– Как ты думаешь, нас видел этот сумасшедший?

– Меня нет, я в пештемал завернута.

– А лицо?

– Думаю, он смотрел не на меня, а на тебя.

– Да?

Миране было приятно, что, по мнению Роксоланы, из сотни обнаженных тел предполагаемый наглец выбрал именно ее, хотя выделить из толпы визжащих женщин одну невозможно. А сама Роксолана вдруг подумала, что и среди одетых тоже едва ли можно кого-то найти взглядом, слишком много наложниц, в гареме их куда больше, чем даже здесь, в хамам берут не всех, хотя закон запрещает не пускать женщин в хамам.

Но это значит, что, даже появившись в гареме, тот человек может ее не увидеть? Стало тоскливо, живо нахлынули воспоминания о том, как стояла, а потом и лежала перед ним обнаженной в ожидании чего-то неведомого, как горячи и бессовестны были его руки… Узнать бы хоть, кто он.

Зейнаб говорила, что правая рука султана. А он сам сказал, что еще возьмет ее после султана, значит, уверен, что Повелитель позовет к себе? Откуда такая уверенность?

– Мирана, кто у Повелителя правая рука?

– Ибрагим.

– Кто он?

– Грек и раб. А тебе зачем?

– Я думала, визирь или вон кизляр-ага.

Мирана рассмеялась:

– Нашла правую руку! Кизляр-ага, конечно, много привилегий имеет, он один может входить к Повелителю в любое время суток, но он никто, только над нами начальник да над евнухами. А Ибрагим Повелителю советчик во всем, еще в Манисе был таким.

– А ты в Манисе была в гареме?

– Да, я уже давно. Знаешь, Махидевран раньше тоненькая была, не как ты, конечно, но не такая, как сейчас.

– Лежишь, сидишь, ешь, спишь… как тут не растолстеть?

– Здесь многим нравятся толстые. Ты Повелителю не понравишься, ты худая. Если хочешь понравиться, надо есть много.

Мирана решила, что уже достаточно проявила великодушия, дав совет новенькой, а потому отправилась дальше сплетничать и злословить. Наложницы вовсю занимались любимым делом – обсуждали и осуждали друг дружку, врали что-то, хвастали. За несколько дней Роксолана успела привыкнуть к тому, что рассказам нельзя верить, все преувеличено, хотя что в тех рассказах было? Только зависть к кому-то, кому повезло больше, а если о себе, то сплошные выдумки, как Повелитель посмотрел страстно-страстно, почти пальцем за собой поманил, но какая-нибудь наглая опередила, прямо бросилась под его руку, чтоб самой попасть к Повелителю на ложе. Мирана тоже так говорила, а когда Роксолана поинтересовалась, почему же Повелитель на следующий день ее не нашел, вздохнула, обведя глазами толпу наложниц:

– Разве здесь найдешь?

Она права, не найдешь, если не знаешь, кого искать.

Но Роксолане уже смертельно надоела болтовня по поводу ценности подарков, взглядов Повелителя, которых в действительности не было, очереди к нему в спальню, того, чье тело лучше. Где ты, Бартоломео? Где вы, сладкоголосый Нияз, умеющий читать газели на нескольких языках, Зейнаб, знающая столько историй? С вами бы поговорить, а не с этими болтушками, которые скоро все слова, кроме завистливых, забудут.

Она пыталась читать стихи, сначала слушали, потом и от этого стали отворачиваться. Только и знают есть, пить, спать и танцевать. Но танцы все одинаковы – бедрами крутить. Неужели это и ее судьба? За девять лет совсем одуреть можно.

Мысли о доме Роксолана гнала от себя изо всех сил, понимая, что возврата нет, никто ее не выкупит, а душу травить ни к чему. Приходилось привыкать к тому миру, в котором оказалась. Когда-то Нияз, обучавший ее чтению персидских газелей, обронил, что если нельзя мир переделать, то к нему нужно приспособиться, а сделать это легче, если искать не недостатки, а достоинства. Она удивилась:

– Какие достоинства могут быть в неволе?

– И в неволе есть свои достоинства – о тебе заботятся, ни о чем думать не надо. Но ты не о неволе думай, а о том, что не к дикарям попала, а к тем, у кого такие стихи есть. Наша культура иная, чем у вас, европейцев, но она не ниже, а в чем-то и выше. Учись понимать, присматривайся, ищи хорошее. Так легче.

