Татьяна Алексеева - Резанов и Кончита. 35 лет ожидания

Няня вошла в комнату, удивленно крякнула, обнаружив детей, послушно отбывающих наказание на своих местах, уселась обратно в кресло и застучала вязальными спицами. Николка выждал еще немного, чтобы она полностью погрузилась в вязание, и лишь после этого осторожно поднес конфету ко рту. Приторно-сладкое лакомство, да еще и поглощаемое тайком от суровой «надзирательницы», тут же сделало пребывание в углу гораздо более приятным и интересным. Николка стал думать, каким образом сестре удалось раздобыть целых два леденца, да к тому же сделать это до обеда, а не после. Ей для этого пришлось тайком от всех пробраться на кухню, выпросить две конфеты у кухарки – и выпросить так, чтобы та пожалела наказанных и дала! – а потом еще также тайком подкараулить, когда няня выйдет из детской, забежать туда, отдать леденцы и вернуться к взрослым. И ведь если бы ее поймали во время этих маневров, она бы тоже оказалась в углу и без сладкого! «Надо будет тоже что-нибудь хорошее для Насти сделать! – тут же решил мальчик. – Вот только что? Ее ведь почти никогда не наказывают!..»

Через бесконечно долгое время – леденцы как раз были доедены – няня снова завозилась в своем кресле и отложила в стороны корзинку с вязаньем.

– Я смотрю, вы сегодня молодцы, не балуетесь, – сказала она уже совсем не сердитым, а почти ласковым голосом. – Поняли, что драться нельзя? Не будете больше?

– Не будем! – разом ответили братья, незаметно вытирая липкие ладони о штаны.

– Ох, ну ладно, пойду попробую уговорить барина, чтобы разрешил вас выпустить, – вздохнула нянька и, снова повысив голос, поспешно добавила: – Но пока стойте тихо!

Обнадеженные Саша и Николка даже дышать на мгновение перестали. Теперь, когда сладкое кончилось, стоять без дела в углу стало еще невыносимее, чем вначале. Иногда родители действительно соглашались прервать наказание раньше срока, но случалось это, лишь когда они были в очень хорошем настроении. А бывало такое довольно редко…

Прошло еще несколько минут, показавшихся братьям вечностью, и дверь наконец снова скрипнула, пропустив няньку обратно в комнату.

– Выходите, озорники! – воскликнула она громко и радостно. От строгости в ее голосе не осталось и следа, она тоже была довольна, что скучающие в углах дети получили наконец свободу. Ну а мальчики не заставили просить себя дважды и мгновенно выскочили на середину детской, после чего бросились в коридор искать старшую сестру. Найти ее удалось быстро – в те дни, когда братья были наказаны или заняты с учителем, Настя любила прятаться в бабушкиной комнате и копаться в ее шкатулке с принадлежностями для шитья. Так было и в этот раз: робко заглянув в бабушкину комнату, братья обнаружили старшую сестру сидящей за столом с деревянным грибом для штопки чулок в руках.

– Ага, вас выпустили! – улыбнулась она, увидев мальчиков, а потом с сомнением прищурилась. – Или вы сами из углов вышли, тайком?

– А вот и нет, нам папа разрешил выйти! – Саша показал девочке язык, и она разочарованно фыркнула.

– Спасибо за леденцы, где ты их взяла? – поинтересовался Николка. Настя снова хитро сощурила свои большие черные глаза:

– Не скажу. Лучше сами расскажите, из-за чего подрались!

– Ну тогда и мы ничего не скажем! – тут же надулся Саша, успевший за время стояния в углу порядком подзабыть, из-за чего случилась их с Николкой ссора. Младший же брат, который и так догадывался, что Настя просто-напросто разжалобила кухарку, обижаться не стал. К тому же он, в отличие от Саши, хорошо помнил, с чего все началось, и по-прежнему хотел получить ответ на мучавший его вопрос – что же имел в виду расстроенный их слабыми успехами учитель?

– Мы подрались, потому что я хотел у тебя кое-что спросить, а Сашка мне не давал, – объяснил он любопытной сестре.

– Потому что ты все равно ничего не знаешь! – сразу же продолжил настаивать на своем старший из братьев. – И нечего переспрашивать разные глупости!

Настя мгновенно присоединилась к спору, возмущенная пренебрежением Саши и страшно заинтригованная словами Николки.

– Чего это я не знаю?! – набросилась она на мальчиков. – Ну-ка говорите, а то я сейчас скажу, что вы опять деретесь, и вас вернут обратно в углы!

Эта угроза была весьма серьезной – вторую драку за день братьям точно бы не простили, и им пришлось бы скучать в углу до самого вечера. Бросая на сестру злобные взгляды, Саша и Николка притихли, а она, почувствовав себя самой сильной, смерила их снисходительными взглядами:

– Так о чем же вы хотели меня спросить?

