— Вау, — прошептала Миа. Она откинулась назад, думая о том, каковым было детство Джеймса. Насколько оно похоже на её. Девушка подумала, что, когда она засыпала в разных приемных домах, Джеймс был здесь, представляя себе, что такое жизнь без одиночества. Возможно, теперь они заполняли этот пробел друг для друга.
— Открой глаза, Миа, — после сказал Джеймс. Вода начала кипеть, и его внимание было сосредоточено исключительно на еде. — Откинь голову назад. Не думайте ни о чем, кроме своего тела и ребенка. Позвольте мне позаботиться о вас двоих.
От его слов её глаза закрылись, будто сами собой. Несмотря на то, что раньше на это требовались часы, Миа так легко уснула в этом волшебном замке посреди канадской пустыни. Джеймс раскрыл свою правду. И, в каком-то смысле, теперь всё только начиналось.
Глава 20
Мия проснулась и увидела Джеймса, упирающегося в неё плечом и обнимающим её.
— Эй, Соня, — шепчет он. — Ужин готов.
Мия вытянула руки над головой, услышав небольшой треск и шипение огня. Во сне она играла в снежки с Джеймсом. Маленькая тень показалась между ними, хихикая. Это был их ребёнок.
— Я видела ребёнка во сне, — сказала Мия слабым голосом. — Я не удивлюсь, если моё подсознание знает, на кого он будет похож.
— Какой он был во сне? — спросил Джеймс, помогая ей встать на ноги. Он вёл её по коридору, мимо кухни, в небольшую столовую. Стол был великолепный, из тёмного дерева, ему явно не менее ста лет.
— Ребёнок? — она поморгала, воспоминания вдруг улетучились. — Не помню. Зато я точно помню, что мы были счастливы.
Джеймс наполнил её тарелку лингвини в сопровождении салата, и подал бокал игристого виноградного сока. Себе же он налил красное вино. Он поднёс свой бокал к её бокалу. Его лицо было расслабленным, на нём виднелась более пушистая борода, нежели та, которую он обычно носил в офисе. Ей нравилась его неопрятность; она покоряла её и так соответствовала дикой природе.
— Спасибо, что сегодня ты здесь со мной, — сказал Джеймс, чокаясь своим стаканом с её. — Я не знал, насколько важно для меня показать тебе мою жизнь и моё прошлое.
— Для меня это тоже много значит, — ответила Мия. Она отхлебнула пенящийся виноградный сок, а затем перешла к лингвини, живот болел от голода.
— Ты самая голодная женщина, которую я когда-либо встречал, — пошутил Джеймс.
Мия одарила его пронзительным взглядом, поднимая умело ухоженные брови в сторону Джеймса.
— Нет, нет, я не говорю, что это плохо! Я думаю, это очень сексуально, что ты так хорошо ешь, — сказал Джеймс. — Может быть, это связано с биологией. Я хочу, чтобы малыш был здоров, и хочу кормить тебя.
Мия на мгновение замерла. Она почувствовала, как в ней просыпаются вопросы. Она знала, что разговор должен начаться.
Слова вырвались быстро:
— Почему ты провёл большую часть своего детства в канадской глуши, Джеймс? Я знаю, что ты не канадец. Я прочитала в интернете, что твои родители из Чикаго.
Джеймс склонил голову:
— Я не могу поверить, что они получили так много информации обо мне, — засмеялся он.
— Просто Чикаго был указан как место твоего рождения. Остальное я уже додумала.
— Я должен был этого ожидать от столь замечательного журналиста, — подмигнул Джеймс. Но вскоре его лицо вытянулось. Он знал, она ждала его ответа. — Ну, я родился в Чикаго, на юге. Мои родители были очень бедны, когда я был молод, пока мой отец не срубил крупную сумму денег на фондовой бирже и не купил угольную шахту здесь, в горах. После этого они очень сильно поссорились с матерью. И большинство своего времени он проводил здесь. Он не был семейным человеком. Они развелись, когда мне было четыре или пять. Я мало что знал о причинах развода.
Мия нахмурилась, задумавшись о том, каково было ему жить в таком хаосе. Наверное, каждый из нас когда-то пережил трагедию, похоронив её где-то глубоко и пронося через всю свою жизнь.
— В любом случае. Поскольку мой отец получил так много денег, а прибыль от шахты продолжала расти, он купил это место, всего в нескольких километрах. Согласен, этот особняк не такой уж и дорогой, как оригинальный классический, за исключением канадской глуши. Какой-то английский герцог построил его, может быть, сто пятьдесят лет назад, а после, когда его потомки не захотели здесь жить, мой отец выкупил его. Он стал одержим этим… почти как отшельник. Он превратил его в нечто невероятное. Интерьер и дизайн фигурировали в архитектурных журналах по всему миру.
