Идалия Аничкова - Рингильда

— Эта молодая девушка твоя племянница? — обратился архиепископ к отцу Хрисанфу.

— Да, ваше высокопреосвященство.

— Благословляю тебя, Рингильда! — сказал архиепископ, — иди и ухаживай за больным, а когда он выздоровеет, приходи ко мне в монастырь вместе с Хрисанфом, и я закажу тебе богатую ризу.

Поселяне принесли носилки и понесли раненого по дороге, ведущей в жилищу тетки Эльзы.

Народ, завидя издали шествие, выступил навстречу. В окнах и на крышах донов толпились любопытные. Все хотели видеть героя, спасшего жизнь короля.

Матери подымали своих детей, показывая им больного и крестились.

Все поселяне побежали открывать двери жилищ, надеясь, что раненого внесут одному из них в дом. Каждый хотел почтить его за его геройский поступок. На него все смотрели, как на святого, который принесет им счастие.

Сражение прекратилось; неприятельское войско удалилось в лес, где солдаты разбили свой лагерь для ночлега.

Королю выкололи глаз, и он сидел в своей палатке и страшно страдал. Какой-то монах, стоя на коленях, готовил ему теплые припарки. Альберт и Генрих находились в палатке короля. Они спаслись каким-то чудом. Остальные пажи погибли на поле сражения. Граф Галланд находился также в палатке короля и прислуживал ему. Боль в глазу стала утихать, и король лег в постель.

«Несчастная Дания! — думал король, — в сражении я едва избежал смерти. О, горе мне! С той поры, когда я, всего четыре года тому назад, счастливый и гордый своими завоеваниями, возвратившись в Данию, собрался с сыном своим на охоту, счастье покинуло меня. Вернулся я из плена после двух лет страдания. Везде нахожу упадок и разгром. Унизительные условия моего освобождения не давали мне ни день, ни ночь покоя. Его святейшество папа отрешил меня от клятвы, данной врагам. Я взялся за оружие, чтобы смыть позорь свой и отомстить врагам за унижение свое и плен, но судьба опять против меня! Но я жив еще! Граф Генрих, ты узнаешь на деле, что не напрасно ношу я прозвание Короля-Победителя!»

Король лежал, погружась в воспоминания о своем славном прошлом. Он вспоминал своего отца, Вольдемара I Великого, свое вступление на престол, когда Любек, Гамбург, Голштиния, Лауэнбург, Померания, Рюген и Мекленбург принесли ему присягу на верность. О, оружие его было счастливо в войнах на севере Германии! Все побережье Балтийского моря перешло в руки Дании, северная часть Пруссии и Эстляндия были покорены. Немецкие князья составили союз против него. Жестокая это была битва, но они разбиты на голову и Гамбург наказан строго за свою измену. «Да, все было счастливо, все было хорошо до этого 1223 года; с тех пор моя звезда померкла».

— Кто же спас меня в сражении? — спросил король, прервав молчание. — Я желаю знать, кто спас мне жизнь. Как жаль, что в войске нет ни одного мейстерзингера, который бы пропел мне про героя песнь.

Альберт, забыв свою природную застенчивость и скромность, выступил вперед и, становясь на колени перед королем, сказал ему, что он хотя и не мейстерзингер, но может ему пропеть песнь и рассказать о том славном рыцаре, который спас ему жизнь, так как был очевидцем всего, близь него происходившего.

Генрих выбежал из палатки, чтобы достать лютню для своего товарища; найдя лошадь Альберта, отвязал от седла лютню и через несколько минут очутился в палатке короля.

Взяв в руки лютню и настроив ее, Альберт запел импровизованную им песню:

— Кто же этот рыцарь? — спросил король, очень довольный импровизациею юноши.

— Мой господин, рыцарь dominus Эйлард! — отвечал Альберт.

— Это самый храбрый мой воин, защита нашего народа. Ты его, должно быть, скоро увидишь. Скажи ему, что я ему обязан своею жизнью и этого никогда не забуду.

Альберт встал на колени, поцеловал руку короля и заплакал.

— О чем ты плачешь, мальчик? — спросил его король.

— От радости!

— Ступай и ухаживай за ним, — сказал король и, положив руку на голову мальчика, сказал:- Смотри, привези мне его здоровым в замок Вордингборг. Мы вас будем ждать обоих.

— А когда он меня спросить, где ваше величество находитесь, что мне ему ответить? — спросил уже смелее Альберт.

— Скажи ему, что мы едем в Киль и с нетерпением будем ожидать своего друга и избавителя!

Мальчики, которым теперь надобно было расстаться, бросились в объятия один другого.

— Прощай, Альберт! Прощай, Генрих! Когда то мы с тобой увидимся! — говорили они сквозь слезы.

Лицо графа Галланда, присутствовавшего при этой сцене, сделалось мрачным.

— Довольно! — крикнул он на Альберта. — Как вы худо воспитаны; король болен, а вы смеете его так долго беспокоить.

Он рассердился на мальчика за то, что тот смел напомнить королю о рыцаре dominus Эйларде.

Он посмотрел вслед выходившему из палатки мальчику и подумал: «Ты-то что вмешиваешься не в свое дело? Ведь я могу раздавить тебя, как муху. Ты и не знаешь, кто я такой: я внук короля! Во мне течет королевская кровь, и я во всяком случае стою ближе к нашему монарху, чем твой рыцарь, спасший ему сегодня жизнь!»

— Зачем ты кричал на этого мальчика? — спросил его король.

— Потому что он этого заслуживает. Он очень дурно воспитан, как и все пажи рыцаря dominus Эйларда. Какая смелость так свободно говорить с вашим величеством и петь еще песни!

— А мы находим, что эти мальчики прекрасно воспитаны. В них видна правдивость, чистосердечие, любовь и благодарность к тем людям, которые старались развить в них сердечный качества. В этом и должна заключаться вся задача воспитания юношей.

Затем король сказал графу:

— Ты будешь сопровождать нас в Киль. Там мы будем вне опасности. Где же герцог Оттон фон Люнебург. Мы и на него рассчитывали.

— Ваше Величество, он взят в плен графом Генрихом Шверинским.

— Опять несчастье! — сказал король и опечалился. — Наш благородный племянник в плену. Сегодня мы лишились двух близких нам людей, которые из за нас подвергнуты столь сильным страданиям! — Поднял руку к небу, он воскликнул: — Но мы отомстим!

Генрих чувствовал себя весьма несчастным в обществе графа Галланда, столь враждебно отнесшегося сперва в его господину и потом к его другу Альберту, но нечего было делать. Нужно было ехать в Киль, и он утешил себя мыслью, что и там может быть полезным своим друзьям.

Шествие медленно подвигалось вперед; все поселяне берегли рыцаря Эйларда, как святыню. Воины, несшие его, боялись причинить ему неумышленно страдания. Рингильда тихо, молча следовала за ними.

На зеленой траве перед ее домом воины поставили шатер, в который они внесли раненого.

Небо казалось красным, как будто зарево пожара освещало его своим багровым светом.

Там вдали из леса доносился до пустынной теперь деревни говор отдыхающих и готовящихся к ночлегу воинов и бряцание их оружия, повторяемое эхом лесов.

Ночь наступила тихая, полная неги. Рингильда сидела у ног раненого и с нетерпением ожидала отца Хрисанфа, который должен был ей принести лекарство из монастыря. Своего брата, Альберта, Рингильда уложила спать в комнате тетки Эльзы и теперь она осталась с раненым.

Больной был в беспамятстве и девять дней находился между жизнью и смертью.