Ирина Степановская - Рецепт счастья от доктора Тины

– Чего первый схватил? – Он снова достал из кармана нож и осмотрел лезвие. – Тряпка есть у кого-нибудь?

– Не-а, – ответил коротышка за всех, но один из нападавших, высокий и светловолосый, опустил глаза.

– Ну-ка, давай сюда! – протянул руку главный.

– А чего?

– Чего прячешь? – он подошел к светловолосому с выставленным вперед лезвием ножа, и тот вытянул у себя из-за пазухи тряпку. Переливчатый голубой платок, купленный Ашотом при остановке в Рейкьявике.

– Подруге своей хотел подарить, – сдавленно прошипел он.

– Вот и подари! – Главный аккуратно вытер о платок лезвие и кинул голубой лоскут светловолосому. – Подари, подари! Лучше любить будет! – Он наклонился над аппетитно пахнущими пакетами и ножом разрезал окорок и буженину. – Жаль, хлеба нет.

– Ничего, и так схаваем! – опять хотел схватить кусок коротышка.

– Вы-то схаваете, а мне он зубы… выбил! – Последний из нападавших молчал до сих пор, и теперь стало ясно, почему. Рот его был полон крови. Он медленно двигал челюстями и языком и наконец пальцами вынул изо рта несколько зубов.

Остальные загоготали.

– Нам больше достанется! – не справляясь с собой, сглатывал слюну коротышка.

– Щас пойду, эту чурку за… подвешу, хоть мертвого, хоть живого! – остервенело взревел беззубый.

– На, выпей! И засохни! – Главный сделал хороший глоток из бутылки с виски и пустил бутылку по кругу. Все с удовольствием выпили.

– Сейчас еще пожрем, и пойдешь, подвесишь, – успокоил беззубого коротышка.

– Сначала сумку еще раз посмотрим. Куда он денется-то? – Главный был разочарован, что денег не оказалось – ни в сумке, ни в бумажнике. Только какие-то квитанции. – По виду – вроде билет. Только куда и откуда – в темноте не разобрать. Не по-нашему написано.

– Да в свой чуркистан, наверное, собрался, – заметил светловолосый. Переливчатый платок он незаметно оставил в песочнице. Так, чтоб никто не увидел. На фиг он ему сдался. Одно дело с этикеткой – все честь по чести, подарок. Цени, мол, какую вещицу тебе преподнес. Другое дело – подарок в крови. Его подруга девушка гордая. Пошлет его еще с этим платком куда подальше.

Главный вытряхнул содержимое сумки Ашота на землю. Упала во влажную грязь коробочка с духами для Тины, вывалился, раскрыв кверху страницы, шикарный анатомический атлас для Барашкова. Поверх него упал швейцарский ножик.

– О! Парфюм мне, – сказал коротышка. – Я сестре подарю, – и протянул вперед жирную ладонь с растопыренными пальцами. Светловолосый проводил завистливым взглядом коробку с духами, но ничего не сказал.

– Положь на место! – Главный сунул коробку себе в карман. Он был разочарован. Ни денег, ни вещей нормальных. Он пнул анатомический атлас. – Извращенец какой-то. На фиг такие тяжелые книженции с собой таскать?

– Кончайте базарить, – прошамкал беззубый окровавленным ртом. – Не хотите, так я один пойду, попинаю чурку. Фиг ли у меня теперь денег хватит зубы вставлять?

Со скамейки нехотя поднялись главный и коротышка.

– Вы идите, я сумку постерегу, – сказал светловолосый.

Три черные тени опять потянулась со двора за угол, светловолосый еще раз поднял и посмотрел голубую косынку. «Не отстирается, б…» Он засунул косынку в кусты. Трое вскоре вернулись из-за угла и быстрыми шагами пошли прочь. Светловолосый присоединился к ним. А возле скамейки растерзанными остались пакеты из колбасного магазина, да ветер вяло шевелил уже намокшими листами американского атласа. И поперек одного из них красовался грязный след чьей-то ноги.

Барашков в тот же вечер выяснил, что Ашот ему домой так и не дозвонился. В одиннадцать, когда уже стало ясно, что Ашота больше ждать нечего, он вяло съел одну отбивную и засобирался домой. Тина посидела рядом с ним. Аппетит у нее пропал в тот же миг, когда она увидела спящего Аркадия на своей постели.

«Зря я потратилась на прическу, – подумала она. – Наверное, я уже и не женщина, если мужик, находясь рядом со мной, индифферентно засыпает, не проявляя вообще никакого интереса. – Ее этот факт не смутил и не разозлил. – Я всегда была такой – ни рыба ни мясо. Удивительно, как у меня вообще были какие-то мужчины…»

– А как же компьютер? – нерешительно спросила она у Аркадия, когда он уже был в прихожей.

