Теперь, когда Володи больше не было, Александр тактично, но довольно настойчиво пытался отвлечь Марину от мыслей об этой потере. Было заметно, что потерю эту он считает небольшой. Он не сожалел о пижонистом всезнайке, который пару месяцев хаживал к его соседке…
Александр вновь появился на кухне как раз к тому моменту, когда его чайник на плите вскипел. Заваривая чай, он молча раздумывал о чем-то, потом высказался:
— Значит так, Маришка: завтра я выходной, а послезавтра в ночь. Если что, можешь смело Костю на меня оставить. Мы с ним найдем, чем заняться…
— Спасибо, Сашенька, — Марина с благодарностью улыбнулась ему. — Ты всегда меня выручаешь…
Он криво усмехнулся.
Грохнула дверь лифта. Послышались шаги наверх, к квартире.
Алена затаила дыхание, но, к счастью, почти сразу узнала брата. Иван поднимался к квартире с большой сумкой на плече.
На его лестничной клетке уже вторую неделю не было света, и теперь даже днем можно было сломать ногу на ступенях.
Подсвечивая себе под ноги карманным фонариком, он подошел к своей двери, нашарил в кармане пальто ключи… И тут он резко отскочил назад, вскидывая фонарик. Свет ударил Алене в глаза
— Алена, какого черта?!.. — прошипел Иван, наклоняясь поднять выпавшие на пол ключи. Сумка тут же соскочила с плеча, и Иван захватил ее длинный ремень в кулак.
— Ты меня напугал… — виновато ответила он.
— Ты меня тоже, — сердито признался Иван, разгибаясь. — Ты что здесь?
— К тебе пришла. Жду.
— Вижу. Я спрашиваю, ты что, лучшего места для ожидания не нашла?
Она промолчала.
— Так… Сумку держи! — решительно распорядился брат.
Алена послушно приняла объемистую сумку и молча ждала, пока Иван разберется с тремя дверными замками. Обычно в такой ситуации она начинала подшучивать, дескать, к чему тебе столько замков, когда прятать-то нечего. Но сейчас она ничего не сказала, так же молча вошла, поставила сумку прямо посередине прихожей, разделась и тихонько прошла в кухню.
Иван спокойно отнесся к молчанию гостьи и понес в кухню сумку с покупками. Там он торопливо рассовал продукты по холодильнику и на всякий случай взглянул в две пустые кастрюльки на плите: как там, не прибавилось ли чего?
— Обедать будешь? — спросил Иван.
— А что у тебя есть? — равнодушно спросила она.
— Ничего нет.
Алена разочарованно фыркнула:
— Тогда не буду.
— Я сейчас сварганю что-нибудь. А пока возьми мороженое, в морозилке лежит.
Алена подошла к холодильнику, открыла дверцу морозилки и, встав на цыпочки, безуспешно попыталась туда заглянуть.
— Господи, когда же ты подрастешь-то… — усмехнулся Иван.
— Теперь уже никогда, — пробурчала она. — Что выросло, то выросло.
Отодвинув в сторону сестренку, не достающую ему до плеча, Иван запустил руку в глубину полупустой морозилки и вынул эскимо в блестящей упаковке.
Алена присела на один из двух табуретов и принялась за мороженое.
— И зачем тебе такой большой холодильник? Нормальному человеку в него даже не заглянуть… — задумчиво произнесла она.
— Это кто нормальный человек? Это ты нормальный человек? — засмеялся Иван. — Ты пол-человека…
Алена ничего не ответила, только недовольно хмыкнула.
Брат достал из морозилки здоровенный кусок великолепной свиной вырезки и занялся стряпней.
Алена прекрасно знала: Иван ненавидел эти проклятые кастрюли и необходимость снова и снова брать их в руки. Не то чтобы брат считал домашнюю кулинарию немужским занятием, вовсе нет. Просто процесс приготовления обеда мог занимать часы, а сама трапеза умещалась в десять минут. А Ивану всегда было до слез жаль времени. Даже теперь, когда с подъема до отбоя делать ему было практически нечего, и времени оставалось с лихвой, он по привычке старался оттянуть, отложить, забросить совсем ненавистное занятие. Полкило мясокомбинатовского студня и полбуханки хлеба внутрь, а потом мордой в подушку — и никаких проблем.
