Но в это утро улица была почти пустынна. Английская слякоть, как видно, путешествовала на том же пароходе, что и Альдо, — небо мигом затянулось тучами, поднялся ветер и заморосил дождь. Со вздохом Морозини направился прямо в ресторан и пришел туда куда раньше назначенного срока…
Зал был еще пуст, но метрдотель почтительно проводил гостя к столику, заказанному господином Вокбреном, сообщив, что «господин Альбер» рад будет поприветствовать его чуть позже. Морозини не был тут случайным посетителем, всякий раз, приезжая в Париж, — а приезжал он довольно часто, — он заходил сюда. Что же до самого «господина Альбера», который в один прекрасный день станет знаменитым метрдотелем «Максима», то был он швейцарцем
из города Туна и получил немало похвальных грамот в лучших отелях и ресторанах, прежде чем открыл свой собственный, став самым гостеприимным хозяином в Париже.
Вот он появился в дверях и направился было к Морозини, который, убивая время, листал газеты, как вдруг открылась входная дверь, пропуская в зал молодую женщину. Высокая, стройная, она была одета в темно-зеленый бархатный костюм, отделанный лисой, такой же рыжей, но не такой золотистой, как сияющая шапка ее волос, на которых едва держалась кокетливая бархатная треугольная шляпка.
— Альбер! — окликнула хозяина посетительница. — Надеюсь, вы не откажете мне в гостеприимстве! Приходить заранее страшно пошло, но стоило мне выйти от Герлена, как на меня обрушился дождь, и я решила, что мне будет гораздо уютнее посидеть у вас и подождать своего кузена Гаспара.
— Мадемуазель Лиза? — радостно вскричал в ответ Альбер Блазе, торопясь к своей гостье и избавляя ее от множества мелких свертков, перевязанных шелковыми ленточками, которые ей явно мешали. — Однако какое редкостное удовольствие! Вот уже целых… да, да, целых два года, как я вас не видел! Могу я спросить, чем вы были заняты?
— О, ничем особенно серьезным! Я путешествовала, побывала там-сям. Да и сейчас я в Париже только проездом, чтобы сделать кое-какие покупки.
— Замуж не вышли?
— Нет, слава богу! Надеюсь, вы посадите меня в какой-нибудь уютный уголок, где поспокойнее. У вас всегда так много народу!
— Конечно, в самый спокойный. Прошу вас, следуйте за мной. Я посажу вас в ротонде. Там я устраиваю своих самых любимых гостей.
Альбер направился к столику, который стоял поблизости от столика Морозини, а тот пребывал в полной растерянности, не зная, как поступить: то ли закрыться газетой, то ли броситься Лизе навстречу. Если бы Альбер не назвал эту девушку Лизой, Альдо не решился бы узнать бывшую Мину в этой красивой молодой женщине, которая с таким изяществом носила свой костюм от лучшего из парижских портных. Лицо осталось вроде бы тем же, но вместе с тем как оно переменилось!
Маленький прямой носик был усеян прежними веснушками, но очки с огромными блестящими стеклами уже не прятали блеска бархатных фиалковых глаз, смотревших из-под густой бахромы слегка подкрашенных ресниц. Легкий грим подчеркивал изящный контур ее свежих улыбающихся губ, вырез костюма открывал длинную стройную шею, которую до сих пор неизменно укорачивали наглухо застегнутые блузки с высокими воротниками и мешковатые свитера. Глядя на эту очаровательнейшую девушку, просто невозможно было поверить, что на протяжении целых двух лет она жила в образе странного бесполого существа…
Альдо все-таки решился встать и подойти поздороваться.
Узнав его, Лиза побледнела и невольно сделала шаг назад.
— Посадите меня куда-нибудь в другое место, Альбер!
Поближе к выходу…
Она уже повернулась, чтобы уйти, но Альдо задержал ее.
— Прошу вас, не уходите! Я уйду сам, но уделите мне несколько секунд для короткого разговора. Мне кажется, что… это необходимо. Это нужно для нас обоих… Простите, Альбер, но я попросил бы оставить нас ненадолго одних. Я сам провожу мадемуазель Кледерман к ее столику, — прибавил Альдо, обращаясь к швейцарцу, который был ошеломлен таким неожиданным поворотом событий.
— Разумеется, князь, разумеется, если мадемуазель Кледерман согласна…
Лиза на секунду застыла в нерешительности, но тут же обратилась к Морозини:
— Почему бы, собственно, и нет? Мы можем поговорить, пока никто не пришел. А потом, я совсем не хочу лишать вас завтрака. Достаточно, чтобы Альбер посадил нас подальше друг от друга, вот и все.
