Татьяна Ленина - Русалочка и принц ее мечты

Рэйчел недоуменно хмыкнула:

— Ты так говоришь, потому что его не знаешь… Он не замечательный. Просто в нем есть эта самая коммерческая жилка. В дедушке Сноуфилде она тоже была. Но при всем при этом, скажу тебе одну вещь: дедушка Сноуфилд очень странно умер. Он тосковал после смерти бабушки Сноуфилд и моего дедушки, своего друга, и уехал в какой-то монастырь неподалеку от Чарлстона — говорил, будто хочет «подлечить нервы в спокойной обстановке», и все удивились, он ведь никогда не был религиозен! И вдруг — вместо того, чтобы «подлечить нервы», он просто умер там! То есть, не просто умер, а странно умер: не оповестил близких о своей болезни и поручил монахам похоронить его ДО приезда родственников! Представляешь? Тут явно есть какая-то тайна! А я обожаю тайны!

— Может, это и есть та самая страшная тайна… Тайна, о которой говорили Дорис и Марк! — задумчиво пробормотала Мириэль.

— Дорис? А что тебе говорила Дорис? Что эта дурочка знает о тайнах? — фыркнула Рэйчел. — А кто такой Марк?

— Буфетчик, — нехотя ответила Мириэль.

— Он молодой? Красивый? Он влюблен в тебя? — оживилась Рэйчел.

— Молодой, но не влюблен… И вообще — это неинтересно! Лучше ты расскажи.

— А о чем я говорила? Ах, да! Главное — это то, что они нас с Арчи обручили сразу после нашего рождения… А мы тогда были еще маленькие и не осознавали размеров нашей трагедии. Во мне течет кровь разбойницы и пирата! И при всем при этом я должна стать женой этого скучного квакера?!! — Рэйчел задохнулась от возмущения.

Мириэль посмотрела на нее с неприязнью.

Мириэль не так уж много знала о разбойниках и пиратах, но все равно — они не вызывали у нее восхищения. А Арчи — вызывал!

Но Рэйчел не заметила ее неудовольствия. Когда Рэйчел увлекалась рассказом, она не замечала вообще ничего!

— Так я, собственно, хотела про Арчи рассказать. Знаешь, Арчи и Дорис — они такие скучные… Ты можешь себе представить, они всегда, всегда и во всем слушались родителей! Нам с Томми — это мой младший брат — их всегда в пример ставили. И я их просто ненавидела из-за этого. Арчибальд… В детстве мы все время делали друг другу всякие гадости. Несколько раз даже подрались. Драки всегда начинала я — ведь уже тогда Арчи был такой благородный джентльмен! Но во время боя все благородство куда-то улетучивалось и побеждал всегда он… Мы знали, что придется пожениться, и заранее мстили друг другу. Теперь уже об этом смешно вспоминать! Как будто что-то можно было изменить, подливая друг другу клей в обувь или подбрасывая жаб и ужей в постель! Но дальше было еще хуже… — Рэйчел вздохнула и страдальчески возвела глаза к небу:

— Когда мы отправились в поездку по Европе, мне хотелось побывать во всех музеях, во всех старинных замках с приведениями, во всех знаменитых дворцах, и в Версале, и в Тауэре… А Арчибальд вместо этого ездил по ткацким фабрикам! Можешь себе вообразить? Он потратил поездку в Европу на то, чтобы расширить свои познания в области семейного бизнеса!

Рэйчел произнесла эти слова с таким искренним осуждением… Если бы Мириэль только-только вышла из океана и не имела бы вовсе никакого представления о земной жизни, то она подумала бы, что «семейный бизнес» — это что-то преступное или по меньшей мере неприличное.

— А Дорис? Она в детстве была просто ужасна! Всегда такая чистенькая, аккуратненькая, в белых передничках, с косичками! — с презрением сказала Рэйчел, и тут же добавила с гордой улыбкой:

— А я — я была настоящим сорванцом! Все время чумазая, с разбитыми коленками… Я любила есть ежевику прямо с куста. Возвращалась потом с черными губами, с пятнами на платье, вся растрепанная, исцарапанная… Но довольная! Это ведь так здорово, когда до чего-то вкусного надо добираться сквозь тернии! А эта дурочка Дорис… Как-то Сноуфилды приехали к нам в гости, и мама мне поручила развлекать Дорис, сводить ее в теплицу — эта теплица была маминой гордостью… Ну, я повела. Так что ты думаешь, о чем спросила у меня эта дурочка? Она спросила, растет ли в теплице клубника со сливками! И это — в шесть лет! Клубника без сливок для нее не существовала! Странно даже, что она не думала, будто клубника со сливками растет прямо из фарфоровых тарелок…

Рэйчел оглянулась на Мириэль, видимо, ожидая, что гостья тоже посмеется над глупостью Дорис, но Мириэль не смеялась, и Рэйчел снова заговорила и защелкала ножницами:

— А когда мы стали старше, Дорис мечтала стать монахиней. Можешь себе представить?! Уйти в монастырь! Это же так скучно!!! Хотя, впрочем, возможно, это у них семейное, ведь ее дедушка, старый мистер Сноуфилд, тоже перед смертью уехал в монастырь! А Томми, глупый, так страдал из-за этого… Из-за Дорис, конечно, а не из-за ее дедушки! Томми всегда был влюблен в Дорис. Не понимаю даже, что он в ней нашел. Они в один год родились — как и мы с Арчибальдом, только Томми и Дорис на два года моложе нас — так вот, когда их впервые показали друг другу, они едва научились стоять, совсем были маленькие, толстые и смешные, и уже тогда они потянулись друг к другу, взялись за ручки… И ужасно ревели, когда няньки уносили их в разные стороны. Все детство дружили, отдавали друг другу игрушки. У Томми скопилась куча кукол, у Дорис — лошадки на колесиках и железная дорога. Нет, это им надо было бы пожениться! Они просто созданы друг для друга. Хотя я совершенно не понимаю, что Томми находит в Дорис, что вообще можно находить в этой мышке, но приходится признать: он любит ее безумно! А мы с Арчи ненавидим друг друга. Но дедушки решили, что пожениться должны старшие. Правда, глупо?!