На самом деле проблемы были. Иван не любил жаловаться, бесился, когда его жалели. Но Алена и без жалоб видела, что брат чувствует себя все хуже и хуже. Лекарства, которые должны были излечить его после травмы, перестали помогать совсем. Если бы придя сегодня домой, Иван не обнаружил непрошенную гостью, сейчас он скорее всего не стоял бы у стола с кухонным ножом, а лежал бы на диване в обнимку с подушкой…
— Ваня, давай я тебе помогу… — предложила Алена.
— А? Что? — встрепенулся Иван, осознав, что замер над разделочной доской, надрезав с краешка мерзлый кусок мяса.
— Давай я приготовлю что-нибудь, а ты просто посидишь.
— Нет уж, я сам, — Иван снова принялся за дело.
— Ты себе пальцы отрежешь, — с беспокойством заметила Алена. — У тебя руки дрожат…
— Я немного устал сегодня. Но дисциплина предписывает делать все самому. Хорош же я буду, если заставлю гостью готовить себе угощение.
— Все хохмишь… — вздохнула Алена. — Какая я тебе гостья? Сестра тебе помочь хочет, а ты упираешься…
— Аленка, надо мной и так уже нависла угроза запустить квартиру и погрязнуть в своем беспросветном холостяцком одиночестве. Если я буду себя жалеть и поддаваться, в один прекрасный день я не смогу взяться за хозяйство. И что тогда?
— Тогда ты перестанешь себя уважать.
— Правильно понимаешь, — вздохнул Иван. — Тебе не жалеть меня надо, а подхлестывать, чтобы не расслаблялся.
— Я попробую. А что хоть это такое будет? — Алена кивнула на прозрачные замороженные ломтики.
— Мясная стружка, запеченная с картофельным пюре.
— У-у-у, это долго… Давай, я хоть картошку чистить начну.
— Учись, пока я живой! — усмехнулся Иван и достал из шкафчика большую коробку с картофельными хлопьями. — Через полчаса максимум все будет готово… Или вы, мадемуазель, не приучены к вкусной и здоровой пище из концентратов?
Она неопределенно пожала плечами:
— Концентраты — это для богатых лентяев.
— Нахалка… — обиделся Иван. То, что выходило у него в результате мучительных кулинарных усилий, он считал превосходным.
— Шучу. Не дуйся. Мне нравится твоя еда. Особенно, если ты за столом не задаешь нудных вопросов.
— Кстати о вопросах, — спохватился Иван. — А почему ты здесь вместо того, чтобы сидеть дома и учить уроки?
— Иди на фиг, — скривилась сестра. — Забодал со своей учебой…
— Слушай, детка, во-первых, не моей, а твоей учебой! — рассердился Иван. — А во-вторых, как это ты разговариваешь?
— А что я такого сказала? Ничего нецензурного…
— Все равно, уши режет. Я люблю разговаривать с людьми нормальным человеческим языком…
— Да ну тебя, — фыркнула Алена, надулась и прицельным броском закинула палочку от эскимо в ведро. — Мне иногда кажется, что ты с другой планеты. Моралист собачий…
Иван только укоризненно покачал головой.
— А если серьезно? Как дела? — как ни в чем не бывало, продолжил он свой допрос. — Что в гимназии?
— Не в гимназии, а в лицее, — буркнула девчонка. — А дела как всегда.
— А как всегда?
— Аттестат как-нибудь получу, если тебя это интересует… — пояснила Алена.
— Аттестаты бывают разные, — назидательно сказал Иван. — Мой, например, был настолько далек от совершенства, что абсолютно мне не пригодился. А жаль.
— Да какая разница?.. — пожала плечами Алена. — Другой не только без аттестата, но и без мозгов вовсе так устраивается, что будьте-нате… На черта тебе вообще аттестат, если ты и без него прекрасно устроился…
— Это с какой стороны посмотреть… — помрачнел Иван. — Ты, Аленка, мой опыт в полном объеме воспринимай. Чтобы не вляпаться подобным образом. Очень, знаешь ли, неинтересно теперь таблетки горстями глотать.
3
Иван ловил себя на мысли, что хочет порой, чтобы кто-нибудь посочувствовал ему, избавил его от хлопот, просто дал отдохнуть, когда бывали дни особенно невыносимые. Но ни одного сочувствующего под рукой не оказывалось. И он мало-помалу привык к состоянию одинокой развалины. И если случалось вызвать чье-то искреннее сочувствие, ему становилось неловко и стыдно.
Мясо, наконец, обрело вид, пригодный к дальнейшей обработке.