Хэл обернулся.
– Вот черт, неужели он никогда не отвяжется?
– По всей видимости, нет, тем более что боги на его стороне. – Розалинда усмехнулась, глядя, как пес упорно ковыляет к коляске.
Брови Хэла вытянулись в хмурую линию.
– Я не стану брать собаку, чтобы наблюдать, как она погибнет.
Розалинда удивленно взглянула на него.
– Погибнет? Думаю, он в состоянии о себе позаботиться.
– Что ж, может быть.
Тем временем терьер, тяжело дыша, остановился позади кабриолета, потом вспрыгнул на место для багажа и, покрутившись, лег, высунув язык и оскалив зубы в собачьей улыбке. Глухо тявкнув, он словно подал знак, что готов продолжить путешествие.
Тронув поводья, Хэл выехал на дорогу.
– Этот пес определенно не хочет с тобой расставаться, – недовольно сказал он.
Розалинда фыркнула:
– Пес смотрит на тебя, а не на меня. К тому же я не могу взять собаку в Форт-Бентон – она сразу привлечет внимание.
– Понимаю. Кстати, ты все еще не рассказала мне, почему уехала из Нью-Йорка.
Розалинда на мгновение задумалась. Хэл мог и сам догадаться, если слышал, что о ней болтают. Впрочем, она давно испытывала потребность кому-нибудь довериться.
– Если я расскажу, оставишь собаку?
– Не будь смешной. Конечно, нет.
– В таком случае мне нечего сказать. – Розалинда уставилась на проплывающий мимо пейзаж.
Несколько минут они ехали в полной тишине, потом Хэл неожиданно произнес:
– Ладно, твоя взяла. Я оставлю собаку.
– И как ты ее назовешь?
– Пусть будет Чертов Пес. Ах нет, я не смогу называть его так в присутствии моей сестры…
Розалинда прыснула.
– Конечно, нет. А как насчет Цицерона? Этот красавец явно обладает даром красноречия.
– Цицерон? Звучит неплохо.
Розалинда помолчала, потом, вздохнув, начала свое повествование:
– В январе из-за болезни сердца скончался отец.
– Мои соболезнования. Это был настоящий джентльмен, пример для всех нас.
– Спасибо. – У Розалинды сжалось горло, но она все же заставила себя продолжить: – В завещании он назвал моим опекуном своего банкира Сайласа Данлеви – тот должен был управлять моим имуществом, пока мне не исполнится двадцать пять лет. На похоронах я заметила пристальное внимание к себе со стороны Николаса Леннокса, младшего партнера «Данлеви и Ливингстон»; меня он не интересовал, но все же стал проявлять назойливость. Я напомнила ему, что у меня есть жених, но он усмехнулся: это препятствие не стоит шевеления его пальца. На другой день Дэвид разорвал помолвку, сославшись на то, что семья считает его слишком молодым для брачных уз.
– Вздор! Он любил тебя. И даже если нет, то только полный идиот мог отказаться от твоих денег под столь шатким предлогом. Дэвид Резерфорд, которого я знал как штабного офицера Гранта, не поступил бы столь опрометчиво.
– Да, он лгал. Его выдавали глаза. Я не стала требовать объяснений, просто вернула ему кольцо.
Хэл сочувственно похлопал ее по руке, и Розалинда, тряхнув головой, продолжила:
– Леннокс делался все более навязчивым, требовал, чтобы я немедленно вышла за него замуж, тогда как я постоянно отвечала ему отказом.
– Молодец. И что же дальше?
– Когда мы возвращались в Манхэттен, Леннокс сказал мне, что я нуждаюсь в сильной руке и что он уже начал свадебные приготовления в своем фамильном имении, а когда я возмутилась…
– Он избил тебя, да? – жестко спросил Хэл. Розалинда кивнула.
– Подлый ублюдок! Его нужно кастрировать и прогнать сквозь строй обиженных им женщин. – Хэл взял в руку ладонь Розалинды. То, что он принял ее сторону, придало ей храбрости; продолжая свою повесть, она высоко держала голову.
– Мои братья ради развлечения научили меня вести себя как мужчина. После их смерти отец показал мне, как держаться за игрой в покер таким образом, чтобы партнеры не заподозрили во мне женщину, и теперь я переоделась в мужской костюм, взяла немного наличности и убежала из дома Данлеви. Потом я обрезала волосы и направилась в Питсбург, надеясь, что никто не станет искать меня на речных судах.
– Ты оказалась права. Я полностью одобряю твои действия.
– Спасибо.
