Процессия взошла в церковь. Эйлард, измученный страданиями, бросился ей на встречу; но монахи заперли перед ним дверь, и он почти без чувств опустился на землю у портала. Герцогиня смотрела на него с ненавистью.
Вдали все время слышно было пение монахинь.
В церкви Рингильда бестрепетной рукой держала раскаленное железо; но свеча вдруг сломалась и обожгла ей грудь.
Она закричала. Это был предсмертный крик.
— Пустите меня в церковь, — молил монахов Эйлард. — Я слышу крик, Рингильда умирает!
Но вдруг дверь в церковь отворилась, Рингильда выбежала оттуда и бездыханная упала в объятия Эйларда.
Народ толпою подошел к ним и окружил их.
— Уснула на веки, дитя мое! Мертва, безжизненна, безгласна! — стонал Эйлард. — Рингильды больше нет, Рингильда умерла!
Он подошел к архиепископу и сказал ему:
— Прошу оставить меня здесь наедине с телом моей невесты. Зрелище кончилось, прикажите толпе разойтись. Им больше нечего здесь делать!
Герцогиня с улыбкой на устах гордо прошла мимо Эйларда, не глядя на безжизненное тело своей жертвы.
Музыка органа еще слышалась в отдалении, и народ мало-помалу стал покидать площадь.
Dominus Эйлард не проронил ни одной слезы. Видно было, что он решил вскоре последовать за Рингильдой, так или иначе. Он простер руку к небу и сказал:
— Прощай, дорогое солнце, звезды небесные. Прощайте, леса, поля и нивы. Прощайте, все Божия создания, я сердцем уже покинул ваш мир и стремлюсь туда, где живет теперь моя Рингильда.
Dominus Эйлард отошел от трупа своей невесты и позвонил в монастырский колокол.
Несколько монахов вышли из келии.
— Где же Хрисанф?
— Разве ты не видишь, что он плачет над мертвой?
— Хрисанф, снесем ее в твой сад, храни, ходи ее могилу! Пусть из тела ее вырастут чудные душистые фиалки, которых она так любила.
Монахи и Хрисанф принесли носилки и положили на них тело Рингильды. Рыцарь поцеловал Хрисанфа и сказал ему: «Не забывай Альберта и моего сына».
Герцог Оттон фон Люнебург давно наблюдал, не замеченный, за группою людей, стоявших близь тела Рингильды.
Видя, что Эйлард собирается уходить, он тихонько приблизился к нему и положил ему руку на плечо, молча и с грустью глядя ему в глаза.
— Ах! Оттон это ты! Я хотел послать за тобой. Окажи мне последнюю услугу! Нам нужно драться! За твою сестру я должен вызвать тебя на поединок!
— Я сознаю, что это для тебя необходимо. Я к твоим услугам.
Оба встали в позицию и сразились на шпагах.
Видно было, что герцог фон Люнебург щадил своего друга; Эйлард хотел сам расстаться с жизнью, потому не парировал ударов своего друга; а ожидал с нетерпением, когда герцог вонзит ему шпагу в грудь.
Поединок продолжался долго.
— Однако ты не особенно ловок, — сказал Эйлард. — Я это узнаю только теперь. Смелее, друг Оттон, я устал.
И наскочив на шпагу своего противника, сказал:
— Последним твоим ударом я доволен! Прощай, благодарю тебя за дружбу, милый неизменный товарищ. Скажи Хрисанфу, чтобы похоронил меня в монастыре св. Вицелина. Как хорошо, что сердце не будет больше страдать! Так хорошо на душе и мирно. Моя невеста ушла отсюда, и жених должен за ней следовать! Скажи твоей сестре, что я простил ей смерть моей невесты!
Эйлард испустил свой дух.
Герцог фон Люнебург зарыдал. Он долго стоял на коленях перед телом своего друга, вспоминая их обоюдную жизнь, его благородное и доблестное сердце.
Он так или иначе хотел уйти от жизни. Герцог Оттон воскликнул: «Я велю передать ей твой слова, но она мне больше не сестра. Я ее никогда не увижу».
Отец Хрисанф стоял над телами своих друзей и молился, перебирая четки. Ему казалось, что Рингильда не могла умереть, полная жизни и силы. Все прошлое этой молодой девушки принадлежала ему. Он ее воспитывал и, цветя близь него, она и на него распространяла благоухание своей молодости, своей свежести, своей живости, с ее серебристым как колокольчик голосом, с ее поэзиею и наивностью. И жизнь этой девушки вдруг прекратилась. «Господи! зачем Ты меня не взял к себе, вместо нее! Я знаю зачем, потому что я должен еще страдать на земле! Я еще не достоин вечного блаженства!»
И он целовал и утешал мальчика, говоря ему:
— Рингильда теперь счастливее нас. Смерть не страшна. Она есть избавление людей от страданий, она освящает усопших. Они покончили свои расчеты с миром скорби и печали. Какое величие в их лике, какое спокойствие. Тело рассталось с душой, которая, освященная присутствием Бога, вознеслась в мир тихий, блаженный и небесный. Их путь пройден, мой милый Альберт! Одному путешественнику суждено долго скитаться земле, другому дан Богом короткий срок жизни. Наши дорогие усопшие могли назваться счастливейшими из смертных. Они оставили по себе след сердцах людей. Мы все их жалеем и замечаем их отсутствие, Рингильда была ребенком. Дети угоднее Богу, чем взрослые люди, потому они святы! Рыцарь Эйлард известен всей Дании как герой и избавитель своего отечества. Мы их похороним вместе на кладбище нашего монастыря. Когда я умру, я поручу тебе их дорогую могилу, мой бедный сын! Поживи со мной, отдохни в монастыре, а потом иди, сражайся в крестовом походе за веру христианскую. Там твоя душа найдет спокойствие и забвение своего горя. Герцогине фон Люнебург я не завидую. Злые люди очень несчастливы. Они могут творить зло, но уйти от себя не могут. Их совесть будет им всегда напоминать, что они презренны, и потому они должны быть глубоко несчастны. Господь посылает им долгую жизнь для мучения на земле! Около могилы Рингильды и посажу чудные цветы, таких невиданных красок и оттенков, что люди будут удивляться, кто их вывел из земли и всхолил, а я буду им отвечать: «Рингильда, дочь моя». Мне поручил Эйлард своего ребенка. Я буду его воспитывать и научу его украшать и заботиться об этом ныне нам столь дорогом клочке земли. — Старик бросился на шею мальчика и горько заплакал.
— Пойдем дружок, — сказал он вдруг, — пойдем, они нас ждут, пора молиться.