Вика Варлей - Роман с вампиром

— Какой еще крест?

— У тебя отношения с мужчинами ничем не заканчиваются.

— В смысле?

— В прямом. До серьезного дойдет и привет! Развал! Вообще, тебе на роду два брака написано, счастливых, от первого мужа сама уйдешь к очень богатому мужчине. Только крест этот убери — не то намучаешься!

Ответ без намека на благодарность прозвучал довольно сухо:

— Спасибо за совет!

Женщина, не прощаясь, ретировалась, а Вика нервно потянулась за сумкой. Нет, кошелек на месте, телефон, в общем, все в порядке! А вдруг и правда видит? Хотя… Чего это она будет бросать первого мужа, если брак счастливый? Странно! И нет у нее никаких женихов! Ни богатых, ни бедных! Сашку она не считает. Бред! Зачем согласилась ее слушать? Теперь думай тут, ломай голову! Нет, ерунда все! Выкинув слова мнимой ясновидящей из головы, Колесникова принялась уплетать довольно аппетитный по внешнему виду салат.

Маршрутка, как назло, тащилась еле-еле, пока, наконец, не притормозила у остановки с высоким зданием из красного кирпича напротив. Девушка нетерпеливо вышла, быстро перебежала через дорогу, не дожидаясь зеленого сигнала светофора, и, остановившись у черной железной двери, скрывающей вход на цокольный этаж, позвонила. На ее еще детском лице возникла недовольная гримаса, — в голове нарисовался образ работодателя с приторно-сладкой улыбкой говорящий: «Что-то ты, Виктория, задержалась!». Затем, как правило, следовал беспокойный взгляд на часы, безумно тяжелый вздох, исторгнутый из неизведанных глубин и плотно сжатые тонкие губы, — все это выдавало актерскую натуру Пирожкова. Неизменная фраза, произносимая каждое утро, когда она опаздывала, пусть и на минуту, манера ее произносить давно выучены наизусть. Через несколько секунд дверь открылась, Колесникова спустилась вниз по лестнице в темное, тускло освещенное помещение, пропитанное запахами клубничных и малиновых ароматизаторов — необходимых составляющих их продукции, канистры и пакеты из-под которых загораживали почти весь проход в ее маленький кабинет.

Галя, повернув темную головку с мальчишеской стрижкой и увидев появившуюся на пороге Вику, распахнула огромные серые глаза еще больше и поднесла палец ко рту.

— Спрашивал?

— Несколько раз уже. Спросил, на каком пляже ты загораешь.

— Как будто я гулять ходила!

— А то ты Пирожкова не знаешь! Он тебя и на пять минут отпускать не хочет. Быстро раздевайся и садись.

Стряхнув несуществующие пылинки с пальто, распространяющего по офису запах впитанной весенней свежести, главный бухгалтер достала из шкафа плечики и аккуратно убрала его в шкаф.

— Как сходила?

— Нормально, вообщем. Обещал подъехать. Все разнообразие какое-то, а то в этом подвале торчишь, как пень! Если бы не деньги на квартиру, что этот хмырь мне пообещал…

— А ты с ним разговаривала?

— Пыталась. Раз сто! Как только я свою песню завожу — у него тут же неотложные дела возникают. Улыбается в тридцать четыре зуба и уходит. Говорит: «Нет свободных средств!»

— Ладно, не переживай! Может, действительно некогда?

«Мне от этого не легче», — уже про себя пробурчала Вика и стала разбирать на столе появившиеся в ее отсутствие документы, не упомянув в разговоре со своей давней подругой и по стечению обстоятельств заместителем, что «свободные средства» уже собраны.

Вечером, встав из-за стола ровно в шесть вместе со всеми, она вышла из душного помещения наружу. Проводив Галю до остановки и предупредив, что завтра с утра задержится, не стала дожидаться, по своему обыкновению, автобуса, а направилась обратно. Обнаружив, что машина директора все еще у входа, девушка завернула в ближайшее кафе и вышла оттуда только убедившись, что в офисе никого нет. Тихонько открылась дверь, Вика проскользнула внутрь. На глаза попалась початая бутылка водки, которую программист держал возле ножки стола для непонятных целей. Она налила полстакана, залпом выпила. Жидкость обожгла внутренности, кислотой разъедая горло, пищевод, печным жаром полыхнула в голову. Резко выдохнув, открыла сейф, достала двести тысяч, что-то отметила в тетради. Легкая тень легла меж бровей. На лице застыла тяжелая непроницаемая маска. Тонкая кисть потянулась к выключателю. Щелчок. Еще один щелчок замка. На проезжающем мимо такси девушка скрылась из виду.