– Не беспокойся. Когда тебе привезут стол, я проведу тебе Интернет, заведу тебе электронную почту и по ней пришлю поздравление с Днем Восьмого марта. – Аркадий говорил почти весело, но на сердце у него было тяжело. Не мог Ашот не объявиться нигде просто так. Случилось что-нибудь, решил Аркадий. Если Ашот не появится и завтра, придется обращаться в милицию. А там обязательно спросят, почему Барашков, собственно, думает, что человек, который не видел его два года, должен обязательно в первый же день кинуться ему в объятия?

– Завтра прямо с утра позвоню отцу насчет стола, – сказала Тина и закрыла за ним дверь. Она тоже беспокоилась насчет Ашота, но не так сильно, как Аркадий. Она не слышала, какой наигранно веселый голос был у Ашота, когда он звонил Барашкову из Америки. Но Аркадий слышал и прекрасно знал, как часто обладатели такого голоса после веселого разговора натирают веревку мылом и лезут в петлю.

Барашков ушел. Тина, нисколько не боясь уже испортить прическу, стянула через голову тонкий свитерок и надела халат. Халат был застиранный, старенький, но уютный. Выгулянный еще до прихода Аркадия Сеня уже вовсю спал, вытянув лапы через всю комнату. Чистоплотный мышонок Ризкин, как всегда, на ночь чистился в клеточке. Пространство посредине комнаты пустовало. Тина вдруг прошла в коридор, сняла с вешалки свое пальто и кинула на пол. Сняла с себя все до нитки и улеглась на пальто, раскинула в стороны руки, ноги. Запрокинула голову, чтобы увидеть сзади дверь и представить себе человека, который два месяца назад стоял в проеме этой двери. Этим человеком была она сама. Но девушке, лежавшей тогда на этом самом полу вместо Тины, очевидно, было все равно, кто там стоит. Да и не в девушке было дело. Тина накинула на лицо свой старый халат. По лицу потекли слезы и сразу впитались в мягкую ткань. Она больно сжала руками живот и нижнюю часть груди, чтобы вызвать в себе хотя бы подобие ощущения тяжести мужского тела. Ничего не выходило. С балкона по полу несло сквозняком, спине, хоть и на пальто, было жестко. Кряхтя, Тина встала с пола, подобрала и халат, и пальто. «Я, по-видимому, схожу с ума. Или умираю», – подумала она и побрела в ванную. Горячая вода, открытая полностью, забурлила, набираясь. Тине стало легче, пока она смотрела на нее. Она легла в ванну и стала пропускать воду сквозь пальцы рук. Почувствовала, как по коже пошли крошечные пузырьки. «Интересно, – подумала она, – а если вскрыть себе вены, пузырьки так и останутся на коже или куда-то исчезнут?» «Вскрой и посмотри», – будто раздался в голове чей-то голос. Она с ужасом отогнала его от себя, встала из ванны, низвергая потоки воды на пол, и, даже не подумав вытереть его, но мысленно повинившись перед нижними соседями, отправилась в постель.

К лежащей на асфальте скрюченной фигуре приблизился человек. Сначала мужчина хотел брезгливо обойти лежащего. Потом что-то, видимо, привлекло его внимание. Он оглянулся и опасливо наклонился над телом.

– Эй! – негромко позвал он. Ашот застонал. – Ты пьян? – спросил мужчина. Он был коренастым, плотным, с загорелым лицом и бычьей шеей. Ашот слегка пошевелился. Одной рукой он сжимал раненый бок. Мужчина присел на корточки. Что-то блестело в дорожной грязи. Это был фонарик. Мужчина осторожно взял его, чтобы не запачкаться, и посветил. На руке Ашота блестело, как лакированное, красное пятно.

– Да он ранен! – сказал вслух мужчина и оглянулся по сторонам. Никто ему не ответил. Мужчина подумал. На черта ему было связываться с раненым, валяющимся в грязи. Он вздохнул и снова наклонился над Ашотом, принюхался. Запах алкоголя совершенно отсутствовал, зато от шарфа исходил слабый аромат модного одеколона.

– На пьяницу не похож, – опять сказал мужчина вслух и почесал в затылке. – Это кто ж тебя так, бедолага? – Он опять оглянулся по сторонам. – «Скорую», что ли, вызывать?

Сбоку от домов начинался больничный забор.

– Быстрее так донести, – сказал себе мужчина. Из-за угла дома вывернули трое парней.

– Эй, хлопцы, здесь раненый, давайте-ка донесем его до больницы.

– Сейчас донесем! – с невнятным смешком сказал самый низенький из трех, коротконогий.