Мириэль кивнула. Да, действительно, это было ОЧЕНЬ ГЛУПО!!! Ей было очень жалко Томми и Дорис. Немного совестно за то, что она так долго не желала верить в то, что Дорис способна на действительно великую любовь… И еще сильнее Мириэль жалела сейчас себя! Неужели никак нельзя помешать браку между Арчибальдом и Рэйчел?! Рэйчел явно не подходит ему. Она такая… Такая агрессивная! И совершенно его не ценит.

Розы, сложенные в корзинку, благоухали. Они, конечно, не были так красивы, как живые цветы морей — актинии, а толстые стебли их пребольно кололись, но зато розы пахли, они были принадлежностью земли, этого воздушного, пронизанного солнцем мира! Черно-желтая полосатая бабочка с остроугольными крылышками села на сиреневую розу. Мириэль протянула к ней руку — бабочка испуганно вспорхнула. Если бы это была пестрая рыбка, кружащаяся над актинией, она бы доверчиво скользнула в ладонь русалочке, дала бы себя погладить, рассмотреть. Почему-то живущие на земле птицы, звери и насекомые очень пугливы. Мириэль это огорчало. Но ради Арчи она готова прожить всю жизнь в этом недружелюбном мире… В этом таинственном, прекрасном, солнечном мире, полном звуков и запахов! Ради Арчи она готова на все. Только бы он успел оценить, полюбить и, главное, поцеловать ее до полнолуния! А не то — ей придется войти в море, и лунный свет оденет ее серебристой чешуей… Или — она умрет с первыми лучами солнца, превратится в морскую пену. Это было бы очень обидно… Ну, почему же Арчи не хочет полюбить ее? У них могла бы быть такая красивая свадьба!

— Как ты думаешь, уже хватит роз? — озабоченно спросила Рэйчел.

Мириэль кивнула, представляя себя в белоснежном, расшитом жемчугом платье (ради такого события Рилиан наверняка постарается собрать лучший жемчуг!), с венком из белых лилий на голове, с пышной фатой, струящейся от венка до самого пола, с букетом в руках… И рядом — Арчи! Великолепный Арчи в черном фраке, с белой розой в петлице! Мириэль выбрала из корзинки белую розу и поцеловала душистые лепестки…

— Надеюсь, меня не заставят составлять букеты? Ненавижу это скучное занятие! У Дорис это гораздо лучше получается. Все говорят, что у нее есть вкус… Вот пусть она со своим вкусом и расставляет цветочки в вазочки! — капризно заявила Рэйчел. — Все, пойдем домой. Матушка обещала мне какой-то сюрприз на балу. Интересно, что она придумала?

Мириэль ее слов не услышала. В ушах русалочки церковные колокола уже вызванивали свадебный марш… Ах, как это было бы красиво! Как чудесно! Русалочка — и принц! Снова, как несколько столетий назад, любовь победит все преграды! Это не может не сбыться… ТАКИЕ мечты всегда должны сбываться!

Вечером из магазина принесли коробочку, в которой лежали четыре восхитительные, огромные орхидеи — розовые, с лиловыми разводами и черной звездочкой в середине — Мириэль в первый момент приняла их за живые и попыталась понюхать. Но орхидеи были сделаны из аталаса и бархата, от них исходил какой-то слабый химический запах — клея или лака… Орхидеи предназначались для Дорис. Этим вечером она должна была надеть черное бархатное платье, расшитое стеклярусом. Одну орхидею следовало приколоть на лиф, другую — у пояса, и еще две — в волосах. Миссис Сноуфилд, заказавшая и платье, и орхидеи, считала, будто брюнетке Дорис очень идет черный цвет, будто он подчеркивает снежную белизну ее кожи и соболий блеск волос. Мириэль никак не могла согласиться с ней в этом вопросе. Черный цвет совершенно не шел Дорис. Если он что-то и подчеркивал, то только ее бледность! По мнению Мириэль, Дорис скорее подошло бы малиновое платье, или — цвета морской волны или такого вот сиреневато-розового цвета, как эти орхидеи… Но мнение Мириэль, разумеется, не могло быть учтено при выборе туалетов для Дорис. Ровно как не имело значения и мнение самой Дорис. В вопросах нарядов право голоса имела одна только миссис Сноуфилд. С ней никто не осмеливался спорить. Ведь миссис Сноуфилд обладала изумительным вкусом и никогда не ошибалась в выборе нарядов для себя! Этим вечером для себя миссис Сноуфилд выбрала шелк глубокого аметистового оттенка, с серебряным шитьем, а к нему — старинные украшения: аметисты в серебре.