Касси молчала. И я сразу подумала: что-то не так. Совсем, совсем не так.
Чуть повернула голову и обнаружила рядом с собой пару костлявых ног в синих колготках и туфлях того же цвета. Собралась с духом и подняла глаза. Мэри Джо, с мертвенно-бледным лицом, уставилась на пол.
— Моя кружка…
— Ребекка сбросила ее на пол. — Такого тона, каким произнесла эти слова Касси, я не слышала с восьми лет.
Ноги Мэри Джо подогнулись, она упала на колени рядом со мной.
— Ты знаешь, что я пила из этой кружки двадцать лет!
Я сглотнула слюну, понимая, что она не сможет достойно перенести эту потерю. И аргументы типа «всякое случается» приниматься не будут.
— Я очень сожалею, что так получилось.
Она промолчала. Только подбирала осколки и складывала их на бумажное полотенце, которое уже подала ей Касси. Саван для кружки.
— Может, я смогу найти вам такую же. Скажем, на интернетовском аукционе. Там можно найти что угодно.
— Это будет другая кружка.
— Да, но…
— Не могла бы ты просто оставить меня в покое? — рявкнула Мэри Джо.
Я поднялась. Касси ухмылялась.
— Тебе лучше уйти, Ребекка. Я побуду с Мэри Джо.
Только в коридоре я поняла, что забыла свою кружку с кофе. Но вернуться не могла. Поэтому решительным шагом направилась к лифтам. К черту экономию! Мне срочно требовался тройной эспрессо.
К несчастью, это мое решение поставило меня лицом к лицу с Мюриэль.
— Привет, Ребекка. Я как раз хотела с тобой поговорить.
Я подавила вздох. Мне нравилась Мюриэль. Мне, как и всем остальным, было любопытно, какую жизнь ведет она за стенами издательства (воображение Андреа рисовало Мюриэль в коже, охаживающей плеткой покорных мужчин; я предпочитала другой образ: скромная девушка, уединенно живущая в Бронксе). Но она демонстрировала прямо-таки мертвую хватку, когда дело касалось книги ее подруги. При виде Мюриэль я всякий раз сжималась. И сожалела о том, что она не отдала «Ранчера и леди» другому редактору.
И о том, что подруга не написала хорошую книгу.
— Ты уж извини, что я тебя постоянно дергаю.
Я сделала единственное, что мне оставалось. Извинилась в сотый раз, отчаянно нажимая на кнопку вызова в надежде спастись в кабине лифта.
— Это ты меня извини, Мюриэль. Я действительно хотела прочитать рукопись вчера вечером. Даже взяла ее домой!
Вот тут я сказала правду. К сожалению, рукопись, лежащая на моем прикроватном столике, не вызвала прилива энтузиазма, хотя я на это и надеялась.
— Но ты начала читать?
— Разумеется… почти закончила. — С одной стороны, я солгала, с другой — уже решила для себя: если так и не сумею двинуться дальше, отошлю рукопись с комментариями по той части, которую осилила (тринадцать страниц). То есть до конца мне оставалось совсем ничего.
Мюриэль по-прежнему не спускала с меня глаз.
— И что ты думаешь?
— Ну… пока по крайней мере… я думаю, определенные перспективы есть. — Неплохо бы продавать как снотворное.
Мюриэль улыбнулась:
— Как приятно это слышать! Мне бы не хотелось говорить моей подруге, что ее книга совершенно безнадежна.
«А ведь так оно и есть», — подумала я, гадая, повернется ли у меня язык сообщить об этом Мюриэль.
— Разумеется, я не могу давать каких-либо гарантий, не прочитав книгу до конца.
Мюриэль кивнула:
— Разумеется!
Двери лифта разошлись, и я шмыгнула в кабину.
Час спустя в мой кабинет влетела Андреа. В своем лучшем, темно-синем, костюме, который надевала только на собеседования.
Она плотно закрыла за собой дверь и заговорила тем звенящим шепотком, каким сообщают только самые сногсшибательные сплетни:
— Ребекка! Ты слышала? С самого верха поступила команда, от Арта Сальваторе, что мы должны сокращать расходы; и догадайся, что за этим последовало?
— Нас уволили.
