— Эльзе? — мама округляет глаза. — Она ещё ребёнок.
— Ей сегодня исполнилось двадцать.
Я не планировала вливаться в семейный бизнес и управлять им. Заниматься юридическими делами — да, но не главенствовать, как предлагают Дану. Я ничего не понимаю в бизнесе. Зачем мне это?
— Компанией будешь управлять ты! Мы сольём наши винодельни в одну компанию и отдадим все тебе и Марине. Будете управлять совместно, как семья.
Сказать, что я остаюсь равнодушной, когда слышу эту новость, значит, ничего не сказать. Как и на празднике в честь выздоровления Дана, я замираю и пытаюсь не представлять будущее сводного брата. Но перед глазами он и его Марина. Он крепко обнимает девушку за талию, как недавно меня, он приближает к ней свое идеальное лицо и поглаживает пальцами щеку.
Он целует ее, как мог поцеловать меня…
Мои мечты снова рушатся. Каждый раз я то взлетаю на крыльях ангела, то падаю вниз, как изгнанная из рая. Нужно научиться смотреть правде в глаза, прежде чем мечтать о чем-то.
— Мы потом поговорим, — после долгого молчания отвечает Дан и покидает гостиную.
— Даниил! Вернись немедленно! Мы ещё не закончили!
Однако он не оборачивается, уходит все дальше и дальше, что-то достав из кармана по дороге. Только в тот момент, когда он скрывается за углом коридора, я замечаю сжатую в кулаке пачку сигарет. Я видела ее однажды, когда он поссорился со своей девушкой до травмы на поле. Больше никогда не ощущала запах табака.
В комнате повисает тишина. Мама не смеет нарушить ее, а я боюсь даже пошевелиться, потому что зоркий темный взгляд готов превратить меня в пепел. За что? Я ничего не сделала. Я просто… оказалась не в том месте и не в то время.
— Черт! Этот мальчишка доведет меня до инфаркта! — выкрикивает Григорий Викторович, взяв в руки стакан с водой.
— Гриш, успокойся.
— Успокоиться? Ты сто раз мне об этом говорила, и дальше что? Думаешь, я успокоюсь, пока этот гаденыш…
В какой-то момент происходящее выходит за рамки разумного. Апатия охватывает меня. Я словно наблюдаю за всем из другого измерения. Меня не видно и не слышно, а взрослые решают наше будущее прямо здесь и сейчас. Решают, как лучше поступить нам, забывая про свободу души и собственные желания. Странно? Нет. Это нормально.
И когда отчим слишком крепко сжимает стакан, так что он разбивается, я не сразу понимаю, что происходит. Осколки летят во все стороны, но до меня не долетают. Мама вскрикивает, зовёт прислугу, а я покидаю свою зону наблюдения и…
— Давайте уберу стекло, — словно проснувшись, подбегаю к мужчине. Его правая ладонь вся в крови, мелкие осколки торчат прямо в линиях, разрушая их рисунок.
— Эльза, иди в свою комнату! И не мешайся! — выкрикивает мама в порыве ярости и пытается смести осколки с ладони Григория Викторовича.
Меня вновь толкают в другое измерение, но если до этого я смотрела на все в полной апатии, то сейчас мою грудь раздирает боль. Боль от резкости, от непонимания и строгости родной матери. От взгляда родных глаз цвета сверкающей стали, которые я должна была унаследовать, если бы в моем организме присутствовал меланин. Больно. Как же больно.
Знаю, что ты не хочешь меня видеть в новой жизни, просто тебе некуда деваться…
Покидаю гостиную вслед за Даней, не замечая обеспокоенного взгляда Риты из кухни. Она единственная не выбегает на помощь к хозяину — занимается уборкой после «званого ужина». Вечер испорчен. Испорчен день, неделя, месяц.
Испорчена жизнь, которую мы всегда мечтаем прожить лучше всех остальных.
Забегаю в комнату, не замечая небольшую красную коробку на кровати, затем в ванную, которая тут же на миг ослепляет. Но я привыкла к ней за полгода существования в этом доме. Закрываю глаза, чувствуя, как грудь сдавливает с неистовой силой. День, который должен был стать счастливым и веселым, превращается в глубокую пропасть, из которой нет выхода.
