Мари Форс - Роковое дело

Первым он почувствовал запах.

– Фу, что это, черт возьми?

Ник Каппуано опустил ключ в карман пальто и вошел в просторную и хорошо обставленную квартиру, которую босс Ника, сенатор Джон О’Коннор, унаследовал от отца.

– Сенатор!

Ник попытался вспомнить, что это за противный, отдающий металлом запах.

Проходя по гостиной, Ник заметил разбросанные по диванам и стульям по пути в спальню части костюма, который вчера надевал Джон. Он звонил накануне вечером, чтобы поговорить с Ником после ужина с руководством Вирджинского отделения Демократической партии, и сказал, что едет домой. Каппуано напомнил своему тридцатишестилетнему боссу, чтобы тот не забыл поставить будильник.

– Сенатор?

Джон терпеть не мог, когда Ник так звал его, когда они были вдвоем, но тот настаивал, что окружение сенатора должно выказывать уважение к его титулу.

Странное зловоние по всей квартире вызвало тревогу, от чего на затылке Ника зашевелились волосы.

– Джон?

Он вошел в спальню и ахнул. Весь в крови Джон сидел на кровати с открытыми, но пустыми глазами. Вонзенный в горло нож удерживал его на месте, пригвоздив к изголовью. Руки покоились на коленях в луже крови.

Ник ощутил тошноту и, последнее что он заметил, убегая в ванную – где его вырвало, – изо рта Джона что-то торчит.

Когда, наконец, рвота утихла, Ник поднялся на ослабевших ногах, вытер рот тыльной стороной ладони и постоял, опершись на раковину, прислушиваясь, будут ли еще позывы. Зазвонил его сотовый. Когда Ник не ответил, то завибрировал пейджер. Как найти силы ответить, сказать роковые слова, которые изменят все? Сенатор мертв. Джона убили. Хотелось вернуться к тому моменту, когда все еще был в своей машине, негодуя и думая, что самая большая проблема сегодня – это что же делать с большим ребенком, на которого работал, который в очередной раз проспал.

В голове Ника вспыхнули воспоминания о Джоне, о том, как они встретились первый раз в классе истории в Гарварде на первом курсе, сотни кусочков в калейдоскопе почти двадцатилетней дружбы. Будто пытаясь удостовериться, что глаза не обманывают его, Ник наклонился и выглянул в спальню, содрогаясь при виде лучшего друга – названного брата – заколотого в шею и покрытого кровью.

Глаза обожгли слезы, но Ник подавил их. Не сейчас. Может, потом, но не сейчас. Снова зазвонил телефон. На сей раз Ник взял его и увидел, что это Кристина, его заместитель, но не стал отвечать. Вместо того набрал 911.

Глубоко вздохнул, чтобы унять бьющееся сердце, и, сделав нечеловеческую попытку удержать истеричные ноты в голосе, сказал:

– Я хочу заявить об убийстве.

Потом продиктовал адрес, пошатываясь прошел в гостиную и стал ждать полицию, все время пытаясь отогнать маячивший перед глазами образ убитого друга, картину, которая, как Ник понимал, будет вечно преследовать его.

Двадцать минут спустя появились двое полицейских, бросили взгляд в спальню и вызвали по рации подкрепление. Ник понял, что ни один из них не узнал жертву.

Он чувствовал, словно его затягивает в пучину, утягивая все дальше и дальше от безопасного берега, с каждым разом становилось все сложнее дышать. Он рассказал копам в точности, что произошло: босс не появился на работе, и Ник отправился на его поиски и нашел мертвым.

– Как зовут босса?

– Сенатор Соединенных Штатов Джон О’Коннор.

Ник увидел, как оба молодых офицера мгновенно побледнели и тут же кинулись снова звонить начальству.

– Еще один скандал в «Уотергейте», - услышал он, как пробормотал один из них.

Вновь зазвонил сотовый. На этот раз Ник тихо ответил:

– Да.

– Ник! – кричала Кристина. – Черт возьми, где вы? У Тревора уже сердечный приступ!

Она имела в виду их директора по связям с общественностью, у которого на это утро в расписании для сенатора шли одно за другим интервью.

– Он умер, Крис.

– Кто умер? О чем ты говоришь?

– Джон.

Ее тихий вскрик разорвал ему сердце:

– Нет.

