- Еду, Кристюха. До скорого. - Он повесил трубку.
- Ты что, туда? Сам поехал? - спросила Ирина Михайловна.
- Если я тебе не нужен.
- Поезжай, - разрешила жена.
- Лёля, а ты иди со мной. - Выходя, отец прихватил дальнего родственника: - На два слова.
Они спустились на улицу, сели в зеленое Вольво: Александр Николаевич - за руль, Леша - справа, - и оба вынули по сигарете. Вспыхнула бензиновая зажигалка.
- Леха, ты же не курил. - Дымчатые очки в упор посмотрели на морского пехотинца. - Что произошло?
Крышка Zippo захлопнулась словно капкан.
- Хрен его знает, - буркнул Лёля.
- Я еще вчера просек, что что-то произошло. Расскажешь сам, или мне вытягивать клещами?
- Ну, это...- Леша налился краской по самую макушку. - Она сама... Я хрен ее знает. Она сказала, а я, короче…
- Вот так, да? Когда?
- Вчера.
- Где?
- Здесь.
- В тачке?!
Леля обречено кивнул.
- Елы-палы! - процедил отец. – Ну, ебарь!
- Она сказала, я не мог... Я хрен его знает, Александр Николаевич... - Леша пожал плечами.
- Смотри, Ирке не проговорись, мудазвон.
- Это ясно.
- Ладно, вылезай. Давай ключи и херачь в офис, глаза б мои тебя не видели!
Леша безмолвно оставил связку ключей и вышел на улицу.
- На фазенде старайся не появляться, - напоследок посоветовал отец.
- Это ясно.
- Ясно ему! - Ворча поднос, Александр Николаевич завел машину. - Член в кармане не удержать, козел вонючий!
Зеленое Вольво тронуло с места, а Лёля с поникшей головой побрел по тротуару к офису.
* * *
Папу никто не встретил. Оставив машину под окнами дачного дома, Александр Николаевич скромно пристроился у двери в гостиную, не решаясь развеять царившую на фазенде идиллию: старик играл на пианино, девчонки его слушали, не решаясь вздохнуть. Только Граф, безмятежно лежавший в ногах Кристины, отметил прибытие Александра Николаевича ленивым поднятием головы.
Удивительная вещь, фантазия ре-минор Моцарта - весь Амадей на четырех нотных листах: лаконичное как смерть начало, в нескольких аккордах предвосхитившее Лунную сонату; гениальная двухминутная сердцевина, словно с небес прилетел ангелочек, понежился на клавишах и внезапно исчез; и, наконец, третья, неподъемно-громоздкая часть – абсолютный, беспечный провал в бездарность… Михаил Васильевич играл Моцарта подобно Рихтеру, без единой эмоции на лице, отдавая все чувства клавишам.
Дед закончил. Подкатив к старику, Кристина взяла его руку, пробежалась пальцами по желтым морщинам, словно пытаясь разгадать, "в чем здесь Шопен":
- Что ты Шопену? Кто тебе Шопен?
- Это Моцарт, - ответил дед.
- Моцарт... Класс.
- Угу, - согласилась Ольга.
- А Шопен? - Кристина положила руку дедушки на инструмент. - Давай Шопена?
- Шопен для меня сложный композитор. Я любитель, Кристина. Надо быть виртуозом, чтобы играть Шопена. Моцарта, Баха я кое-что могу, а остальное...
- Жаль. - Кристина нажала на клавишу, затем сразу на несколько клавиш, однако Шопена не получилось. - Ни фига не умею, - поняла она.
- Всему надо учиться, - благоразумно сказал дед. - Особенно музыке.
- И особенно мне. – Кристина заметила отца. - Батон приехал! - Потеряв интерес к пианино, Кристина развернулась к папе. - Прикинь, я даже моря не видела, сижу здесь как кактус. Дед говорит, рядом есть море, это правда?
- Залив, - поправил отец. – Прокатимся?
- Конечно! - Она направилась к выходу, у двери притормозила и улыбнулась деду: - Шопен, не давай Оле скучать, а то она завянет.
Тропинка петляла по редкой лесистой местности и выводила на побережье - от дома не более десяти минут ходьбы. Кристина с отцом благополучно миновали деревья, но когда вместо земли под ногами появился рыхлый песок, папа остановился. Дальше толкать коляску было проблематично. Надеясь, что девочке достаточно полюбоваться заливом издали, Александр Николаевич закурил.
