— Английской литературе, — ввернула я.
— Точно! Английской литературе, — хохотнула теперь она. — Теперь я вспомнила… мне показалось странным, что не по французской, потому что потом вы работали у Сильвии Арно. Занимались подготовкой к публикации ее мемуаров?
В горле у меня булькнуло. Неужто я такое написала? Наверное, могла, учитывая число разосланных мною резюме, которые с каждым днем все разбухали и разбухали.
— Пожалуй, правильнее будет сказать, что я была ее личной помощницей и выполняла самые разнообразные поручения.
— Да-да! Как интересно! — Заведующая редакцией вновь откинулась на спинку кресла; мои слова определенно произвели впечатление. Она и представить себе не могла, что поручения обычно сводились к покупке пирожных, окры и мятного печенья. — Она знала Альбера Камю, я уверена.
А я не имела об этом ни малейшего понятия. Но кивнула:
— Она знала всех.
— Я писала курсовую работу по Камю.
— Что вы говорите? — Я лихорадочно пыталась вспомнить, о ком речь. Это он написал «Маленького принца»? — Как интересно.
— На французском, разумеется. — И тут же выстрелила в меня вопросом на французском, с сильным акцентом.
Я изучала французский в школе, но потом не уделяла ему даже минимального внимания. Сильвия всегда говорила со мной по-английски. И даже в школе, когда у нас был курс разговорного французского, я не знала этот предмет настолько хорошо, чтобы не запаниковать, когда кто-то начинал говорить со мной.
В результате я поступила так, как поступала всегда, когда не очень-то понимала, что мне говорят. Согласилась с предыдущим оратором.
— Bien sur![18]
И похоже, мой ответ полностью удовлетворил Мерседес.
— Знаете, на днях я видела упоминание о ней…
— В «Книжном обозрении» «Нью-Йорк таймс».
— Именно! — Мерседес явно порадовала моя убежденность в том, что она читает это уважаемое издание. На самом-то деле я не сомневалась — не читает. Разве кто-то такое читает? — А теперь… э… — Я предположила, что она роется в своей уникальной памяти в поисках моего имени.
— Ребекка.
— Именно! Расскажите чуть больше о себе, Ребекка.
Если бы на столе Мерседес стоял детектор лжи, он бы зашкалил едва ли не с первого моего слова. Я подавала себя как непризнанного вундеркинда, который разрывался между различными интересами, но при этом всегда чувствовал, как его тянет к печатному слову. Я издавала школьный литературный журнал (было такое). Мы в основном публиковали произведения учеников, но также привлекали профессионалов, таких, как Маргарет Этвуд и Джейн Смайли (я действительно написала этим двум дамам по письму с просьбой опубликовать в нашем журнале какой-нибудь маленький рассказ, но обе ответили вежливым отказом). Я мечтала о том, чтобы редактировать книги, но знала, что начинать надо с малого. И общение с такой женщиной, как Сильвия, научило меня терпению (я посчитала необходимым вновь упомянуть Сильвию, поскольку Мерседес, похоже, относилась к ней с благоговением).
Но детектор лжи на столе Мерседес отсутствовал, не было этого устройства и у нее в голове. Пока я «пела», она постукивала серебряной перьевой ручкой по раскрытой странице большого блокнота, не замечая, что капли чернил разлетаются во все стороны.
— Что ж, вы произвели на меня впечатление! — Минуты текли. Совещание, на которое она собиралась бежать, наверняка уже началось. — Очень хорошее впечатление!
Волна надежды вознесла меня к самому небу. Я начала подсчитывать дни. Если начну работать в следующий понедельник, то через две недели, возможно, получу первый чек. То есть в этом месяце мы плату за квартиру задержим, зато потом все пойдет как по маслу.
Эти размышления подвели меня к следующему вопросу. О деньгах.
— И сколько я буду получать на этой работе? — выпалила я.
Лицо Мерседес вытянулось, и стало ясно, что я допустила ошибку. Даже пукнув, я не совершила бы большей бестактности.
Она забарабанила пальчиками по столу, поерзала в кресле, наконец откашлялась.
— Вы не говорили об этом с Кэти?
Я затрясла головой. Кэти! Вот кого следовало спрашивать!
— Ну, помощник редактора начинает с… порядка… — Как выяснилось, порядок начинался с трех с небольшим тысяч долларов в месяц. У меня застучало сердце. Я не могла в это поверить. Даже повторила вслух.
