Жюльетта Бенцони - Роза Йорков

— Не правда ли? И вы отыщете для меня то, о чем я так мечтаю? Видите ли, князь, прося вас, чтобы вы совершили для меня маленькое чудо, я прекрасно понимаю, каких трудов вам это будет стоить! Но я повинуюсь глубинному, я бы сказала, — животворному импульсу! Вы сами можете убедиться, что бриллиантов у меня хватает, — и она небрежным жестом указала на переливающийся каскад камней, украшавший ее декольте, — но это все современные камни, а мне хочется иметь один, хотя бы один, который обладал бы душой… подлинной историей!

— Я не уверен, что ваше желание оправдано. Камни, пришедшие к нам из глубины веков, зачастую хранят в себе память о крови, слезах и бедах, которым послужили причиной, и если…

Ава прервала его взмахом руки.

— Кое-кто считает, что у меня множество недостатков, но пока никто еще не упрекнул меня в недостатке храбрости!

Я не боюсь ничего, и тем более проклятий, которые связывают со знаменитыми драгоценностями. Они существуют только в воображении простолюдинов! С тех пор, как свекор подарил моей кузине «Санси», она ничуть не пострадала, скорее наоборот, — расцвела! Итак?

— Что я могу вам на это сказать? Я знаю один старинный камень, ограненный, не менее примечательный, чем тот, что не дает вам покоя. Скорее всего он принадлежал английской короне, прежде чем перейти в руки кардинала Мазарини.

Я говорю: «скорее всего», потому что не могу предоставить вам никаких подтверждений, что это именно тот камень. Но если это тот самый, то с 1792 года о его судьбе ничего не известно.

— Мария-Антуанетта могла его носить?

— Думаю, да, но все это только в том случае…

— Не повторяйте все время одно и то же! Где он находится?

— В Венеции, у одной моей старинной приятельницы.

— Значит, завтра мы с вами уезжаем в Венецию и…

Альдо с улыбкой посмотрел на свою спутницу. Красивое лицо мгновенно преобразила страсть: черные глаза искрились, ноздри трепетали, она торопливо несколько раз облизала языком внезапно пересохшие губы.

— Нет, мы никуда не уезжаем, потому что владелица хочет, чтобы продажа осуществилась в величайшей тайне.

Ваше присутствие привлечет слишком большое внимание…

— В таком случае поезжайте вы! Или пусть бриллиант привезут сюда! Я не знаю, как вы это осуществите, но постарайтесь сделать так, чтобы я его увидела! Кстати, как он называется?

— «Зеркало Португалии»… Послушайте, леди Ава! Я попробую попросить моего управляющего, которому всецело доверяю, привезти сюда камень, однако прошу одного — наберитесь терпения: с камнем такой ценности не разъезжают по Европе, не предприняв хоть каких-то мер предосторожности.

И в особенности я прошу вас не говорить о нем ни единому человеку! Иначе переговоры между нами будут невозможны.

Я не хочу, чтобы моему управляющему грозила хоть малейшая опасность. Вы меня поняли?

Леди Риббсдейл посмотрела прямо в светлые глаза Морозини и с неожиданной силой крепко сжала ему руку.

— Даю вам слово! Я передам вам в «Ритц» записку, чтобы вы знали, когда и где сможете меня найти. В любом случае я заранее вас благодарю за то, что вы стремитесь доставить мне удовольствие. А теперь пойдемте выпьем чего-нибудь покрепче. После стольких волнений мне это просто необходимо.

Разговор князя с прекрасной американкой проходил в зимнем саду, продолжавшем гостиную, где все еще развлекала гостей хозяйка дома. Теперь, болтая о пустяках, они покинули его. И только тогда, когда Морозини и Ава отдалились на порядочное расстояние, из-за высоких зеленых кустов, покинув свое убежище, вышел Мориц Кледерман. Он уселся в плетеное, одетое в цветной кретоновый чехол кресло, вытащил из внутреннего кармана смокинга сигару и, удобно откинувшись на спинку, с наслаждением закурил. На его губах блуждала насмешливая улыбка.

Уже в такси, возвращаясь в гостиницу, Адальбер и Альдо возобновили прерванный разговор.

— А теперь, будь любезен, объясни мне, что ты имел в виду, когда сообщил мне, что войдешь в дом Фэррэлса с моей помощью или без нее? — возмущенно спросил Адальбер.

— Не понимаю, каких еще объяснений ты требуешь, — проворчал Морозини. — Мне кажется, что я высказался достаточно прямо и ясно. Могу только добавить, что предпочел бы осуществить это с твоей помощью. У меня, к сожалению, нет твоих слесарных талантов.