На короткий момент Розалинда прислонила голову к плечу Линдсея. Все-таки она провела с ним ночь, и эта ночь поможет ей не сдаваться и дальше.
Хэл ехал по Мейн-стрит в сторону набережной; Розалинда молча сидела рядом с ним. Он всегда любил, чтобы утро проходило в тишине и спокойствии, но с женщинами это редко получалось; неудивительно, что ему так приятно ее общество. Неужели через несколько минут они расстанутся?
– В каком отеле ты остановилась?
– «Джиллис-Хаус».
– Хороший выбор.
Улицы в этот час были пусты – лишь несколько пьяных брели домой покачиваясь да полицейский не спеша обходил свой участок: прямые плечи, поблескивающая в тумане раннего утра медь пуговиц.
Внезапно из видавшего виды пансиона вышел Джон Лонгботтом, запихивая что-то в кожаный портфель.
Хэл напрягся. Вот проклятие! Что-то рано начал Лонгботтом свою охоту. Поскольку сегодня вторник, у сыщика будет время заняться поисками Розалинды.
– Этот человек – агент, верно? – прошептала Розалинда. – Мне лучше спрятаться, пока он меня не заметил.
Хэл быстро перебрал в уме все возможности. Железная дорога? Он ни за что не отдаст этим ублюдкам то, что ему хоть немного дорого; спрятать же Розалинду в каких-нибудь вшивых меблированных комнатах было очевидным безумием: там Лонгботтом непременно сумеет ее обнаружить.
– У меня есть деньги. Я могу купить билет на «Спартанец» и уехать из города сегодня же… – В голосе Розалинды звучало отчаяние. В этот миг от Лонгботтома их отделяло всего два здания.
– Расслабься и прими скучающий вид, – внезапно предложил Хэл.
Розалинда подчинилась не рассуждая и, откинувшись на спинку сиденья рядом с ним, приняла позу сонного молодого человека, так что Хэлу осталось только поблагодарить Всевышнего за это послушание. Лишь бы выдержали ее нервы!
Когда они поравнялись с Лонгботтомом, сыщик в знак приветствия чуть коснулся шляпы.
– Доброе утро, капитан Линдсей. Могу я переговорить с вами?
– Конечно. – Хэл натянул поводья, и коляска остановилась. При этом Розалинда отодвинулась на самый край, прячась от взгляда Лонгботтома за массивным телом своего спутника.
– Вы, случайно, не видели эту женщину, сэр? – Протягивая Хэлу портрет в кожаной рамке, Лонгботтом бросил бесстрастный взгляд на пассажира, но ничего не сказал.
На портрете была изображена Розалинда Скайлер в бальном наряде. Женщина, вероятно, в первую очередь взглянула бы на платье, расшитое жемчугом и бриллиантами, а любой сластолюбец – на шикарную грудь. В целом же портрет служил хорошим отвлекающим маневром.
Линдсей передал портрет Розалинде, но она равнодушно вернула его назад. Вот что значит искусный игрок: ее руки даже не дрожали.
Лучше сказать Лонгботтому часть правды, решил Хэл: по крайней мере ту, которую он может услышать от кого угодно.
– Мисс Скайлер, верно? Я встречался с ней в прошлом году в Нью-Йорке.
Сыщик насторожился:
– А потом?
– Больше я ее не видел. А ты, Карстерс? Ты не встречал женщину, похожую на эту?
– Не могу сказать, чтобы встречал, сэр. – Голос Розалинды прозвучал твердо и спокойно, словно она делала ставку, имея на руках набор тузов.
Лонгботтом вздохнул:
– Что ж, жаль. Не стану вас больше задерживать. Удачи, капитан.
– Всего хорошего, Лонгботтом.
Мгновение спустя детектив возобновил движение по Мейн-стрит, и Розалинда с облегчением перевела дыхание.
– Вам никогда не хотелось стать штурманом? – словно откуда-то издалека долетели до нее слова Линдсея.
Она медленно обернулась.
– Ты что, спятил? Скорее люди полетят на Луну, чем я стану водить корабли.
– Обидно. А я уже был готов взять ученика и обеспечить его спальным местом на «Красотке»…
– Но я ненавижу воду! Из этого следует, что при первом моем появлении в рулевой рубке все поймут, что я самозванка.
– И все равно никто ничего не скажет, тем более не сделает, – уверенно откликнулся Хэл. – «Красотка чероки» принадлежит мне, а лоцманские права позволяют мне водить корабли по верхней и нижней Миссури, а также по низовьям Миссисипи. Еще у меня есть лицензия владельца, так что на этом пароходе я могу учить кого хочу и делать все, что мне вздумается.