— Все гораздо лучше! Мерседес решила, что на национальную конференцию в Даллас поедут сотрудники начиная с младших редакторов! — Она ждала моей реакции. Я же не понимала, что она хотела этим сказать. Желанием лететь в Даллас я не горела. Последняя, она же первая, моя конференция прошла не так чтобы блестяще, поэтому я опасалась «отличиться» и в Далласе. Андреа понизила голос и указала на восточную стену моего кабинета. — Касси только что предупредили, что она не поедет.
Я вытаращилась на Андреа. До конференции оставалось несколько недель. Все уже договорились о встречах. Касси, должно быть, страшно унижена.
И зла до предела.
— И как Мерседес это сделала?
— Вот это уже плохие новости. Все контакты Касси расписали тебе и мне.
Но Андреа, я видела, ничуть из-за этого не расстроилась. А ведь она не любила, когда на нее взваливали дополнительную работу.
— А чему ты так радуешься? — подозрительно спросила я.
Она уселась на стул.
— Потому что, если уж тебе интересно, меня скорее всего тоже не будет в Далласе.
Я разинула рот.
— Нашла работу?
Она прижала палец к губам:
— Ш-ш-ш. Может, я и полечу в Даллас, но от издательства… «Газель букс».
Я нахмурилась. «Газель» также специализировалось на любовных романах.
— Я думала, ты хотела выбраться из розового гетто.
— Да, но в «Газель» мне предложили на пять тысяч больше, чем я получаю здесь.
— Это здорово.
— Господи, как я надеюсь, что все получится! — Она откинулась на спинку стула. — Я просто блистала на этом собеседовании. Уверена, что понравилась моей будущей работодательнице. Джоан Коньер… ты ее знаешь?
Я покачала головой.
— Она работала здесь бог знает когда. Я уже приходила к ней на собеседование, но тогда не сложилось. А на этот раз она смеялась моим шуткам.
— Ты шутила на собеседовании?
— Да. На собеседовании нужно держаться раскованно. Мне по крайней мере подходит этот стиль.
Я уже собралась высказать сомнения на этот счет, поскольку ни одно из собеседований не принесло желаемого результата, но прикусила язык, чтобы не нарваться на резкость. Пусть я знала, что мне будет недоставать Андреа, мне хотелось, чтобы она получила эту работу. Или любую другую. Она возлагала столько надежд на уход из «Кэндллайт».
— Говорю тебе, моя новая работа так близко, что я буквально могу ее пощупать. А после первого чека прощай, жалкая студия[64] в Куинсе. Прощай, семичасовой поезд. Сниму себе отличную двухкомнатную квартиру где-нибудь на Манхэттене.
— Когда ты будешь знать точно? — спросила я.
— Джоан говорит, что я, похоже, подхожу им по всем статьям, но у нее запланировано еще несколько собеседований. — Андреа пожала плечами. — Понимаешь, запущенную машину не остановить.
— От всего сердца желаю тебе, чтобы все получилось; пусть это и не в моих интересах.
— Не в твоих интересах? Ты о чем?
Когда я пришла в «Кэндллайт», Андреа просто меня пугала. Теперь стала моей лучшей подругой.
— Если ты уйдешь, с кем я смогу поболтать?
Андреа аж фыркнула.
— Обойдемся без сантиментов!
Я рассмеялась. Выглядела она точь-в-точь как мой младший брат, когда я начинала его обнимать.
— Если я заплачу, ты останешься?
— Милая, я не останусь, даже если ты пригрозишь выброситься из окна.
— Может, поэтому в моем кабинете и нет окон.
Но я знала — мне будет ее не хватать.
Когда вечером я пришла домой, у двери меня встретила лужа собачьей мочи. Само собой, я ступила в нее, поскользнулась и едва не растянулась. Максуэлл радостно прыгал вокруг меня. Облегчился он, судя по всему, давно и уже забыл, что должен испытывать чувство вины.
— Черт побери!
— Что не так? — откликнулся Флейшман.
Я подпрыгнула.
Он выглядывал из соседней комнаты.
— Извини, что напугал.
Я бросила пакет с рукописями на диван. Решила, что дома никого нет, раз Макс налил лужу.
Флейшман посмотрел на пол, потом на меня.
— Ты наследила! — негодующе воскликнул он, сбегал на кухню за рулоном бумажных полотенец и принялся вытирать пол.
Я сидела на диване и наблюдала.
— Я думала, мы договорились удвоить наши усилия и приучить его справлять нужду на улице.