Росс скорее испытывал не сожаление, а чувство неловкости от того, что Чарльза не было рядом.

Для столь маленького общества столовая была слишком мрачной и холодной. Поэтому они устроились в зимней гостиной, которая располагалась в западном крыле, неподалеку от кухни, и до потолка была обшита панелями. Подходящая сцена для появления Демельзы.

Верити зашла в большую гостиную и объявила, что обед подан. Здесь же находилась и Элизабет, и они вчетвером вышли из комнаты, весело переговариваясь друг с другом. Вскоре после этого спустилась Демельза.

Она надела платье, заказанное Верити, из бледно-сиреневого шелка с рукавами до локтей, с кринолином и слегка приподнятое спереди, являя взору цветастый яблочно-зеленый корсаж и нижнюю юбку.

Чего Росс не мог в ней понять, так это её поведения и манер. Естественно, она была довольна собой, ведь еще никогда не выглядела прелестней. Этим вечером своей причудливой красотой она даже соперничала с Элизабет, которая в подобного рода сравнениях чертами и цветом лица превосходила любую женщину. Несколько невольных сравнений раскрыли яркие стороны привлекательности Демельзы: красивые темные глаза, аккуратно причесанные и подвязанные волосы, бледно-оливковую кожу с теплым свечением. Верити откровенно ею гордилась.

А вот за столом она явно не переедала. На взгляд Росса, она переусердствовала с приличными манерами, лишь пригубив множество блюд. Она превзошла в этом Элизабет, которая всегда отличалась скромным аппетитом; человек мнительный мог решить, что она насмехается над хозяйкой. Росс был удивлен. Похоже, сегодня она превзошла саму себя.

По обыкновению разговорчивая за трапезой, полная вопросов и мыслей, за праздничным обедом она почти не принимала участия в разговоре, отказалась от глинтвейна, которым угощались остальные, и пила лишь домашний эль. Но скучающей она не выглядела, проявляя к беседе живой интерес, когда Элизабет заводила речь о неизвестных ей людях или рассказывала смешные истории про Джеффри Чарльза. Если с ней заговаривали, отвечала она любезно и непринужденно, безо всякого жеманства. Случайные расспросы тетушки Агаты, похоже, её не смущали; она переводила взгляд на Росса, который сидел рядом со старушкой и громко повторял для нее ответы. Это возложило на него ответственность подбирать нужные слова.

Затем разговор перекинулся на достоверность слухов об очередном покушении на жизнь короля. Последний подобный слух, когда Маргарет Николсон попыталась убить его ножом возле дамбы, определенно был достоверен. Фрэнсис отпустил пару ироничных замечаний по поводу доброго качества материи, употребляемой в королевских камзолах. Элизабет же добавила, будто слышала, что придворной прислуге уже двенадцать месяцев как не платили жалованья.

Коснулись они и Франции с пышностью её королевского двора. Фрэнсис заметил, что его удивляет, как еще никто не точит нож на Людовика, который заслуживает этого больше, чем Фермер Георг [17]. Французская королева пыталась излечить все свои болезни месмеризмом.

Верити призналась, что попыталась бы излечить им свою простуду, поскольку врачи прописали ей выпивать стакан морской воды в день, а она же не могла его проглотить. Доктор Чоук же считал причиной любой простуды вредный воздух; сырое мясо, нанизанное на вертел, портилось за сорок минут, в то время как то же мясо, замоченное в соленой воде, длительное время сохранялось свежим. На что Росс заметил, что Чоук - просто старая клуша. Фрэнсис же заметил, что высказывание Росса не лишено оснований, поскольку Полли оставалась бесплодной. Затем Элизабет перевела разговор на больные глаза матери.

За время обеда Фрэнсис успел выпить десять бокалов портвейна, но на нем это почти не отразилось. Разительный контраст, подумалось Россу, с былыми днями, когда Фрэнсис первым валился под стол. "Слабоват парень на спиртное", - ворчал Чарльз. Росс посмотрел на Элизабет, но она выглядела безмятежно.

В семь сорок пять дамы вышли и оставили мужчин наедине пить бренди и курить трубки за усеянным крошками и опустошенным столом. Оставшись вдвоем, они повели деловой разговор, но не прошло и нескольких минут, как в дверях показалась миссис Табб.

- Прошу прощения, сэр, но только что прибыли гости.

- Кто?

- Мистер Уорлегган и мистер и миссис Джон Тренеглосы, сэр.

