Во время трапезы она болтала с обоими мужчинами с легкостью, за которой скрывала свое отчаяние, ей быстро удалось завоевать расположение Кэрливела, но граф продолжал держаться с холодной отчужденностью. Но Изабелла упорно держала свою линию, так как ей необходимо было узнать мысли лорда Хокхарста по отношению к ней, Гилу и Рашдену.
– Вам приходилось раньше быть опекуном, милорд? – с любопытством спросила она, потянувшись за свежим желтым маслом и намазывая его на кусок ароматного, с хрустящей корочкой хлеба.
– Нет, миледи, но меня хорошо проинструктировали насчет моих обязанностей, – коротко ответил граф, и уголки его рта опустились в горькой усмешке, когда он вспомнил о наставлениях короля.
– Кажется, вам не очень нравится это назначение? – отметила Изабелла, распахнув глаза от удивления и упав духом: если это так, то лорд Хокхарст, без сомнения, будет склонен к суровому обращению с ней и ее братом. – Милорд, я… я знаю, что вы рассержены из-за того, что произошло утром, и по праву, но, умоляю вас, не будьте столь строги ко мне и моему окружению за это. Уверяю, что я и мой брат Гил не будем обременять вас, милорд. Моего брата вы, возможно, даже не увидите, так как он сейчас на обучении у герцога Глостера, и… и в нашем имении все в порядке. Вам только придется следить, что доходы честно отчисляются в казну короля…
Ее голос задрожал и оборвался, когда граф сверкнул своими янтарными глазами. Она содрогнулась: взгляд его напоминал хищный взгляд сокола на свою жертву, перед тем как разорвать беспомощную на части. Помимо этого во взгляде опекуна была насмешливая оценка, отчего Изабелла почувствовала себя чуть лучше рабыни, выставленной на продажу лорду Хокхарсту, который станет пользоваться ею для своих утех, когда ему заблагорассудится.
Изабелла отвернулась, потягивая вино в напряженном молчании и пытаясь унять дрожь в руках. А когда она заговорила, то обратилась к Кэрливелу, быстро пожавшему ей руку под столом. Девушка с благодарностью улыбнулась ему и совсем не заметила, что граф бросил на брата мрачный, угрожающий взгляд.
Кэрливел только усмехнулся и наклонился поближе к Изабелле, чтобы шепнуть ей на ухо.
– Не обращайте внимания на Уорвика, миледи, – успокаивал он, – граф зол, потому что король, вместо того, чтобы оставить его при дворе, как хотелось моему брату, послал в Рашден в качестве опекуна. Только и всего, – не моргнув глазом, солгал Кэрливел. – Это никакого отношения к вам не имеет, миледи, если не считать неприятного стечения обстоятельств в конюшне. Гнев Уорвика скоро остынет, потому что задета только его проклятая гордость, и вы увидите, что на самом деле он не такой людоед, каким хочет казаться.
Не очень веря в это, Изабелла все же облегченно вздохнула.
– Я… я не знала и подумала, что граф… имеет теперь на меня зуб и будет мстить из-за меня всему Рашдену. Я никогда не забуду выражение его лица, когда он уходил из конюшни. Граф был настолько разъярен, что я испугалась. Мне казалось, что он ударит меня! Я не должна была так смеяться: это было слишком неприлично с моей стороны. Обычно я не бываю столь немилосердна, но… но это было так смешно.
– Да, вы правы, миледи. Не бойтесь. Уорвик может на некоторое время выйти из себя, но, уверяю вас, он не станет мстить вам и обижать ваших людей. Это не в его стиле. Мой брат суров и заносчив, порой жесток, но редко бывает несправедлив. Может быть упрямым, но никогда – нечестным. Он не станет грабить имение вашего брата из-за реальных или вымышленных недоразумений – если вы этого боитесь.
– Да, я… я боялась, так как Гил доверил мне Рашден… а я ответственно отношусь к своим обязанностям, сэр. Знаю, что у нас было плохое начало, но мне очень хотелось исправить положение… – голос ее упал, и она прикусила губу.
– Вам это удалось, миледи. Дважды за сегодняшний день я онемел, увидев вас, – Кэрливел заговорил громче, взгляд его потеплел от изумления и желания.
Вопреки всему Изабелла улыбнулась, и ее тревоги постепенно отступили.
– Мне остается только надеяться, что во второй раз это случилось потому, что моя внешность изменилась в лучшую сторону. Вы напрасно пошли в конюшню и распугали всех животных в зверинце, сэр. Я вдруг подумала, сэр, что вы сами виноваты в случившемся утром!
