и те же проблемы. Скука смертная! – устало произнес Денис. – До каникул – всего ничего, а мне кажется, что не доживу.

– Доживешь. А мне почему-то совсем не скучно, – призналась Клава.

– Ты вообще какая-то особенная… Я, между прочим, давно за тобой наблюдаю.

– Зачем? – она посмотрела ему прямо в глаза. Раньше бы никогда не осмелилась этого сделать. А теперь – ничего, сидит, беседует с ним спокойно, от волнения не обмирает… Откуда только силы взялись?

– Затем… Может, пройдемся?

– Давай.

– Это тебе, – он протянул ей розу. – Не пропадать же…

Они встали, побрели по тенистой аллее.

– Я люблю солнце, – сказала Клава, в одной руке держа розу, а другой пытаясь поймать ладонью солнечный зайчик, пробившийся сквозь густую листву. – Вообще люблю лето. А тебе какое время года нравится?

– Пожалуй, что тоже – лето. Еще – когда зимой идет снег.

– И я люблю снег. Особенно когда он под Новый год. Сразу такое настроение праздничное делается! А еще осень люблю – когда только-только листья желтеть начинают и все вокруг золотое, яркое.

– Ненавижу, когда листья желтеть начинают, – фыркнул Денис. – Это только одно означает – первое сентября. Пора в школу. Скорее бы уж ее закончить!

– Все когда-нибудь заканчивается, – заметила Клава. – Потом будешь жалеть.

– Не буду.

– Все всегда жалеют о прошлом, – упрямо покачала она головой. – О том, чего не сделал, чего не сказал.

Денис смотрел на Клаву с нескрываемым интересом.

– А ты чего хотела бы сделать, Рыжая? – тихо спросил он. – Или сказать? И главное – кому?

– Тебе. Я бы тебе хотела кое-что сказать… Ты не рассердишься?

– Нет, – остановился он.

– Ты мне нравишься, Балашов, – улыбнулась Клава.

У нее было ощущение, что она сходит с ума, что поступает неправильно. Но она почему-то знала, что никогда не пожалеет об этом.

У Дениса сделалось такое лицо, словно он собственными глазами увидел, как на соседнюю поляну приземляются инопланетяне в тарелке.

– Т-ты… ты серьезно? – с трудом выдавил он из себя.

– Ага! Когда закончишь школу, когда распрощаешься со всеми, когда будешь далеко-далеко – вспоминай иногда про меня, Клаву Кошкину.

– Рыжая!.. – потрясенно воскликнул он. – Рыжая, а ведь ты мне тоже…

– Не надо! – быстро сказала Клава. – Пожалуйста, ни слова! Я тебе это просто так сказала, я вовсе не жду от тебя ответа.

– Но, Рыжая…

– Балашов, молчи! – с веселым отчаянием крикнула она. – Сделай вид, что ничего не было! – Клава быстро пошла прочь.

– Ты куда?! – рванул Денис за ней. – Рыжая!

– Денис, перестань, – она засмеялась и оттолкнула его. – Все, пока. Привет Свете. Мне ничего не надо, правда!

Клава спиной чувствовала, как он стоит и смотрит ей вслед. Странное, совершенно незнакомое чувство продолжало ее переполнять – печаль вперемешку с радостью.

А еще у нее была роза.


– Клава, я тебя совершенно не узнаю! – с отчаянием произнесла Лена Окоемова. – Отвечаешь невпопад, глаза какие-то странные… Да ты вообще какая-то странная сегодня! На себя не похожа…

– Я голову утром вымыла, – пробормотала Клава.

Они сидели в школьном дворе, на скамейках возле футбольного поля.

Ребята из их класса с воплями носились за мячом, физрук надсадно свистел.

– Аверин, заходи справа… Медведев, да не спи ты в воротах!

Девчонки маялись от безделья на трибунах.

– При чем тут это?.. – возмутилась Лена. – Я совсем о другом.

– Я вчера с Балашовым встречалась, – брякнула Клава.

– С каким Балашовым? С тем самым, по которому Родченко сохнет? – вытаращила глаза Лена.

– Тем самым.

– С ума сойти… – Лена посмотрела вниз – там, на первом ряду, сидела Света Родченко, а рядом – Жанна Парщикова. Помирились, наверное… Парщикова о чем-то без умолку болтала, размахивала руками, улыбалась, а Света с мрачным видом рассматривала свои длинные перламутровые ногти. – И что?

– Ничего, – пожала плечами Клава. – Я ему сказала, что он мне нравится.

Лена вытаращила глаза.

– Вот-вот, у него тоже было именно такое лицо, когда он это услышал, – продолжила Клава.

– Ты ему это сказала? Первой?

– Да. Пусть знает.

– Ой, что творится-то… – схватилась за голову Лена. – А он что?

– Ничего. То есть я ему не позволила ничего ответить. Попрощалась и пошла домой.

– А он?

– Я не разрешила идти за мной.

Лена некоторое время молчала, пытаясь осмыслить услышанное.

Потом спросила:

– Как же ты теперь к Свете на вечеринку пойдешь?

– А я не пойду, – ответила Клава и улеглась спиной на скамейку, положив ногу на ногу.

– Ты серьезно?

– Вполне.

– Из-за Дениса? – шепотом спросила Лена и снова покосилась вниз.

– Нет.

– Тогда из-за чего?

– Мне не нравится Света. Очень противно идти в гости к человеку, который тебе не нравится, знаешь?