Земля любви и песен, вдохновенья и цветов,
Ученых и бродяг, святых и менестрелей.
Сокровищница благ мирских, которой равных нет.
Париж! С тобою ли сравнится
Любой другой из городов земли?
К твоим воротам день и ночь стремится
Поток гостей, спешащих подивиться
На божество по имени Париж.
С того, самого первого дня, и уже до конца жизни она была полностью захвачена Парижем, заражена им, как неизлечимой болезнью. Просыпаясь, она слышала манящий голос Города, и едва успев покинуть постель, стремилась окунуться в эту никогда не останавливающуюся карусель, которая означала для неё самое желанное — Свободу! Только теперь, вдыхая запах парижских улиц и площадей, Регина по-настоящему понимала, чего была лишена в монастыре, какой бедной и бесцветной была её жизнь. Да и можно ли было вообще назвать это жизнью! Теперь годы, проведённые там, в обители урсулинок, как никогда представлялись ей сном тяжело больного человека, прикованного к постели.
Целыми днями она изучала Город и наслаждалась своей свободой. Служка, сопровождавший госпожу в её прогулках, не переставал удивляться тому неподдельному восхищению и восторгу, сиявшему в глазах графини. Он-то уже успел забыть, как его самого поразил этот бурлящий, шумный, многоликий водоворот, когда десятилетним крестьянским оборвышем он впервые шагнул в ворота Сен-Марсель. Мальчик повзрослел, стал частью этого водоворота и разучился удивляться.
Да что тут особенного, подумаешь, цыгане вошли в город! Он их видел сотни раз. Или эта суматошная ярмарка в Сен-Жермене: там всегда жди неприятностей, либо кошелёк стащат, либо арестуют ни за что ни про что, народу-то куча. А то ещё, того и гляди, пожар начнётся. Или чума. Или в очередной раз школяры и студенты начнут буянить…
Но Регине эти рассуждения были неведомы. Душа её, истомлённая жаждой новизны, впитывала каждый звук любимого Города, цвета и запахи, наряды горожан, крики торговцев — всё, что называлось Жизнью.
А ещё она любила бродить по берегу Сены. Сена, позолоченная со всех сторон солнцем, гладкая и блестящая, как отцовская шпага, висящая в кабинете брата, стала её любимицей. Величавая, безразличная Сена, которую даже ночью бороздили во всех направлениях лодки и груженые баржи, была символом Парижа. Сена — это Париж. Часами девушка могла наблюдать за жизнью реки. Матросы с барж баграми захватывали плывущие по течению реки плоты, подтягивали их к берегу, где какие-то оборванцы выкатывали бревна на сушу и складывали их штабелями. На противоположном берегу на фоне затянутого дымкой пейзажа в пастельных тонах белела баржа-прачечная. Звонкий смех молодых прачек, стук вальков долетали до слуха Регины и смешивались с криками, доносившимися с барж и лодок, с ржанием лошадей, которых вели на водопой конюхи.
Пройдя немного дальше, она всегда ощущала знакомый и привычный для этого места сладковатый, терпкий и очень назойливый запах. Здесь, справа была расположена небольшая пристань, где стояло на причале множество шаланд, с которых разгружали корзины с апельсинами, вишнями, виноградом, грушами. Молодые, мускулистые лодочники, стоя на носу своих лодок, с наслаждением жевали апельсины, так что у Регины слюнки текли, и она совершенно по-детски радовалась, когда кто-нибудь из самых дерзких и весёлых бросал ей ослепительно-оранжевый, восхитительно пахнущий шар, сопровождая его безобидной шуткой или смелым комплиментом. Ничего вкуснее этих апельсинов она не ела никогда в жизни! А на берегу, прямо на глазах росли груды мешков, ряды бочек, стога сена для конюшен.
Путь её пролегал по Мельничному мосту, далее до моста Понт-о-Шанж, с которого запросто можно было полюбоваться построенным каких-то сто лет назад мостом Нотр-Дам, первые сваи которого, по рассказам старика Гоше, вбивал сам король Карл VI. А вокруг возвышались башни и колокольни Парижа; кружево замысловатых построек; шпили церквей; высокая крыша Колоннадного дома; квадратные резные башни великого собора, взметнувшиеся к самому небу; площадь Грев, где никогда не простаивали без дела виселица и позорный столб — главное развлечение для парижского сброда. И всё это утопало в ярких, нежных лучах июньского солнца и весёлой зелени садов и парков. Даже каменная кладка мостовых радостно играла солнечными бликами, услужливо ложась под лёгкие ножки молодой красавицы, словно благословлявшие улицы Города.