Тогда Настя не со всем согласилась, не все даже поняла. Но прошли дни, и вот теперь убедилась, что ничего другого, кроме как присоединить совет Нияза к советам Фатимы, у нее не осталось. Не все плохо, что непонятно, как не все и хорошо. Если искать плохое, то уж лучше сразу сунуть голову вон в фонтан и не вытаскивать, пока не захлебнешься. Но если жить хочется, то надо постараться найти хорошее и в этой жизни. Она не была согласна идти по трупам, но и умирать тоже. Оставалось жить.


Чтобы хоть чем-то заняться, Роксолана снова прошлась по хамаму, оказалась в третьем зале, где за низенькими столиками на широких деревянных диванах лежали валиде-султан, кадины и сестра Повелителя. Крутиться перед ними не хотелось, и девушка улеглась на высокое мраморное возвышение Гейбекташа, снова спрятав лицо в сложенных руках.

Но полежать не удалось, ею тут же занялась здоровенная черная рабыня. Сильные, ловкие руки принялись растирать, разминать, массировать, выворачивать и снова растирать… Временами было больно, но приятно. Потом рабыня облила Роксолану водой и терла уже грубой рукавицей из козьей шерсти, развела в большом тазу пахучую мыльную пену, взбила ее какой-то метелкой, наполнила этой пеной большой полотняный мешок и… принялась лупцевать мешком Роксолану! Облила чистой водой, потом повторила лупцевание. И так до тех пор, пока мыло в тазу не закончилось.

Девушку уже под пушистой пеной и не видно, Роксолана даже чихнула от попавшего в нос мыла.

Рабыня вымыла ей волосы, хорошенько сполоснула, облила разной водой – то горячей, то ледяной и закутала в сухой горячий пештемал, принявшись другим вытирать голову. Девушка блаженно щурилась, желание осталось только одно – поспать. Теперь понятно, почему в хамам ходят на целый день. Если с утра вот такое испытать, весь день сонной ходить будешь.

Рабыня замотала ей волосы сухим пештемалом, проводила до скамьи, помогла улечься, подложив подушки.

– Спасибо…

Кажется, служанка такого не ожидала.

– Вам что-то нужно, госпожа?

– Нет, больше ничего, я просто поблагодарила. Блаженство…

Рабыня счастливо засмеялась. Как немного человеку нужно! Одна рабыня поблагодарила другую, и все довольны.

Роксолана лежала, блаженно млея в тепле и неге. Не слишком мягко, но это ерунда. Пальчик опущенной руки обводил узоры на ее деревянных сандалиях на толстенной подошве. Сначала не хотела надевать. Но Фатима настояла:

– Ноги обожжешь, там пол горячий.

Пол действительно был довольно горячим, особенно там, где мылась.

И вдруг Роксолана увидела рядом со своими сандалиями другие – украшенные полудрагоценными камнями, щедро расписанные позолотой. Такие могли принадлежать только кому-то из близких Повелителю женщин. Она подняла голову – так и есть, рядом стояла сама валиде-султан! Баня всех уравнивает, но только не турецкая, здесь и ложа разные, и сандалии тоже.

Роксолана поднялась, придерживая на себе пештемал.

– Валиде-султан…

– Кушать хочешь? Пойдем со мной.

Роксолана шла за ней следом, гадая, чем вызвано такое поведение матери Повелителя. Они были чем-то похожи: обе невысокие, хрупкие, легкие в движениях. Глядя на прямую спину щуплой валиде, Роксолана вдруг подумала, что Повелитель наверняка похож на своего отца, потому что все твердят, что он высок ростом. Хотя кто знает, может, это просто лесть маленькому человечку? Наверняка так и есть! И Роксолана решила, что султан невысок и щупл, а льстецы превозносят его стать, чтобы угодить.

Валиде-султан устроилась на своем диване, жестом пригласив Роксолану садиться на свободное место. Сестра султана Хатидже с любопытством разглядывала ту, которую мать привела с собой. Рядом сидели еще несколько наложниц, и развалилась на подушках Махидевран. Она чувствовала себя хозяйкой, отчего бы не чувствовать? Любимая жена, Повелитель сказал, что именно ее сын Мустафа в обход троих старших двух Махмудов и Мехмеда будет назван наследником, все вокруг ее, все для нее…

Было одно препятствие – Гульфем, у которой двое сыновей и фигура получше, но Гульфем Повелитель зовет на ложе изредка, а ее часто. Но главная ее сила – Мустафа, красивый, способный мальчик, любимец Повелителя. Вот чего никто не может оспорить!

Потому и смотрела Махидевран на всех свысока, на всех, даже на валиде-султан, потому что хоть и хозяйка та в гареме, но не над ней, не над баш-кадиной. Они словно равные, валиде-султан старалась не задевать Махидевран, а та пока не слишком демонстрировала свою силу.