— Превосходно. Уверен, что после этого у меня останется возможность вспомнить, куда я сунул твою жену.
С силой зажмурив глаза, Каллин размял плечи, и его ноздри задрожали.
— Знаешь, мой отец был машинистом. Фактически, он работал на этом самом заводе, когда был ребенком. Синий воротничок самого низшего ранга.
— Да что ж это за пытка такая? Решил убить меня уроком твоей чертовой родословной?
Я поймал вспышку белого прежде, чем боль прорезала мою челюсть.
Каллин размял кулаки и стряхнул рукой, пока тупая боль пульсировала в моих зубах.
— Как я уже говорил... мой отец много лет работал на заводе. Когда возвращался домой, напивался, пока едва мог удержаться на ногах. Каждую. Е*аную. Ночь. И когда он был пьян, ему нравилось находить мою мать или меня, если я оказывался у него на пути. По любой причине, которую он только мог найти, чтобы выбить дерьмо из нас двоих, он это делал, — он помолчал мгновение, прищурив глаза. — Однажды мне подарили подарок. Это было колечко от молодой девушки, с которой я подружился. Ничего особенного, кроме того, что я никогда не получал подарков. У меня никогда не было друга. Я даже не понимал, что такое «дружба», пока она не появилась. Даже тогда я изо всех сил старался отыскать в этом выгоду, но нашел... любопытство, — наклонив голову, он расхаживал рядом со мной. — Мой отец, задира, как и всегда, нашел кольцо и забрал его у меня. Когда я начал драться, чтобы вернуть его, вошла моя мать. Он убил ее у меня на глазах. После, в течение недели, он держал меня привязанным к машине в сарае, где он проводил свои пьяные ночи, избивая меня. Пытая. Делая все, что хотел, потому что всем в этом сраном районе было плевать на очередного ребенка ублюдка.
Понимание ударило по внутренностям, как кувалдой.
— Ты... тот мальчик, о котором мне рассказала Обри.
Его брови взлетели вверх, губы растянулись в слабой улыбке.
— Ах, вы с моей женой вели интимные разговоры обо мне. Польщен, — он фыркнул, облизнул губы. — Знаешь, в чем проблема этого города? Не преступность. Не недостаток денег. Даже не проблема черных или белых, — пальцы сжались в кулак, пока он стоял рядом со мной. — Это отсутствие амбиций. Целый класс ленивых, лишенных амбиций у*бков, у которых нет ничего лучше, чем каждый день ходить на одну и ту же сраную работу, а потом возвращаться домой и пить, выбивая дерьмо из своих семей, — вдохнув, он покачал головой и снова принялся расхаживать. — В конце концов, меня нашли. Спустя недели ада кто-то наконец заметил, что я пропал без вести. Меня увезли от отца и перевезли в пригород, где меня вырастил стоический, но успешный мужчина — адвокат — и его жена. До чего же это была другая жизнь. Раньше я никогда не мечтал о колледже. Никогда не надеялся достичь большего в жизни, чем стать гребаным стажером в механическом цехе. И все же посмотри на меня, — проведя руками по бокам, он наклонил голову и улыбнулся. — Теперь я управляю этим гребаным местом. Я владею этим городом. Насколько это иронично? Магазин, который принадлежал моему отцу, которому принадлежал я, теперь мой! — Улыбка на его лице сменилась серьезным выражением. — За все это время я никогда не забывал об Обри. Никогда не забывал ту маленькую суку, которая утверждала, что она — мой лучший друг, и все равно не сказала ни слова, когда я пропал без вести. — Его взгляд, направленный за меня, сказал мне, что он погрузился в воспоминания. — Я вернулся за ней. Нашел ее. Преследовал ее ночь за ночью. Записался на один из ее уроков терапии. Я решил отдать ей то, что чувствовал каждую ночь, когда мой отец приходил воплотить в жизнь мое наказание, пока она уютно лежала в своей постельке, не задумываясь о том, что со мной произошло, — от дьявольской ухмылки на его губах меня омыло желанием разорвать веревки и разбить его чертово лицо. — Это безнадежное чувство, когда ты хочешь, чтобы кто-то попросту убил тебя.
Должно быть, он каким-то образом манипулировал ею, чтобы вызвать к себе жалость. Чувством вины заманил ее в ловушку под названием «брак». Ни одна другая причина не могла объяснить того, что, черт возьми, должно было произойти, чтобы заставить такую женщину, как Обри, такую сильную и упрямую, выйти замуж долбанутого психопата, вроде Каллина.