- Море? - Кристина кивнула вперед.
- Финский залив.
- А что за гора?
Между заливом и берегом торчал огромный одинокий камень, высотою метров пять. Непонятно, откуда он здесь взялся.
- Скала. – Папа пожал плечами. - Сто лет здесь стоит.
- Я ее вспомнила.
- Да что ты?
- Ага.
- Все-таки, ты что-то иногда припоминаешь? - удовлетворенно заметил отец.
- Я несколько раз там... ползала, за мной волочился такой скользкий зеленый хвост, ... от меня воняло водорослями, тело было холоднее, чем вода, - такое же, как сейчас ноги.
Вместо комментария, папа засвистел художественным свистом, он ничего не понял.
Съехав с островка земли, на котором ее припарковал отец, Кристина моментально увязла в песке: ни вперед, ни назад. Видимо, ей сильно приспичило к этому камню. Бестолку повоевав с непослушными колесами, Кристина оглянулась: папа неторопливо покуривал сигарету.
- Сейчас подтолкну, не спеши. Поехали назад? - предложил он.
- К скале, - заявила Кристина.
Отец вздохнул, как будто ему предстояло бежать марафон, и выбросил окурок:
- Ладно.
…Сто метров он мужественно таранил коляской вязкий песок. Взмок так, что на лице появились крупные капли пота. Достигнув кромки воды, Александр Николаевич громко охнул и, разогнувшись, встряхнул руками:
- Елы-палы!
Особенно тяжело было представить, что обратно придется возвращаться таким же манером. Папа ослабил галстук, скинул пиджак и, жадно глотая воздух, прошелся по берегу. С залива дул сильный ветер, высокие волны с шумом разбивались о камни, разбросанные вокруг одинокого камня. Нагулявшись, папа вернулся к дочке:
- Ну что, нравится?
- Красиво. - Кристина не сводила взгляда с горизонта.
- Да, - согласился он. - Великолепно!
Она вдруг строго посмотрела на отца, затем на верх скалы, и снова на отца:
- Высоко?
Отступив на несколько шагов, папа примерился к вершине.
- Слабо наверх? - спросила Кристина.
Отец усмехнулся:
- Пара пустяков.
- Залезь!
- Тю-тю-тю! - свистнул Александр Николаевич.
Впав в азарт, он свалил пиджак с галстуком на колени дочери и подошел к каменному монолиту:
- Смотри!
Через пару минут отец стоял на вершине, расправив руки как птица на ветру и, торжествуя, оглядывал окрестности. Ветер поэтично надул ему рубашку и поставил волосы дыбом. По всем приметам, он был счастлив.
- Классно?! - крикнула Кристина.
- А?! - заорал он.
- Классно, говорю?!
Папа поднял вверх оба больших пальца и начал осторожно спускаться.
- Красота! - доложил он, спрыгнув на песок.
- Нетрудно? - спросила Кристина.
- Наверх - ерунда. Вниз немного очко поигрывает, но тоже ерунда…
- А теперь меня!
Возникла дурацкая заминка. Александр Николаевич ждал любого сюрприза, только не такого. Это не лезло ни в какие ворота.
- Ты что, не слышал? - Кристина уперлась рогом.
- Я не понял, у тебя голова на месте? - Через дымку очков отец посмотрел в глаза дочери, но не нашел в них ничего, кроме тупого упрямства. - Хочешь себе шею свернуть?
- Я хочу наверх.
- Кристюша, мало ли что ты хочешь?! Ха! Мы ж свалимся, деточка, никто потом костей не соберет!
Отец взялся за ручки кресла, пытаясь раскрутить коляску в направлении дома, но та застряла как прибитая: руки детки намертво вцепились в обода колес. Папа был вынужден капитулировать.
- Сокровище мое, - в последний раз призвал он. - Карапкаться туда вдвоем - это уже не опасно, а смертельно опасно!
- Я не сдвинусь с места, пока не увижу моря с верха скалы.
Отойдя в сторону, папа с размаху пнул подвернувшийся под ногу камень.
С минуту, а то и больше, они молчали. Но вот, Александр Николаевич сплюнул, подошел к заливу, зачерпнул горстями несколько порций воды, окатил себе голову и, злой, как черт, направился к дочери.
- Забирайся! – скомандовал он, присев на корточки.
Кристина залезла на отцовскую спину.
- Держись!
- Держусь.