Маргарита всерьёз решила взять девушку под свою опеку и сделать своей наперсницей, так что вскоре Регина уже знала все последние сплетни французского двора, все тонкости как политики непосредственно Лувра, так и всей Европы, все модные литературные новинки от "Гептамерона" самой Маргариты до поэтов Плеяды и сонетов начинающего Дю Вентре, дерзкого и злого на язык. От природы способная, она всё схватывала на лету и прочно запоминала. Маргарите оставалось только удивляться её цепкой железной памяти. Всю первую неделю своей парижской жизни Регина провела в беготне по ювелирам, портным, белошвейкам и многочисленным лавкам, где торговали дорогими, умопомрачительно красивыми тканями, душистыми маслами, безделушками и духами с Востока.
Впервые попав в восточную лавку, девушка была потрясена. Она перетрогала каждый кусок ткани, перенюхала содержимое всех баночек, коробочек и шкатулочек. Ей всё хотелось купить! Регина тогда объявила бойкот всем модным парижским духам и её кожа с того дня пахла восточными травами. Надышавшись пряностей и ароматных масел, она вышла на улицу в приятном опьянении, держа в охапке целую кучу изящных чеканных коробочек и разноцветных баночек со всякой всячиной. Руки и волосы юной графини благоухали смесью корицы, гвоздики и роз. С этими драгоценностями она категорически отказалась расставаться. Будь у неё еще пара рук, она бы и рулоны тканей не доверила нести слугам. Маргарита, сопровождавшая Регину, искренне веселилась, глядя на этого ребёнка, дорвавшегося до женских радостей.
В ювелирной лавке ситуация повторилась. Не обращая внимания на возмущенные возгласы и настоятельные советы маркизы, девушка не обратила ни малейшего внимания на золото, рубины и изумруды, которыми в Лувре были увешаны все, и потратила все деньги на оправленные в серебро жемчуга, бирюзу, голубые алмазы и аметисты.
Маргарита только разводила руками и уже не спорила — юная графиня всегда оставляла последнее слово за собой. Девушка так напоминала своего брата и в то же время так сильно отличалась от него. Регина была истинной дочерью Евы, Луи — идеалом мужчины со всеми свойственными его полу недостатками, которые женщины испокон веков принимали за достоинства. И если молодой граф уже властвовал над умами и сердцами Парижа, то его никому пока не известная сестра имела все шансы произвести в Лувре фурор, и молодая королева Наварры неустанно возносила Господу благодарность за то, что самый блистательный мужчина Франции, её любовник, был братом этой девушки, ибо Регина единственная могла выйти полной победительницей в том сражении за сердце и состояние графа, которое шло при дворе и давно уже не было тайным.
В отсутствии Луи Регина, столь похожая на своего брата, была целебным бальзамом на сердце влюблённой Маргариты. Она смотрела на неё, а видела лицо Луи, слышала её голос, а отвечала — Ему. Бюсси давно уже стал для неё каким-то наваждением и, изучая Регину, она хотела найти разгадку его магического притяжения, подобрать ключ к его душе. И в итоге запуталась окончательно, потому что его сестра оказалась ещё большей загадкой. Восхитительной и пугающей, как страшная сказка, рассказанная в полночь.
Как-то раз, когда Маргарита и её фрейлина перемывали косточки своим знакомым, маркизе пришло в голову составить для Регины список наиболее достойных из возможных кандидатов в женихи. Последняя резко оборвала:
— Ортанс, запомните, пожалуйста, что в этом списке будет только одно имя, но оно будет самым громким и блистательным. Мне нужна только редкая, совершенно исключительная добыча, за которой идет увлекательная и пока безрезультатная охота. Мне нужен самый ценный приз.
Ортанс и Маргарита переглянулись и последняя негромко засмеялась, но в этом смехе зазвучало чувство собственного превосходства и облегчение:
— Ах, дорогая моя девочка, это невозможно. Именно для вас это и невозможно.
— Для меня нет ничего невозможного! — сверкнула глазами Регина.
— Возможно, действительно ничего… кроме того, что не дано Богом, ибо самый завидный жених Франции — ваш брат Луи, великолепный граф де Бюсси. Все остальные, увы, находятся на несколько ступеней пониже…