Ночь прошла беспокойно. Проворочавшись в постели несколько часов, Вика подошла к кухонному окну и выглянула на улицу. Как темно! Небо заволокло низкими тяжелыми тучами. Не видно ни одной, даже самой яркой звезды, лишь одинокая луна, как последняя надежда, изредка выплывает из небесного тумана, показывая свой бледный, холодный, покрытый червоточинами диск. Девушка прижалась разгоряченным лбом к стеклу; казалось, прохлада проникает в ее сознание, успокаивая бушующие вихрями мысли. Штиль рассеялся, оставив напоследок горькие, накатывающие бурлящими волнами сомнения. Штиль, который наступил в ее душе сегодня утром, когда в кабинете директора в очередной раз раздалось, что денег нет и как только в кассе появится необходимая свободная сумма, то Виктория Алексеевна сразу же её получит. Вновь неприятно резанула голливудская улыбка Пирожкова, его самодовольный взгляд, скрещенные на груди руки… Что будет завтра? И выяснится ли все завтра? Как воспримет ее поступок директор? Вряд ли ему понравится! Просчитала в сотый раз варианты, останавливаясь лишь на одном. Он её не тронет, побоится. Роспись в тетради ничего не значит. Зато ему будет спокойнее при мысли, что она не собирается его кинуть. Теперь у нее есть время. Но душа, в отличие от доводов разума, беспокойных назойливых мыслей, пела, ликовала. Так ему и надо! Знал ведь, что задаток уже взнесен! Он сам не оставил выбора! И есть чем заплатить агенту! Угрызений совести, ничего похожего нет. Почему? Чем он ей так насолил?

В принципе, директор — обыкновенный мужчина с обыкновенной внешностью — средней комплекции, средней наружности. С хитрыми светлыми глазками и немного крючковатым носом. С обыкновенным достатком, обыкновенным бизнесом и теми же, что и у всех, проблемами, но последнее время… Как он ее последнее время раздражает! До смерти! Так противно слушать изысканные гадости про сотрудников, про партнеров! Каждый визит к руководству — ведро новых помоев на голову. Выливаемых интеллигентно тонкой струйкой. Это желание задавить ее своим авторитетом, — откуда ему взяться? Самодовольство и хвастливость человека, умеющего зарабатывать деньги. Занудство, скользкие, плоские шутки на тему секса. И всё это с хорошо отрепетированной при работе за границей улыбкой. Бр-ррр!

Мысли, устав вертеться вокруг ненавистного Пирожкова, перескочили на утреннюю встречу с аудитором. Как глоток свежего воздуха по сравнению с тем болотом, в котором она сидит. Но встретили ее, как ни крути, с долей предубеждения. В мечтах представлялось, что она — один из руководителей в хорошей компании, в хорошем офисе, в красивой одежде (как ей нравится все красивое!). Руководитель, который досконально разбирается в тонкостях своей интересной работы, наладил ее и организовал, пользуется всеобщим уважением, — ведь так важно общественное мнение, — и получает от порядка и стабильности удовлетворение. И она добьется своей цели! Но прежде всего нужна оценка — Зингерман должен резюмировать ее труды здесь, в «Свиттрейде», поставить плюс или минус. Иначе, ради чего так старалась?

Стараясь не шуметь, на цыпочках девушка прошла по коридору к детской и заглянула; младший, вполне сформировавшийся как мужчина, брат, раскинув мускулистые руки и ноги в разные стороны, спал, уткнувшись носом в подушку. Раздавался негромкий юношеский храп. Мягко улыбнувшись, она заботливо поправила одеяло и так же осторожно проследовала к себе. «Если я сейчас не усну, то завтра от меня не будет толку никакого», — устало пронеслось в голове. Глаза тяжело закрылись и в тот же миг как — будто кто-то услышал ее немую просьбу и положил сладкий сон на подушку.

Колесникова неспешно проследовала на кухню, налила чашку кофе, добавив побольше сахара и сливок, радостно потянулась, наслаждаясь утренней тишиной. Дом еще спал, и их квартира тоже — обычная, панельная трешка, в которой живут вдвоем с братом, — к огромному удовольствию обоих. Размышляя о том, что же приготовить на завтрак, она заглянула в холодильник, затем отправилась гулять по комнатам, впитывая как губка ощущение уюта и чистоты, держа в руке дымящуюся чашку и прихлебывая на ходу, что было ее любимым занятием. Рассеянный свет падал на устланный светло-бежевым ковром пол, на диван, подобранный в тон и украшенный большой шотландской клеткой, на огромную старую стенку, темную и громоздкую, купленную еще в начале девяностых, но начищенную, отполированную и сверкающую чистыми стеклами. Здесь Вика остановилась и заглянула внутрь. Чего там только нет! Все ее детские сокровища хранятся в большой железной шкатулке на самом верху, книги с жесткими переплетами и мягким блеском стоят длинными рядами, источая ни с чем не сравнимый запах, так же, как и пятнадцать лет назад. Все то, что она обожала и зачитывала до дыр, — от сказок, уносящих в мир волшебства, прекрасных принцесс и принцев, драконов и колдуний, до ее последней страсти; изученных от корки до корки сочинений Булгакова.