– Ах, полно, миледи. Вы шутите. Мы ведь ничего такого не сделали, только вошли туда…
– Да, но именно ваше появление там спровоцировало козла. В обычной обстановке это добрейшее животное…
– Ах, полно, миледи, – повторил Кэрливел.
– Должна вам сказать, сэр, что Тинкер терпеть не может плащей. Дело в том, что когда козлик был маленьким, какие-то ребятишки решили пошутить и набросили на него одеяло, чтобы он ничего не видел. Естественно, бедняжка носился, обезумев от страха, а эти пострелята улюлюкали и били его палкой, подгоняя. Конечно, мальчишки поступили очень жестоко и были сурово наказаны за такую проделку, но животному нанесли непоправимый вред. Тинкер был до смерти напуган да так и не оправился от потрясения. Теперь он готов бросаться на все, что хоть чем-то напоминает одеяло. Потому я держу его в конюшне.
– Вместе с этой болтливой птицей и другими животными, у которых такие же плохие манеры, как…
– У их хозяйки?
– О, нет, миледи!
– Да, полно же, сэр. Может быть, мой охранник рассказывал мне сказки или вы все же называли меня «свиньей» вашего брата? – поинтересовалась Изабелла, притворившись недовольной.
– Боже мой! Как только сэр Линдел осмелился повторить такое? Я за это голову ему снесу…
– Ах, так, значит, это правда? – радостно воскликнула девушка к огромному неудовольствию Кэрливела.
– Нет, миледи…
– Может быть, тогда вы спутали меня с моим братом, который служит «Вепрю» Глостера, – умно предположила она.
– Да, именно так! – Кэрливел с благодарностью ухватился за спасательную соломинку, не заметив каламбура, который подразумевался.
– Но, позвольте, сэр! – настаивала Изабелла, сотрясаясь от еле сдерживаемого смеха. – Даже если так, вы, скорее всего, назвали бы Гила поросеночком, а не свиньей…
Наконец, Кэрливел понял ее шутку и осознал, что девушка в отместку за его дерзкое замечание, которое ей передал очень рассерженный сэр Линдел, сейчас смеется над ним.
– Изабелла, – можно называть вас просто по имени? – вы ужасная и соблазнительная колючка, – подчеркнул Кэрливел, с раскаянием играя глазами. – Бесспорно, расскажи вам охранник о моем замечании раньше, а оно, позвольте напомнить, было сделано до того, как вы предстали предо мной во всей красе, объектом атаки упрямого козла стал бы мой зад, а не Уорвика, который этого не заслужил.
– Да, – согласилась она, сверкая глазами, и ее смех, наконец-то, вырвался наружу.
– Бедный… бедный Уорвик, – выдохнул Кэрливел, присоединившись к ее веселью, – по-моему, сегодня он неоднократно становился объектом насмешек!
Вспомнив, как Тинкер дважды поддел лорда Хокхар-ста и что по этому поводу сказал ворон Мети, Изабелла очень немилосердно и безудержно разразилась взрывом хохота и не осмелилась даже украдкой взглянуть на графа, чье лицо, она была уверена, напоминало сейчас лицо человека, замышляющего убийство.
Это было именно так, потому что граф не мог удержаться, чтобы не подслушать разговор Изабеллы и брата, которые позволили смеяться над ним и отпускать колкости в его адрес. Ему сейчас очень хотелось задушить обоих сразу голыми руками. Как только смеет Кэрливел сидеть здесь и наглым образом флиртовать с этой бесстыдной дерзкой девчонкой, наслаждаясь ее обществом и зная, что она невеста Воррика?
Украдкой взглянув на Изабеллу, граф кипел от злости, подумав о том, какой женой она будет. Его первое впечатление о ней было совсем иным. Все же девушка была красивой, когда смыла с себя всю грязь, красива той загадочной и неуловимой прелестью, вызывавшей в нем странное беспокойство. Мелюзин, Бренгвен… Изабелла… Он заскрежетал зубами, вспомнив волшебную серебристую русалку Бренгвен, которой завладел Вудвилл. «Она очарует, посмеется над ним и доведет до смерти. Но Изабелле не так-то просто будет поймать меня в свою сеть, раскинутую трезубцем. Один раз я пострадал из-за такой колдуньи, но не повторю, эту ошибку снова!» – поклялся Воррик.
– Вам бы понравился мой брат Эмрис, – говорил Кэрливел Изабелле, когда Воррик очнулся и вернулся в действительность. – Он тоже лекарь, как вы, хотя практикует свое искусство на людях, а не на животных.