– Кончита… – Николай едва удержался, чтобы не обнять девушку и не прижать ее к груди, как когда-то, много лет назад он прижимал к себе рыдающую Анну. – Не надо так переживать, я, может быть, еще найду способ закупить…
– Вы найдете! – перебила его девушка и громко всхлипнула. – Вы их всех спасете, я в этом уверена! Но со мной-то вы больше не увидитесь!!!
– А вы… этого не хотите? – изумленно спросил Резанов, только теперь осознавая, что было главной причиной ее слез.
– Да! – снова всхлипнула Кончита, поворачивая к нему свое заплаканное лицо. Глаза у нее покраснели, чуть вздернутый нос распух, но она по-прежнему казалась Николаю ослепительно красивой. Так же, как когда-то ему казалась красавицей заплаканная Анна…
– Да я не хочу, не хочу, чтобы вы уплывали, я не хочу вас терять!!! – выпалила она, задыхаясь и мелко дрожа, и внезапно сама прижалась к груди Николая, уткнувшись лицом в его сюртук. – Не хочу, чтобы вы меня оставляли!..
Николай все-таки прижал ее к себе и некоторое время стоял молча, чувствуя, как ему передается ее дрожь. «Так вот оно что, вот в чем дело, и какой же я дурак старый, что раньше ни о чем не догадался! – вертелось у него в голове. – Но что она во мне нашла? И что же, что мне теперь делать?!»
– Успокойтесь, прошу вас, дорогая Кончита, – попросил он ласково и погладил плачущую девушку по спине, после чего вдруг совсем неожиданно для себя добавил: – Вы даже не представляете, как мне самому не хочется с вами расставаться!
Девушка оторвалась от его сюртука, подняла голову, посмотрела на него беспомощными и не верящими глазами:
– Правда? Вы правда не хотите?..
– Да! – воскликнул Николай, и на какое-то мгновение ему стало страшно. Он действительно не хотел расставаться с Кончитой, он знал, что, если уедет из Сан-Франциско, ему будет не хватать этой красивой, умной и доброй девушки, но одновременно с этим нежеланием ее потерять к нему в голову настойчиво лезли гораздо более прагматичные мысли. Мысли о том, что, если он ответит на чувства Кончиты, если у нее появится надежда на то, что они могут быть вместе, ее рвение и желание ему помочь усилятся во много раз, и тогда ее отец, каким бы непоколебимым человеком он ни был, уже не сможет устоять под ее напором. Правда, если он догадается, что его дочь полюбила иностранца из враждебной страны, то результат будет обратный – Резанов не получит от коменданта вообще ничего. Или, напротив, получит все, если сеньор Аргуэльо поверит в его серьезные намерения…
– Кончита, послушайте… – начал Николай и остановился, не зная, что он, как честный человек, должен ей сказать. Сделать официальное предложение? Жительнице чужой страны, испанке, католичке? Или мягко объяснить, что они не могут быть вместе и что она достойна лучшего мужчины?
Перед глазами промелькнуло лицо Анны – он безуспешно старался увидеть его в последние дни, а теперь оно появилось само, без всяких усилий с его стороны. Но его почти сразу же заслонили другие лица – множество лиц, русских и алеутских, старческих и детских, бледных от голода и заплаканных. Он рисковал и этими людьми, и любовью покойной Анны, и чувствами стоявшей рядом с ним девушки. Рисковал во всех случаях, что бы ни сделал, как бы ни поступил.
Но даже это не было самым страшным. Хуже всего было то, что ему действительно хотелось быть вместе с Кончитой. Независимо от всех голодающих людей и страха за свою репутацию.
А Кончита смотрела на него и ждала его ответа – ждала целую минуту или даже больше, после чего вдруг отстранилась, вытерла ладонями мокрые от слез щеки, глубоко вздохнула… И громко произнесла то, что сам он так и не решился сказать первым:
– Сеньор Резанов, я люблю вас.
И снова спрятала лицо у него на груди, словно боясь увидеть, как он отреагирует на ее слова. А Николай опять крепко стиснул ее в своих объятиях.
– Нам с вами не следует говорить об этом сейчас, – с огромным трудом выдавил он из себя. – Сначала я должен все обсудить с вашими отцом и матерью. Прошу вас, успокойтесь сейчас, а завтра я поговорю с ними и постараюсь все уладить.
– Вы… с ними поговорите? И все им скажете? – робко переспросила Кончита.
– Конечно. Подождите до завтра, моя дорогая, прошу вас!
