«И твои ищейки найдут меня по номеру телефона за пару часов?»
Марк не знал, что ответить. На самом деле за ней не обязательно было вести слежку, и зачем он это делал и хотел знать каждый ее шаг, он даже себе объяснить не мог. Хотя нет, себе он говорил, что все привык держать под контролем.
Марк перечитал сообщение и улыбнулся. Они перешли на «ты». Вернее, она перешла.
«Обещаю, что этого не будет!»
И через пару минут он получил заветные цифры, а еще через минуту Марк написал Кате в WhatsApp первое сообщение: «Я тут».
Катя ответила: «Привет. Не думай только, что я скрываюсь или занимаюсь чем-то бесстыжим, нет… просто ненавижу, когда за мной наблюдают».
Марк прочитал и не знал, как отреагировать. Растерялся. А она опять стала писать: «Как будто крысой подопытной чувствую себя… Неприятное ощущение».
А он опять молчал, только дыхание участилось. Что за чертовщина? Марк даже выругался вслух.
«Ты занят, да?» — опять ее вопрос.
Он сглотнул и хотел ответить, но пальцы онемели. И он стоял, как болван пялился на экран и понимал, что хочет видеть эту надпись «Катя печатает…» снова и снова. Чтобы она что-то печатала, отправляла ему, а он читал и улыбался. Мозги совсем не соображали, и, непонятно почему, он набрал текст: «Как клубника?» — и бросил телефон на стол.
Идиот! Зацикленный идиот!
После того, как ему изменила жена, Марк прочитал сотни книг про измену и про то, почему женщины находят утешение в других мужчинах. И он точно знал, что не все бабы изменяют, есть и порядочные, а есть и те, которым это просто не интересно. Но вот сейчас почему-то он представлял Катю на курорте с красивым итальянцем и ничего не мог с этим поделать.
Катя прислала фото молодого парня, он стоял спиной к камере: великолепное мужское тело, видно молодой человек проводит большую часть времени в качалке, бронзовый загар, красные плавки «Speedo» подчеркивают крепкую, мужскую задницу. И подпись к фото: «Ты его еще передом не видел! Восемь кубиков, фарфоровая улыбка и начесанный чуб».
Марк принялся писать текст, чтобы нагрубить ей, потому что взбесился не на шутку! Что она себе позволяет? Хвастается красивым, доступным мужиком, с которым мечтает провести ночь? Но пока он печатал, она прислала еще одно сообщение: «Фу!»
Марк остановился, стер все гадости, которые хотел на нее вылить и подождал еще одно послание: «Этим итальянцам, наверное, никто не рассказал, что мужчина должен быть чуть красивей обезьяны!»
Марк улыбнулся и послал Кате улыбающийся смайлик.
На что она ответила: «Ладно, я вижу ты занят, не буду отвлекать», — и следом смайлик-поцелуй.
Марк плюхнулся в кресло и застыл с телефоном в руках.
Это был первый ее поцелуй. Виртуальный. Но он его почувствовал.
И Катя, когда отправила этот смайлик, замерла.
На душе стало тревожно, а потом приятно. Обоим.
Отделять плевелы от пшеницы
Марк написал ей вечером, перед сном. Уже было начало первого, но он не мог заснуть, крутился в постели, взбивал подушку, укрывался одеялом, затем сбрасывал его. Взяв телефон в руки, он увидел, что Катя была в сети минуту назад и не сдержался:
«Не спится?»
Она ответила сразу:
«Отдыхать — это, оказывается, огромный труд».
Марк улыбнулся и напечатал:
«Ты этого не знала?»
«Нет. Я была конченным трудоголиком, и отдыхала на море всего один раз. Это было пять дней, но они как-то быстро пролетели…»
«Наверное, ты была не одна?»
«Да. Это был медовый месяц».
Марк приподнялся на подушке. Разговор получался довольно интимным, слишком личным, и он не против был его продолжить, главное, чтобы ей не было больно писать об этом.
«Тебе неприятно об этом вспоминать?»
Приятного было мало, но рана уже затянулась, не болела. Катя улыбнулась, она раньше так любила анализировать и придумывать разные теории, обожала читать книги об успешных людях и пыталась возразить их цитатам или, наоборот, согласиться с ними. Одно из ее любимых высказываний Генри Форда звучало так: «Если тебе тяжело, значит, ты поднимаешься в гору. Если тебе легко, значит, ты летишь в пропасть».
С Олегом было тяжело с самого начала.