Мерседес прищурилась:
— У вас какие-то особые требования по зарплате?
— Нет! — Тут я поняла, что в голосе слишком уж много эмоций. — Нет, разумеется, нет.
— Потому что, естественно, с вашим опытом…
У меня дернулись губы. Именно. С опытом у меня как раз было негусто.
— Многое будет зависеть и от того, насколько хорошо вы справитесь с контрольным тестом.
Это слово, «тест», привело меня в чувство. Мысли о чековой книжке как ветром сдуло. Мне предстояло демонстрировать скорость печатания.
— Когда я должна его пройти?
— Я дам вам все материалы, чтобы вы работали дома, — ответила Мерседес.
Дома? Значит, печатать не придется.
Она повернулась и, порывшись в бумагах, которые лежали на бюро, вернулась к столу с большим конвертом из плотной коричневой бумаги.
— Это присланная рукопись. Прочитайте, напишите отзыв, следует нам взять ее в работу или отказать, отредактируйте первую главу, а потом оставьте регистратору.
Я шумно проглотила слюну. «Отредактируйте». Меня хотели брать редактором, а не секретарем!
— Ах да, и позвольте дать вам несколько книг. — Мерседес очистила половину полки и вывалила на стол передо мной целую груду.
Из здания я вышла с большим пакетом и в смятении чувств. Работа мне светила отличная, но каковы шансы, что я ее получу?
Я их расценивала как нулевые.
И дала себе зарок более тщательно отбирать объявления о приеме на работу, по которым следует отправлять резюме.
Флейшман и Уэнди пришли в восторг от моей добычи, благо книги достались мне даром. Уэнди тут же положила глаз на толстый роман-сагу.
— Люблю такие.
— Не думала, что ты читаешь любовные романы, — удивилась я.
— Не читаю, — согласилась она, — а такие вот люблю.
Флейшмана заинтересовали чисто любовные романы.
— Ты только посмотри! — воскликнул он. «Дитя пожарного»! — Он пролистал первые страницы. — Вот какие фантазии у нынешних женщин? Неужели хотят рожать от пожарных?
— Меня не спрашивай, — ответила я. — У меня фантазия одна — получать зарплату.
Флейшман отошел, захватив три или четыре книжки.
Уэнди тревожно глянула на большой конверт:
— А это что? Домашнее задание?
— Контрольный тест. Я должна отредактировать первую главу рукописи и отнести им.
Уэнди посмотрела на меня:
— И ты знаешь, как это делается?
— Так ли это трудно? — откликнулся с дивана Флейшман и вновь уткнулся в книгу. — Пожарного зовут Чанс[19]. Много в реальном мире людей с именем Чанс?
— И это говорит человек, которого зовут Герберт Даулинг Флейшман-третий. Если кому и хихикать, то не тебе.
Он злобно глянул на меня и опять сосредоточился на книге. Всегда злился, когда я напоминала, какое у него имя. И предпочитал, чтобы его звали по фамилии — Флейшман.
— И что ты собираешься делать? — спросила Уэнди.
— Придется ускоренными темпами освоить редактирование.
Последующие два дня я штудировала «Руководство по стилистике». Стерла два красных карандаша, пока вносила правку в рукопись. Попутно прочитала несколько книг. «Дитя пожарного», «Красотка и охотник», пролистала еще одну, очень толстую, — вариацию на тему истории Золушки, попавшей в Шотландию 1700-х годов. Называлась она «Полночная магия». Короче, с головой ушла в любовные романы.
Трудно сказать, чего я ожидала. Наверное, радостно-витиеватого слога. И действительно, прошло уже немало времени — возможно, целая вечность — с тех пор, как мужской половой орган называли корнем. Но куда в большей степени меня удивило другое: сюжеты не были зациклены на сексе. Во всяком случае, сюжеты тех книг, что были потоньше и события в которых разворачивались в наше время (в шотландской книге половину занимал секс, вторую — война кланов). Пожарному, помимо родительской дилеммы, приходилось распутывать интриги в пожарной команде и бороться с поджигателем. Охотник — на самом деле детектив — преследовал наследницу крупного состояния, которую обвинили, и напрасно, в контрабанде драгоценностей, так что в итоге он спас девушку из беды и нашел настоящих злодеев. На каждом шагу эти люди сталкивались с проблемами, да еще влюблялись друг в друга.