Новый поток слез хлынул из ее глаз:
– Я не смогу ждать так долго!..
– Вы еще не знаете, что такое настоящее ожидание, – мягко улыбнулся ей Резанов и направился к дороге, увлекая девушку за собой. До окраины города они шли в молчании – Кончита пыталась успокоиться и перестать плакать, и Николай боялся помешать ей в этом своими неловкими вопросами или попытками ее утешить. Но когда он заметил, что девушка стала дышать ровно и спокойно, а застывшие на ее густых ресницах слезы высушил ветер, ему стало ясно, что молчать дальше нельзя. Он обязан был сказать девушке, признавшейся ему в любви, хоть что-то. Вот только у него не было ни малейшего представления, что из сказанного им будет правдой…
– Кончита, спасибо вам за то, что вы есть, – произнес он наконец. – Если бы не вы… если бы я вас не встретил… Одним словом, спасибо!
Он взял ее руку в тонкой белой перчатке и поднес к своим губам. Порыв ветра в очередной раз взъерошил пышные волосы девушки, и они взвились над ее головой бурными черными волнами. Она попыталась поправить их, вновь потерпела в этом неудачу и улыбнулась.
– Я буду ждать, – прошептала девушка едва слышно. – Обещаю.
– Только пока не говорите ничего родителям сами, – предупредил ее Николай. – Это должен сделать я.
– Конечно же, я сделаю все, как вы скажете!
И они снова зашагали, не говоря друг другу ни слова, но теперь их молчание было не напряженным, а мирным и доверительным. Они молчали просто потому, что все самое важное между ними было уже сказано.
Обратно на свой корабль Резанов ехал в полном смятении, и в конце концов, чтобы хоть немного собраться с мыслями, он вышел из экипажа немного раньше и зашагал к порту пешком. Однако это ему почти ничем не помогло: мысли все равно путались, сменяя одна другую и не давая командору сосредоточиться ни на минуту. «Эта девочка меня любит! – с ужасом думал он. – И я только что пообещал на ней жениться! Господи, я предал Анну, я предал наших детей!!! Даже если комендант мне откажет, а он точно это сделает, я же все равно им изменил! А ведь я не могу допустить, чтобы мне отказали, если это произойдет, с покупкой зерна точно ничего не получится, мне вообще откажут от дома, я вынужден буду уехать из города… А если Аргуэльо согласится? Как я буду жить с девушкой, которую не люблю?! Ведь это и по отношению к ней тоже будет предательством! Или не будет? Или я все-таки хочу быть с ней вместе, все-таки тоже люблю ее?..»
Он был уже неподалеку от порта. Можно было еще побродить по окрестностям или снова выйти на берег океана, но Резанов уже понимал, что и это не поможет ему прийти в себя и начать рассуждать спокойно и здраво. Как было бы здорово с кем-нибудь посоветоваться, с отцом, с Державиным, с Гедеоном! Но никого из них не было рядом, да и если бы даже у Николая была возможность обратиться к ним, вряд ли они смогли бы подсказать, что ему делать. Потому что правильного пути из того тупика, в который он себя загнал, не существовало вовсе.
Дойдя наконец до «Юноны» и поднявшись на палубу, Николай почти сразу столкнулся с Георгом – тот как будто специально поджидал его у трапа. Вид у него был совсем жалкий и несчастный, однако, приглядевшись к командору и заметив, что, сам он выглядит совершенно растерянным и не находящим себе места, врач воспрянул духом и в его глазах промелькнула слабая надежда.
– Что-то случилось, господин Резанов? – спросил он настороженно.
– Пока ничего… Но завтра случится… – вздохнул Николай Петрович и сочувственно положил руку на плечо своему молодому другу. Тот уставился на него совсем испуганным взглядом, и Резанов, не желая мучить влюбленного юношу, поспешно продолжил:
– Мы с дочерью Аргуэльо поняли, что любим друг друга. Завтра я поеду в крепость просить ее руки.
Лангсдорф молча опустил голову. «Ну вот и все, нет у меня больше верного и надежного товарища, – понял Николай. – Еще один человек, которым я пожертвовал…»
– Ну что ж, господин Резанов, я желаю вам счастья, – с огромным усилием выдавил из себя Георг. – Скажите, я вам сегодня больше не нужен?
– Нет, Георг, на сегодня ты свободен, – стараясь не смотреть в его страдальческие глаза, – ответил Николай. – А если я тебе вдруг понадоблюсь, то я буду у себя в каюте.