— Первая работа, которую я получил после колледжа, была интернатурой в юридической фирме моего приемного отца. Заработав денег, я заплатил человеку в тюрьме за убийство моего биологического отца. На одного синего воротничка, на одного жалкого алкаша в мире стало меньше. И тогда мне в голову пришла блестящая идея — уничтожить весь средний класс вместе взятый, — его палец указал в воздух, подчеркнув его слова. — Разделить город на богатых и бедных. А потом они убьют себя на улицах. Почему хорошие люди должны платить, чтобы сидеть взаперти? Кормить кого-то из рук в их тюремных камерах. Я хотел прекратить размножение самодовольства и открыть двери для процветания и инноваций.
— Очень в стиле Гитлера
— Да! Хотя признаю, его казнь была упущением... сама же идея — гениальность!
— А я думал, это я чокнутый. — Как бы мне не хотелось сейчас покачать головой, я не мог. — Да ты ж, бл*дь, рехнулся.
— Да. Я — да, — его глаза сузились. — Я понимаю, что твоя жена и сын были убиты в этот день три года назад, — он оглянулся на одного из своих людей. — Как их звали, Тони?
— Лена и Джеймс.
— О, да. Лена и Джеймс, — он покачал головой. — Теперь, если и есть одна вещь, которую поймет садистский, гнилой ублюдок, вроде меня, это его месть. У меня ее с избытком. Мне жаль твою утрату, друг мой, но большие идеи требуют небольших жертв.
Ярость вспыхнула в моих венах, полыхая огнем в мышцах. Мне нужно было освободиться. Нужно было услышать, как он завоет от боли, наблюдать, как его лицо скривится в агонии. Боли, которую я жаждал причинить. Я расслабился под веревками, что удерживали меня на месте, потребность разорвать ублюдка доминировала над моими чувствами, говорила мне игнорировать огонь, вспарывающий мои запястья с каждым движением.
— Я убью тебя! Я убью тебя к чертям собачьим!
Ухмылка на его лице, заслуживающая удара, затеяла игру с последней нитью моего здравомыслия, и я дернул веревки, отчаянно пытаясь освободиться, даже если мне придется лишиться руки в процессе.
— Я хотел бы заключить с тобой сделку. Мне бы очень хотелось иметь человека с твоими талантами и ловкостью уходить, но преданность управляет движением, а доверие — кораблем, — с хлопком сжимая руки, он переплел пальцы. — Боюсь, от тебя я не получу ни того, ни другого. Так, как насчет этого? Ты говоришь мне, где найти мою жену? А я закончу твою жизнь пулей в голову. Быстро. Безболезненно. Акт милосердия с моей стороны, за все, что ты выстрадал.
— Уже проходил это, у*бок долбаный. И могу тебе сказать, это не быстро и не безболезненно. Итак, почему бы тебе не взять свой акт милосердия, не сунуть себе в задницу и не трахнуть себя им.
Еще один удар пришелся на губу, и последующее жжение сказало, что она рассечена.
— Боже, а у тебя не слабый болевой порог. Не больше, чем просто хрип с каждым моим новым ударом.
— Если ты надеялся услышать, как кто-то кричит, тебе стоило привязать к скамейке одну из этих сучек, — я указал головой, туго привязанной под веревками на того, кто стоял слева от меня. Один из мужчин зарычал.
— Не в моей природе быть добрым, и я должен сказать... ты делаешь это чертовски невозможным, — Каллин подал сигнал одному из мужчин за пределами моей периферии, и вдоль машины, к которой я был привязан, покатили тележку. На ней лежала маленькая болгарка с проволочным кругом с одной стороны и наждачным шлифовальным диском с другой.
— Тебе повезло, что токарный станок полностью вышел из строя. Я так понимаю, что у тебя ловкий указательный палец правой руки.
Моя рука ослабела от ремней, и я врезал кулаком в бок придурошному жирдяю, который пытался меня удержать. Схватившись со вторым головорезом, я еще два раза качнулся в воздухе, прежде чем моя рука была прижата к металлической платформе тележки весом обоих мужчин, сокрушающих мои кости. Я изо всех сил боролся с их хваткой, используя всю силу в руке, но так как остальное мое тело было связано, мне не удалось избавиться от них.
— Я спрошу тебя еще только раз. По-хорошему, — нацепленная фальшивая улыбка Каллина насмехалась над моими кулаками, и, если бы они не были привязаны, я бы выбил красивые чертовы зубы прямо из его рта. — Где моя жена?