Татьяна Алексеева - Резанов и Кончита. 35 лет ожидания

На какое-то мгновение Николаю стало страшно. Весь успех его дела, жизни нескольких тысяч человек теперь зависели от девушки, почти ребенка! И пусть эта девочка невероятно решительна и умеет убеждать других в своей правоте – все равно совершенно не обязательно отец станет ее слушать!..

Однако что-то подсказывало Николаю, что он на верном пути и что там, где не справился он сам со всеми своими дипломатическими приемами, сможет победить именно эта живая и восторженная девочка. Хотя, может быть, он просто цеплялся за последнюю надежду, понимая, что если ему не поможет Мария, то не сможет помочь уже никто?

В порт Резанов, несмотря на все свои сомнения и страхи, приехал в приподнятом настроении. Первым делом он собирался пройти в свою каюту и переодеться в повседневный костюм, но стоило ему войти туда, как в дверь постучали. Сгорающий от любопытства Георг Лангсдорф дожидался своего начальника и, услышав, что тот вернулся, сразу же бросился к нему узнавать, как прошла прогулка.

– Где это вы так вымокли?! – спросил он с порога, как только Резанов открыл перед ним дверь.

– Здесь так принято ухаживать за девушками, – усмехнулся Николай, аккуратно присаживаясь на край койки. Георг сел рядом с ним, и его лицо неожиданно помрачнело.

– И как, успешно удалось поухаживать? – спросил он небрежно. – Или вы ее обидели, и она вас в воду столкнула?

Николай Петрович заливисто расхохотался:

– Если бы я ей хоть чем-то не понравился, она бы наверняка так и сделала! Но я был неотразим, и поэтому она оказала мне великую милость – потащила к самому океану. Результат, правда, сам видишь, получился почти таким же…

– Так вы были на берегу? Неужели одни? – молодой доктор нахмурился еще сильнее.

– Да за кого ты меня принимаешь?! С нами была целая компания ее подружек, – успокоил его Резанов. – Мы просто поговорили еще раз о Русской Америке, я только начал рассказывать, как там все ужасно, и она сама тут же пообещала, что попросит своего отца пойти мне навстречу.

– И только-то? А если комендант не будет ее слушать? – Георга, похоже, терзали те же сомнения, что и самого Николая, однако хмуриться он почему-то перестал и как будто даже немного повеселел.

– Ты ее просто совсем еще не знаешь, – возразил Николай. – Познакомился бы с ней чуть ближе – сразу бы понял, что как раз ее-то послушаются! Она такая… хм, я даже не знаю, как тебе объяснить… – Он вдруг озадаченно замолчал, обнаружив, что в немецком языке действительно нет подходящих слов для того, чтобы объяснить другу, что такого особенного было в этой девушке. И не только в немецком – Резанов попробовал подобрать подходящие слова на других известных ему иностранных языках и быстро понял, что и французский, и английский, и испанский будут так же бессильны передать его мысли. Да что там иностранные языки – даже родная русская речь неожиданно подвела командора! Он неуверенно взглянул на своего собеседника и развел руками. Но Георг, к его великому удивлению, неожиданно понимающе кивнул головой:

– Вы правы, господин Резанов. Она именно… такая.

Тут его лицо приняло столь мечтательное и глуповатое выражение, что Николай Петрович, наблюдавший такое пару раз в юности у своих столичных друзей, снова не сумел сдержать смех:

– Смотри не влюбись в нее, Георг! Для тебя это будет самым большим бедствием, какое только возможно!

– Не шутите так, командор, – не поддержал его веселья Лангсдорф. – Она очаровательная девушка, но неужели вы думаете, что я не понимаю?.. Она никому из нас не пара.

– Да уж… К тому же у нее наверняка есть жених, – ответил Резанов. – Впрочем, нам с тобой до этого нет никакого дела, нам главное – подружиться с ней. И мне это, кажется, уже почти удалось. Завтра это будет окончательно ясно.

– Так вы завтра снова с ней увидитесь?

– Скорее всего, да. Если я правильно понял ее намеки.

Георг снова вздохнул и окончательно загрустил.

– Ладно уж, переодевайтесь! – вздохнул он, вставая. – А то еще простудитесь и будете завтра смущать сеньориту своим чиханием.