— Но ты остался в Чикаго? — спрашивает Мия. Её сердце бешено билось.
— Да. Моя мать воспитывала меня в детстве, и я не хотел оставлять её одну. Я должен был приходить домой из школы вовремя, плюс-минус пять минут, она волновалась. Такой матерью она была. Но более того, она была одинока. Она любила отца, а он бросил её и уехал, когда появилось достаточно денег. Я был слишком молод, чтобы понять это. Я думал, нам будет лучше вдвоём. Но ей, конечно, было очень тяжело. Я читал это в её глазах. Они поженились, будучи молодыми, ей только исполнилось 25, как и тебе сейчас, когда мне уже было 5 лет, — сказал Джеймс, жестикулируя.
— Я не могу представить себе это. Бросить своего ребёнка и уйти. — Мия вздрогнула, приобняв свой живот.
— Я не уверен, что всё было именно так, — продолжил Джеймс, — но мне кажется, именно стресс из-за одиночества и забота обо мне в конечном итоге привели к её проблемам со здоровьем. Впервые я заметил их, когда мне было восемь или девять. Она всегда кашляла. Иногда становилось очень плохо, но каждый раз она поправлялась. Она всегда покупала простенькие лекарства без рецепта — всегда универсальные — и на следующий день улыбалась мне своей солнечной улыбкой, как ни в чём не бывало. — Джеймс покачал головой. Боль видна была в его глазах.
— Так продолжалось пока мне не исполнилось одиннадцать. Я помню тот день, когда она забрала меня из школы, её глаза налились слезами. Она схватила меня за плечи и притянула к себе, обнимая меня крепко-крепко. Я помню, она сделала это в присутствии моих друзей, и моё лицо стало свекольно-красным; я был так смущён.
Мия издала тихий смешок, зная, что эта история могла бы быстро превратиться в трагедию; она была в нескольких шагах от слёз.
— Мама сказала мне, что у неё выявили рак лёгких. Ей сообщили, что осталось шесть месяцев. Просила меня не волноваться, ведь ей до этого было намного хуже, но она справилась. — Джеймс сложил руки на столе и напряг пальцы, он явно переживал.
Мия протянула ладонь через стол и положила её на его руку.
— Визиты в больницу были тяжёлыми. Я оставался у друзей, пока она проходила химиотерапию, и сидел у её кровати вечерами, делая домашние задания, или пытаясь их делать. В основном, мы просто шутили друг с другом. Мы могли общаться часами. Мне было только двенадцать, но я могу сказать, что она была удивлена моим умом. Я был многословен, как и она. В течение последних недель своей жизни она постоянно говорила мне, как гордиться мной.
Вокруг них, в воздухе чувствовалось напряжение. Мия закрыла глаза:
— Она умерла.
— Да. Как доктор и говорил. У меня не было последнего разговора с ней, как это бывает в кино — когда ты хотел сказать всё и сказал. Я был в школе, когда она умирала, писал тест. У меня 92 %, что, вероятно, не удовлетворило бы маму, она бы сказала мне заниматься лучше, — он тяжело сглотнул. — Мне жаль, что я так эмоционален. Я никогда не рассказывал никому эту историю.
— Это большое горе, я понимаю, — ответила Мия шёпотом. Она позволила повиснуть минуте молчания, прежде чем снова продолжила задавать вопросы. Она не могла и предположить, что его прошлое было такой ужасной трагедией. — Твой отец пришёл на похороны?
Джеймс покачал головой:
— Нет. Он просто отправил билет на самолёт, зная, что теперь должен заботиться обо мне. Он даже записки мне не написал, сообщая, что сожалеет. Для него моя мать была чужой. Она была не нужна ему, и он не нуждался в памяти о ней.
— И затем ты переехал сюда?
— Именно. Моя комната, кстати, располагалась на этом этаже. Двенадцатилетний мальчик со своей собственной кухней. Общаться с отцом мне особо не хотелось, мы редко контактировали. Но я рос в одиночестве и часто убегал в деревню, где и встретил Майка и несколько других ребят. Они стали моей семьёй здесь. Моим спасательным кругом. Я скучал по Чикаго, но знал, что, если я вернусь, матери всё равно там не будет, и всё изменится. Моя жизнь была перевёрнута вверх ногами.