Росс почувствовал легкий укол досады от непредвиденного сюрприза. Сегодня ему не хотелось встречаться с процветающим Джорджем. К тому же он понимал, что Рут не пришла бы, знай она, что они с Демельзой здесь.

Но изумление Фрэнсиса было неподдельным.

- Мать честная, значит, они пришли в гости в канун Рождества? Куда ты их отвела, Эмили?

- Они в большой гостиной, сэр. Госпожа Элизабет сказала им, что вы скоро придете и примете их, и они не собираются долго засиживаться.

- Конечно. Мы придем сию же минуту, - Фрэнсис помахал своим бокалом. - Сию же минуту.

Когда миссис Табб вышла, Фрэнсис разжег трубку.

- Кто бы мог представить, что сегодня заявится старина Джордж. Я думал, он проводит Рождество в Кардью. Совпадение? И Джон с Рут. Помнишь, как мы поколачивали Джона с Ричардом, Росс?

Росс помнил.

- Джордж Уорлегган, - произнес Фрэнсис. - Великий человек. Он отхватит половину Корнуолла, пока не сойдет в могилу. Он со своим кузеном уже заполучил более половины моего состояния, - он рассмеялся. - Им хочется и вторую, да вот только не получат. Есть вещи, которые не ставят на кон.

- Его кузен?

- Кэри Уорлегган, банкир.

- Милое имя. Я слышал, его прозвали ростовщиком.

- Цыц! Ты оскорбляешь семью.

- На мой взгляд, эта семейка становится слишком докучливой. Я предпочитаю более простое общество.

- За ними будущее, Росс. А не за отжившими свое семьями вроде Чайноветов или Полдарков.

- Сомнению я подвергаю не их силу, а то, как они ее применяют. Если у человека есть власть, то пусть улучшит свое благосостояние, а не прибирает к рукам чужое.

- Это, пожалуй, справедливо в отношении кузена Кэри, но едва ли применимо к Джорджу.

- Допивай бокал и пошли, - сказал Росс, тревожась, как Демельза встретится с гостями.

- Знаешь, немного странно, - произнес Фрэнсис. - Философы бы наверняка подыскали этому научное название. Но мне всё представляется обычными предрассудками.

- Что?

- Ох, - замялся Фрэнсис. - Даже не знаю. Ну когда мы завидуем другим оттого, что у них есть то, чего у нас нет. Хотя на самом деле, может статься так, что у них этого вовсе нет. Я ясно выразился? Видимо, нет. Лучше пойдем, встретим Джорджа.

Они поднялись из-за остатков трапезы и вышли в прихожую. Миновав ее, они услышали громкий смех в большой гостиной.

- Превратили мой дом в балаган, - заявил Фрэнсис. - У этого Джоржда, что, совсем нет манер?

- Даю руку на отсечение, - произнес Росс, - это Джон, повелитель гончих.

Войдя в гостиную, они обнаружили, что Росс оказался прав. Джон Тренеглосс сидел за прялкой Элизабет и пытался ее крутить. Это казалось делом нехитрым, но требовало сноровки, которой Джону Тренеглосу недоставало.

Некоторое время он неплохо справлялся, но затем, нажимая на педаль, сбивался с ритма, и пряжа, внезапно натянувшись, останавливалась. Пока колесо жужжало, в комнате царило молчание, прерываемое лишь обменом репликами между Тренеглосом и Уорлегганом. Но каждый раз, стоило Джорджу сбиться с ритма, как раздавался громогласный смех.

Тренеглос был сильным, неуклюжим мужчиной лет тридцати с соломенными волосами, глубоко посаженными глазами и веснушчатым лицом. Он был известен как превосходный наездник, первоклассный стрелок, лучший борец-любитель в двух графствах, болван в любой забаве, требовавшей умственных усилий, и в некотором роде задира. Этим вечером, несмотря на то, что Тренеглос находился в гостях, на нем были старый коричневый бархатный сюртук для верховой езды и грубые плисовые бриджи. Он часто хвастался, что никогда ничего кроме бриджей для верховой езды не носил, даже в постели.

Росс удивился, не заметив в комнате Демельзы.

- Ты проиграл, - сказал Джордж Уорлегган. - Проиграл. Пять гиней мои. Эй, Фрэнсис.

- Еще одна попытка, черт побери. Эта была пробная. Меня не одолеет смехотворная штуковина вроде этой.

- Где Демельза? - спросил Росс стоявшую у двери Верити.