Она села, откинула лису, распространив вокруг себя свежий и легкий запах духов — духов, которые как нельзя лучше подходят юным девушкам и запах которых тут же узнал чуткий нос Альдо. Это были духи «После дождя», и в данных обстоятельствах… С минуту он сидел молча, не сводя глаз со своей соседки.
— Ну так что вы хотели мне сказать? — спросила она нетерпеливо.
— Да, в общем, ничего особенного… Вот я смотрю на вас и все пытаюсь понять…
— Что же именно?
— Как у вас хватило мужества похоронить себя заживо, облачившись в то монашеское одеяние, в котором вы ходили все это время?
— Но иначе я не достигла бы своей цели! А мне хотелось узнать вас поближе и вдобавок проникнуть во дворец Морозини, самый роскошный и прекрасный в Венеции, который так меня соблазнял. Я хотела попасть в него, хотела пожить в нем… и познакомиться поближе с человеком, который, даже разорившись, предпочел работу выгодному браку. Такие люди не часто встречаются!
— Хорошо. Это я могу понять. Но весь ваш маскарад?
Почему не обойтись просто чужим именем? В вас есть все, чем можно привлечь и соблазнить меня, — прибавил он с глубокой нежностью, которая, впрочем, не получила отклика у его собеседницы.
— Ради чего? Чтобы стать одной из ваших любовниц?
— И много вы у меня видели любовниц?
— Нет, но слышала об одном или двух любовных приключениях — одно здесь, в Париже, второе в Милане. Оба были достаточно быстротечны, и ни одна из ваших дам не поселилась в вашем дворце. А я хотела именно этого: проникнуть за его древние стены, пропитаться их атмосферой, дышащей историей, услышать, о чем они рассказывают… Это было возможно лишь в той роли, какую я для себя выбрала: невзрачной секретарши, но зато умной и исполнительной. С такими расстаются с трудом. И за те мелкие неудобства, которые я испытала, пока играла эту роль, я была вознаграждена с лихвой. Во-первых, Чечиной. Сердечная, щедрая, она и вулкан и рог изобилия одновременно. А величественный Дзаккария! А гондольер Дзиан! А близняшки-горничные! И, конечно, ваша обаятельная кузина с ее страстью к музыке и прекрасным вещам… В общем, я должна поблагодарить вас от души.
У вас я была счастлива!
— Ну так возвращайтесь! Зачем же все разрушать? Ваше место еще не занято… Конечно, все будет по-другому, но…
Морозини торопливо взял в плен нежную ручку собеседницы, но она убрала ее и твердо ответила:
— Нет Теперь это невозможно. Все будут чесать языки, зубоскалить, а я этого не выношу. И потом… я, наверное, и так вскоре бы ушла от вас…
— Почему? Вам надоело притворяться?
— Нет, но одно дело работать с холостым человеком и совсем другое — с человеком женатым.
— С чего вы взяли, что я собираюсь вступить в брак?
— А разве вы не думали о браке, когда этой весной я приехала за вами в Париж к мадам де Соммьер? Вы были страстно влюблены в одну польскую графиню.
— Но разве потом я не был гостем на ее свадьбе?
— Были, но с какими мыслями? К тому же на сегодняшний день от этого брака мало что осталось.
— Вообще ничего не осталось. Леди Фэррэлс в тюрьме, и ей грозит…
— Смертный приговор. Я знаю. После того как вы уехали, я стала читать английские газеты. Вы, должно быть, очень несчастны. Этим и объясняется ваше стремление вернуть меня.
Мой отъезд вынуждает вас покинуть Англию, а вы этого не хотите. Согласитесь, что это так.
— Да, это правда. Ничего не могу возразить. Кроме печального положения леди Фэррэлс, меня там удерживают и другие дела.
Наконец-то Лиза улыбнулась ему, но сколько иронии было в ее улыбке!
— Знаменитый алмаз Карла Смелого, который был украден у вас под носом и, к несчастью, ценой человеческой жизни? Только не уверяйте меня, что вы ждете, когда его найдут.
— А почему бы и нет? Парни из Скотленд-Ярда внушают доверие. Они уже напали на след. Так что мешает мне надеяться? В любом случае мой друг Видаль-Пеликорн остался в Лондоне и будет держать меня в курсе событий.
— Ну, значит, все к лучшему в этом лучшем из миров!..