– Почему месье сегодня сказал, что мы можем стать только мелкими переписчиками? – выпалил Николка, уже жалея, что начал этот разговор. Он чувствовал, что вопрос его звучит глупо, а сестра вряд ли знает на него ответ.

Однако Настя, услышав эти слова, неожиданно по-взрослому понимающе кивнула:

– Я знаю, почему он так сказал! Он думает, что раз мы такие бедные, что даже переехали из Петербурга сюда, то никого из вас ни за что не возьмут на хорошую должность, а меня никто не возьмет замуж. Только это все неправда! Моя мадемуазель говорит, что на хороших девушках женятся даже вообще без приданого! Ну и хорошие юноши тоже могут сами всего добиться, – тут она посмотрела на братьев с некоторым сомнением, словно не была уверена, относятся ли слова учительницы к ним.

Но Николка и Саша не обратили на этот взгляд никакого внимания – слова сестры задели их гораздо сильнее, и, переглянувшись, братья поняли друг друга без слов. Обоим в тот момент стало ясно, что они, когда вырастут, сделают все, чтобы добиться большего, чем должность простого переписчика. Даже если для этого им придется стараться красиво писать и хорошо учиться другим наукам.

– Настя, а расскажи про Петербург! – решил сменить грустную тему Николка. Девочка довольно приосанилась – она любила, когда младшие братья расспрашивали ее о городе, из которого их увезли, когда все они были совсем маленькими. Почему это случилось, дети не знали: мать, когда ее об этом спрашивали, всегда хмурилась и переводила разговор на их успехи в учебе или еще что-нибудь важное и скучное. И поэтому Николке, который совсем не помнил родного города, оставалось довольствоваться теми отрывочными воспоминаниями о нем, которые сохранились у Насти. Саша, правда, уверял, что тоже помнит столицу, но никогда не рассказывал ничего сам, а только поддакивал сестре. Настя же помнила смутные картины длинных улиц и ярких фонарей, да еще улыбчивых женщин в удивительно красивых платьях, которые приходили к ним в гости и восторженно сюсюкали с девочкой, и частые дожди, из-за которых ее отказывались вести гулять, и низкое серое небо. Но, рассказывая об этих отрывочных воспоминаниях, она добавляла к ним множество собственных фантазий, и, по ее словам, получалось, что семья Резановых когда-то жила в самой настоящей сказочной стране. И эти рассказы Николка с Сашей могли слушать бесконечно.

– В Петербурге все совсем не так, как здесь, в Иркутске… – начала Настя свой рассказ, и братья, удобно устроившись на огромном сундуке и забыв обо всех своих разногласиях, приготовились к очередной красивой истории.

Россия, дорога в Крым, 1787 г.

Это была первая зима, когда бескрайняя украинская степь перестала быть чисто белой. Никогда раньше на ее заснеженных просторах не появлялось никаких ярких пятен – а теперь через всю равнину протянулась длинная цепь высоких красно-рыжих костров. Издалека они казались огромными пышными цветами, неведомым образом распустившимися на снегу вопреки всем законам природы. Впрочем, расцвели эти «цветы» не сами – им помогли странные люди в бурой с красными эполетами форме, проехавшие по степи на больших, доверху наполненных дровами санях. Время от времени они останавливались, вываливали на снег внушительного вида горку поленьев и поджигали ее, но вместо того, чтобы погреться у разведенного костра, снова забирались в сани и ехали дальше. А потом опять останавливали сани, оглядывались на предыдущий костер, разжигали еще один и тоже бросали его в чистом поле, чтобы отправиться в дальнейший путь.

Некоторое время костры горели в одиночестве, но длилось это недолго. Вскоре снова послышался топот лошадиных копыт, гораздо более громкий, чем когда по степи неслись первые сани, и на равнину выехала длинная вереница поставленных на полозья экипажей, по обеим сторонам от которых скакало множество всадников. Управлявшие экипажами кучеры смотрели в основном не на едва различимую среди снегов дорогу, а на яркие огненные пятна на снегу, и весь составленный из саней поезд неторопливо продвигался от одного костра к другому. Из окошек небольших передних экипажей изредка выглядывали скучающие лица – пассажиры без всякого интереса поглядывали на уже давно приевшийся им пейзаж, убеждались, что он ни капли не изменился, и вновь скрывались внутри, задергивая за собой плотные шторы. Окна же самого большого экипажа, похожего, скорее, не на карету, а на поставленный на полозья миниатюрный домик, и вовсе оставались всю дорогу прикрытыми бархатными занавесками.