Открываю кран, наблюдаю, как течет прохладная вода. Она успокаивает, умиротворяет. Однако к ней присоединяются маленькие соленые капельки, текущие из глаз. Стараюсь не смотреть на своё отражение, на потекшую тушь, на лицо девчонки, которая хотела немного счастья в этот день, чьи мечты осуществились бы, если бы реальность не оказалось столь жестокой и несправедливой.
Что я сделала не так? Что…
— Ты как? — позади меня слышен обеспокоенный бархатный голос. Я его узнаю даже с закрытыми глазами, и все равно буду вздрагивать каждый раз от неожиданности.
— Пожалуйста, уйди.
Но он не уходит, стоит на месте. Я не слышала, как открылась дверь в ванную, когда он вообще зашел. Может, и сейчас Дан все же вышел, а я снова не слышу? Нет. Это самообман. Потому что теплые ладони касаются моих плеч через несколько секунд.
Меня пронзает электрическим током, когда он разворачивает к себе и мое лицо утыкается в мягкую ткань рубашки. Когда успел снять пиджак? Не имеет значения. Дан ничего не говорит, молча поглаживает ладонью мои волосы, успокаивает, когда я содрогаюсь от слез обиды и злости на эту жизнь.
— Ты не должна плакать из-за неё, — шепчет ласково Дан.
Я ничего не говорю, не имеет смысла. Он прекрасно понимает причину моих слез, но даже не догадывается, что она составляет лишь часть моей горечи, которая давно сидит в груди и гложет изо дня в день. А сегодня выливается прямо на широкие плечи сводного брата.
— Эльза, посмотри на меня.
— Нет…
— Посмотри, — он насильно отодвигает меня и приподнимает мое лицо за подбородок. — Кто бы что ни говорил, ты замечательная девушка.
— Поэтому ты перестал со мной общаться? Потому что я замечательная?
— Нет.
— Тогда почему…
Я не успеваю задать вопрос, потому что полные губы Дана накрывают мои. Не сразу понимаю, почему он сильнее удерживает меня за шею, почему его рука на моей талии припечатывает наши тела друг к другу и почему воздух вокруг нас заканчивается.
А главное, почему я не сопротивляюсь ему и отвечаю с тем же энтузиазмом.
Хватаюсь за его плечи, как за соломинку, как за гарантию поддержки и защиты от бед. Целую такие желанные губы, пытаюсь запомнить их запах, утонуть в безумии, пока реальность вновь все не испортила. Она умеет внедряться в мою жизнь в самый неподходящий момент, и он настает.
Сейчас…
Дан резко отрывается от меня, глядя потемневшими глазами на мои припухшие от его дерзкого поцелуя губы. Оглядывает, стряхивает невидимую пылинку с моих волос и… уходит. Молча уходит из комнаты, ничего не сказав.
И снова бросает меня. Забрасывает на небеса, затем тянет за крылья на землю…
Я больше не хочу плакать. Не могу. Больше нет сил. В моей комнате не так сильно давит белый свет, постельное белье темное, мягкое. На его фоне сразу выделяется небольшая красная коробка с маленьким бантиком и записка под продолговатым красным футляром.
«Надеюсь, здесь тебе будет удобнее сохранять свои рисунки. С днём рождения, холодное сердце. Д.»
С улыбкой на лице открываю сначала футляр, где лежит белый электронный карандаш, затем коробку побольше. Внутри лежит новый планшет из яблочной серии последней модели. Как раз для рисования. Боже мой! Я давно мечтала о таком, но не решалась попросить его у мамы: слишком дорогой подарок вместе с карандашом. А он подарил вот так просто.
Может, ему не все равно…
Глава 14. Дан
Что это было?
Что я только что натворил? Что?
Удар приходится по груше, которая ни в чем не виновата, однако именно она помогает выплеснуть эмоции наружу. Эмоции, которые я долгое время копил в себе и дал волю в самый неподходящий момент. Наедине с ней. Когда она была подавлена и уязвима. Я дал слабину, хотя не должен был, позволил перейти черту, за которой нет ничего, кроме пропасти.
Я порой ощущал, как она смотрела на меня, чувствовал, что смогу подпустить ее к себе, и она не станет сопротивляться, понимал, что наши отношения продлятся недолго, без обязательств. Но я не могу.
Черт! Я не могу поступить с ней так!
Снова удар по груше. Отбиваю костяшки, потому что перчатки не надел: они сейчас лишние. Не хочу притуплять физическую боль. Она не будет сильнее моральной.