Для Ника не было секретом, что она была безнадежно влюблена в Джона. То, что Кристина как истинный профессионал никогда бы не выдала своих чувств, было одной из причин, по которой Ник ее уважал.

– Прости, что так сразу выпалил.

– Как он умер? – спросила Кристина упавшим голосом.

– Заколот в постели.

Ее опустошающий стон эхом отдался в телефоне:

– Но кто… То есть – за что?

– Здесь полиция, но я еще ничего не знаю. Мне нужно, чтобы ты потребовала отсрочку по голосованию.

– Я не могу, – сказала она и добавила шепотом. – Прямо сейчас я не могу ни о чем думать.

– Ты должна, Крис. Этот закон - его детище. Мы не можем позволить, чтобы вся его тяжелая работа превратилась в ничто. Можешь сделать? Ради него…

– Да… хорошо.

– Тебе придется взять себя в руки ради команды, но пока ничего им не говори. До того, как оповестят родителей.

– О, Боже, бедные его родители. Ты должен поехать сам, Ник. Пусть они услышат эту новость от тебя, а не от незнакомых полицейских.

– Не знаю, смогу ли. Как сказать близким, что их сын мертв?

– Он бы хотел, чтобы родители узнали от тебя.

– Что ж, ты права. Я спрошу, разрешит ли мне полиция.

– Что мы будем делать без него, Ник? – Крис задала вопрос, который неотвязно преследовал Ника. – Просто не могу представить этот мир, нашу жизнь без него.

– Я тоже не могу, - сказал Ник, понимая, насколько станет другой жизнь без Джона, вокруг которого все вращалось.

– Он в самом деле умер? – переспросила она, будто хотела убедиться, что это не чья-то жестокая шутка. – Кто-то его убил?

– Да.

Стоя перед кабинетом шефа, детектив-сержант Сэм Холланд пригладила волосы цвета ириски, которые на работе собирала заколкой, ущипнула щеки, неделями не видевшие солнца, и расправила складки на сером жакете, надетом поверх красного топа.

Глубоко вздохнув, чтобы успокоить нервы и унять хроническую боль в желудке, она толкнула дверь и зашла. Секретарша шефа Фарнсуорта с улыбкой поприветствовала Сэм:

– Проходите к нему, сержант Холланд. Он вас ждет.

«Отлично», – подумала Сэм и наградила секретаршу слабым подобием улыбки.

Не дав себе возможность поджать хвост, развернуться и сбежать, она согнала с лица гримасу и вошла.

– Сержант.

Шеф, мужчина, которого детектив Холланд некогда звала дядя Джо, встал и вышел из-за большого стола, чтобы крепко пожать ей руку. Серые глаза окинули Сэм заботливым и доброжелательным взглядом – что-то новенькое с тех пор, как произошел тот «несчастный случай». Раньше такого не было.

– Хорошо выглядишь.

– Да и чувствую себя хорошо.

– Рад слышать. – Он жестом показал на стул. – Кофе?

– Нет, спасибо.

Наливая себе чашечку, шеф оглянулся через плечо:

– Я переживал за тебя, Сэм.

– Мне жаль, что я заставила вас переживать. И что опозорила департамент.

Впервые ей представилась возможность поговорить с начальником начистоту с тех пор, как вернулась из месячного административного отпуска, во время которого она зазубривала эту фразу снова и снова. И думала, что выдала ее с убедительной искренностью.

– Сэм, – вздохнул шеф и уселся напротив, обхватив большими ладонями кружку. – Ты ничем не опозорила ни департамент, ни себя. Все совершают ошибки.

– Но не все совершают ошибки, в результате которых гибнет ребенок, шеф.

Он долго и пристально изучал ее, словно принимал какое-то решение.

– Сегодня утром в своей квартире найден мертвым сенатор Джон О’Коннор.

– Господи, – удивилась Сэм. – Как?

– Все подробности мне неизвестны, но судя по тому, что мне сказали, кажется, ему отрезали член, а после перерезали горло. По всей видимости, тело сенатора обнаружил руководитель его предвыборного штаба.

– Ник, - тихо сказала она.

– Прости?

– Руководитель предвыборного штаба О’Коннора – Ник Каппуано.

– Ты его знаешь?

– Общались. Много лет назад, – добавила Сэм. Она поразилась, воспоминания о ней до сих пор не дают ей покоя, и при звуке его имени, слетевшем с ее губ, сердце застучало сильнее.