Его родители получили комнату в коммунальной квартире в центре города еще при Советском Союзе: оба работали дворниками в ЖЭКе. Сначала они пили только по вечерам, но к тому времени, как сын пошел в школу, пьянки стали беспробудными. Это была та категория семей, которую смело можно назвать безнадежной: они потеряли способность думать, сопереживать и, переступив черту потери здравомыслия, с радостью летели в пропасть алкоголизма. Это были люди, которые духовно умерли при жизни, и помочь им уже нельзя.
Деньги на выпивку доставала мать, ее звали Ева, под вечер она прихорашивалась и шла торговать своим телом. Ева была невероятной красавицей, и даже необузданные безобразные вакханалии не смогли смыть ее красоту: длинные, волнистые кудри цвета ночи, белая кожа, голубые глаза, пухлый рот и ровный, просто идеальный нос. Эта женщина любила сладкую троицу: шипучее вино, дикий секс и своего мужа Геннадия. Дикий секс она поначалу получала от законного супруга, но постоянное и часто безудержное пьянство давно превратило ее мужчину в простого собутыльника и хорошего друга. Поэтому Ева получала порцию эндорфинов там, где могла, заодно и денег в семью приносила. Когда она возвращалась домой довольной, с бутылкой любимого лакомства, Геннадий встречал ее по-волчьи хмуро и холодно. Иногда не сдерживался и поколачивал тем, что попадалось под руку, но не сильно, а так, чтобы она не забывала, кто в доме хозяин. И пусть сейчас из него мужчина был никакой, в душе он всегда считал себя отцом семейства и стеной для своих домочадцев. После первой рюмки его развозило, он бросался в колени жены и слезно просил прощения.
Катя попала в их квартиру случайно. На то время они дружили с Олегом уже три года, но он избегал разговоров про родителей и никогда не звал ее к себе в гости. Но так случилось, что Олег заболел и не пришел в школу. Катя пошла искать его дом, квартиру, и, когда увидела, где он живет, то чуть не разревелась. Им принадлежала одна из четырех комнат в коммуналке в полуподвальном помещении, маленькая, с одним окном. Слева от входа стояла прогнутая железная кровать, где, как морская звезда на пляже Дубая, раскинув ноги и руки, лежал отец, справа — покосившийся разбитый стол. На нем пустые банки из-под консервов, грязные кастрюли, сковородки с недоеденной едой, полбуханки хлеба и пустые бутылки от коньяка и водки. Картину добавляли беспорядочно сваленные в одном углу безногие стулья, мешок с проросшей картошкой, поломанные карнизы и груда старого грязного белья. Потолок был черным, как уголь.
Олег лежал на полу у батареи на грязном матрасе, прикрывшись своей старой зимней курткой. В комнате стоял неприятный, рвотный запах, и Катя понимала, что долго тут не протянет. К счастью, Олег увидел девочку, вскочил, и, взяв за руку, вывел в коридор.
Ему самому было ужасно стыдно за свое жилище и пьяного отца, храп которого был слышен даже на лестничной площадке.
Катя тогда никак не прокомментировала то, что увидела. И Олег ей был за это благодарен. Он понимал, что родителей не выбирают, и он вынужден жить в таких условиях, но очень боялся, что Катя, увидев весь этот ужас, перестанет с ним дружить.
Но все произошло в точности наоборот — Катя еще сильней прониклась к парню, и их дружба только окрепла.
Олег был похож на мать: те же темные кудри и яркие, небесно-голубые глаза, длинные ресницы и идеальный нос. Он не вышел только ростом — был ниже Кати почти на голову и очень переживал по этому поводу. Правда, после четвертого класса всерьез увлекся баскетболом и к концу седьмого уже был одного роста с Катей.
Олега травили в школе: за то, что брюки были короткие или рубашка старая. Дети жестоки, беспощадны и не прощают слабости. Они легко присоединяются к насмешкам, когда видят легкую добычу. Олег старался изо всех сил стать сильным. Не ради себя, а ради Кати, чтобы эта девочка не отказалась от него, чтобы она всегда была рядом.
Ему было очень стыдно за свою семью: отец умер, захлебнувшись во сне собственной блевотиной, когда Олег был в шестом классе. После этого мать стала приводить мужиков прямо к ним домой и, не стесняясь сына, устраивала дикие оргии на матрасе, где спал Олег. Парень мечтал вырваться из этой несчастливой жизни, на которую обрекли его родители, и единственной отдушиной для него была девочка Катя.