— Это именно то, чего я ждал. А ты знаешь, что дерзости тебе не занимать? Почему бы тебе не обратиться за помощью к Ванде?

— Не хочу, чтобы у нее были из-за меня хоть малейшие неприятности. И потом, я не слишком-то доверяю ее неистовой преданности. Кроме всего прочего, никогда не знаешь, чего ждать от таких женщин. Если я что-нибудь обнаружу, она способна броситься на колени и во весь голос возблагодарить господа, разбудив в одно мгновение весь дом. Я подумал уже и о Салли, младшей горничной, приятельнице Бертрама Кутса, но в этом случае мы должны будем и ее ввести в курс дела, а я этого не хочу. В общем, сам видишь, что надежда только на тебя, — с неподдельной искренностью заключил Альдо.

— А мне все-таки кажется, что ты бредишь. Неужели ты считаешь, что я способен взломать дверь в особняке, который, несомненно, охраняется, да еще посреди Гросвенор-сквер?

— Но я не думаю, что двери черного хода тоже охраняют.

И вход этот, кажется, делают в подвальном этаже? Не так ли?

Вместо ответа Видаль-Пеликорн пробормотал что-то совершенно невразумительное и явно нелюбезное. Отвернувшись, он погрузился в созерцание лондонских улиц, окутанных темнотой и туманом. Морозини больше не настаивал: идея должна была сама дозреть в голове Адальбера. Про себя Альдо не сомневался в победе: его другу трудно будет устоять перед искушением поучаствовать в рискованном предприятии…

Такси остановилось перед гостиницей, и Адальбер, выйдя из задумчивости, повернулся к Альдо в надежде увести мысли друга в другую сторону:

— Мне казалось, нам следует отправиться на Темзу и поискать способ проникнуть в тайны «Красной хризантемы» со стороны реки…

— Во-первых, одно другому не мешает, а во-вторых, всему свое время! Мы не станем пытаться проникнуть в особняк Фэррэлсов без подготовки: для начала нужно хотя бы обследовать окрестности. А пока что мы наймем лодку на завтрашний вечер. Устраивает?

— Но послушай! Теперь вместо одной у нас будет две великолепные возможности попасться на крючок полиции! Я просто вне себя от счастья!

Прежде чем лечь в постель, Морозини написал длинное письмо Ги Бюто, своему бывшему наставнику, который и теперь оставался его другом. Бюто помогал ему в Венеции вести дела его антикварного магазина. Великолепный знаток старинных камней и человек безупречной честности и преданности, Ги был просто идеальной кандидатурой для деликатных переговоров со старой маркизой Соранцо. Вдобавок он же мог довести задуманное до конца, привезя бриллиант в Англию, тем более что старик обожал путешествия.

Ветер, как видно, посланный с самого Северного полюса, разогнал туман, и ледяная ночь сделалась непривычно ясной и хрустально прозрачной. Редкие облачка, местами осевшие на темные воды Темзы белой струящейся дымкой, придавали ей какой-то особый колорит: казалось, будто река вдруг закурила сигару. Впервые за много дней, подняв голову к небу, можно было увидеть звезды, льющие на Лондон свое голубое сияние, — зрелище необыкновенно редкое в это время года.

Однако ни один из троих сидевших в лодке и не думал любоваться этой красотой. Морозини и Видаль-Пеликорн гребли с энергичностью людей, пытающихся согреться. Что же до Бертрама Кутса, который расположился на носу, то он пристально вглядывался в темные берега, отмеченные кое-где тусклым свечением фонаря на набережной.

В речной экспедиции журналисту была отведена ключевая роль. Без него операция была обречена на провал. Одно дело съездить куда-то на такси, и совершенно другое — добираться туда по реке, да еще в потемках. К тому же двум иностранцам…

— От Тауэр-бридж и до доков берега похожи как две капли воды. Даже если ты хорошо запомнил дом, тебе его не отыскать без помощи коренного лондонца. И днем-то найти непросто, а уж посреди ночи…

Альдо не спорил — устами друга говорила сама мудрость, и он уже поднял было трубку, чтобы позвонить в пивную, которую Кутс избрал своей постоянной резиденцией, как вдруг журналист явился собственной персоной и изъявил готовность отдать себя в полное распоряжение своих новых друзей — в равной мере щедрых и предприимчивых. Кутс сообразил, что если он хочет продолжать розыски похищенного алмаза, то ему просто сам бог велел воспользоваться обществом своих новых знакомых, тем более что они, похоже, никого и ничего на свете не боятся. Поэтому репортер и явился не без робости, но преисполненный доброй воли, предлагая свое исключительное знание Лондона и заверяя своих покровителей, что никогда больше не будет «пугаться собственного страха».