С этими словами он вышел из каюты, оставив удивленного Резанова в одиночестве. Пожав плечами, тот принялся стаскивать с себя сырую одежду. «Похоже, Мария Консепсьон действительно нравится этому мальчику, – раздумывал он при этом. – Что ж, ничего удивительного, такая девушка не могла его не очаровать! Тем более что Георг вроде бы никогда раньше еще не любил…»

Неожиданно командор замер посреди каюты, оставшись в наполовину расстегнутой рубашке. Да, Георгу, молодому неженатому человеку, не знавшему раньше любви, было простительно поддаться чарам калифорнийской красавицы, но каким образом он, Николай, позволил себе так сильно ею увлечься? Как могло случиться, что он повел себя так же, как Лангсдорф, как будто и у него тоже никогда не было любимой женщины? Почему он за все утро ни разу даже не вспомнил об Анне?!

Калифорния, Сан-Франциско, 1806 г.

Во второй раз Николай и Мария Консепсьон встретились на том же самом месте, с той лишь разницей, что теперь девушка взяла с собой на прогулку только одну из своих подруг. Вид у этой подруги был скучающий, она почти не слушала ни Резанова, ни Марию и то ли думала о чем-то своем, то ли вовсе считала минуты до окончания прогулки. Нетрудно было догадаться, что находчивая сеньорита Аргуэльо взяла ее с собой, чтобы соблюсти приличия, и просто-напросто попросила ее не мешать их разговору с Николаем. Это было на руку Николаю, но в то же время такая предусмотрительность и смекалка юной девушки заставили его немного разочароваться. При более близком знакомстве Мария оказалась вовсе не такой восторженной и наивной, какой она представлялась ему до этого. Правда, для дела, которым он занимался, это, возможно, было и к лучшему, но сколько Николай ни напоминал себе об этом, ему никак не удавалось отделаться от чувства сожаления, что его юная помощница не совсем соответствует тому идеалу молодой девушки, к которому он привык. Анна Шелихова в ее возрасте, да и гораздо позже, ни за что бы не додумалась даже до такой невинной хитрости!

Об Анне Николай старался теперь вспоминать при каждом удобном случае. Стоило ему подумать, как идет Марии яркое платье испанки-простолюдинки, в котором она явилась на вторую встречу с ним, или как красиво звенит на фоне шума волн ее нежный девичий голос, как он тут же мысленно обращался к образу своей покойной жены, и у него перед глазами вставало ее скромное и немного грустное лицо, обрамленное прямыми темными волосами. Это сразу же отрезвляло командора, и он, отогнав не относящиеся к делу мысли о красоте и обаянии комендантской дочери, снова начинал смотреть на нее только как на добровольную помощницу. Вот только его с каждым разом все сильнее удручало то, что вспоминать Анну приходилось нарочно, заставляя себя представлять ее лицо. Раньше, до знакомства с сеньоритой Аргуэльо, ему не нужно было прикладывать никаких усилий, чтобы вспомнить свою любимую, она всегда присутствовала в его мыслях, всегда была рядом с ним, чем бы он ни занимался, о чем бы ни размышлял. А теперь Анна словно бы отошла в сторону, не желая делить то место, которое когда-то занимала одна, с другой женщиной.

«Аннушка, Аннетт, любовь моя! – звал ее про себя Резанов в те редкие моменты, когда Мария отвлекалась от разговора с ним на красивый вид или необычную ракушку под ногами. – Прошу тебя, прости и не думай обо мне плохо! Ведь ты знаешь, почему я с ней общаюсь, знаешь, для чего это нужно! Для людей из нашей колонии, для их детей, Анюта!»

Но Анна продолжала держаться в отдалении, в то время как Мария Консепсьон все сильнее привлекала Резанова то своим мелодичным голосом и теплыми улыбками, то выражением искреннего сострадания и дрожащими на кончиках ресниц слезами, когда он рассказывал ей о голодной и полной лишений жизни в Ново-Архангельске и других городах Русской Америки. Он уже не пытался смягчать страшную правду, чувствуя, что Марии можно и нужно описывать все как есть, в красках. А она слушала его, кусая губы, и казалась при этом такой несчастной, словно все эти ужасы русской колонии имели к ней самое прямое отношение.

Но говорили они в тот раз не только о Русской Америке и ее нуждающихся. Мария расспрашивала Николая и о России, и обо всех странах и островах, которые он видел во время своего кругосветного путешествия. Ей было интересно слушать, ему – интересно делиться с ней еще свежими впечатлениями от недавнего плавания. К тому же слушала она Резанова с таким восторгом и с такими горящими глазами, что разговаривать с ней было огромным удовольствием.