Боясь спугнуть, мальчик наблюдал, как ящерка приостановилась у пенька, повертела крошечной головой, будто раздумывая, куда направиться, и, быстро перебирая лапками, пробежала вертикально по коре. Миг – и она оказалась в самом центре пенька, на его узорчатом срезе. Весь ее вытянутый, с рисунком по хребту, сверкающий силуэт заставил ребенка распахнуть глаза и сладко вздохнуть в невольном восхищении.

Ящерица тут же молнией сорвалась с места и стекла с пенька расплавленным серебром. Мелькнула напоследок в траве – и нет ее!

Незаметно для себя Владик добрался до кромки леса. Он знал – дальше ему нельзя. Дальше – болотце, туда мать ходить в одиночку не велит.

Мальчик уселся на мягкую кочку прямо напротив огромного муравейника и засмотрелся. Муравьи вели очень активную жизнь. Каждый из них куда-то торопился. Они тащили к своему жилищу палочки, лапку дохлого жука, крылышко божьей коровки.

«Зачем оно им, это крылышко? Впрочем, если перевернуть, то получится неплохое корытце, – подумал он. – А можно этой штукой на ночь вход закрывать. Ведь входы у них круглые…»

Жалобное блеяние козы Муськи заставило Владика вспомнить о волках.

Он выбрал подходящую сухую палку, каких множество валялось возле муравейника, поднялся и зашагал к поляне.

Теперь он понял, что ушел довольно далеко и к тому же забыл о своем обещании подыскать новое пастбище для козы.

Когда лес перед ним поредел и поляна приблизилась настолько, что стало слышно стрекотание кузнечиков и жужжание многочисленных ос, Владик разглядел сквозь редкие стволы сосен свою козу, а рядом с ней – двух взрослых мальчиков из детского дома. Он часто видел их в общей столовой и когда они выползали утром на зарядку. Тот, что повыше и покрепче, ходил все время в картузе, даже когда жарко. Его все так и называли: Картуз.

Второй, поменьше, – щуплый и грязный, с темными пятнами за ушами. И под ногтями у него всегда было черно. И прозвище у мальчика было подходящее – Чернушка. Эти двое ходили везде вместе – курить под березами, прятаться от физрука, и дежурить на кухню их тоже назначали вместе. Владику из окошка флигеля все было здорово видно.

Теперь Картуз и Чернушка стояли невдалеке от козы, тянули ее за веревку, а она отчаянно мекала и мотала головой.

– Ты ее сзади подтолкни! – командовал Картуз. – Она хоть с места сдвинется!

– У нее рога! – возразил Чернушка, но все же обошел животное и уцепился грязными руками в шкуру обезумевшей Муськи.

– Пошла! Пошла!

Владик, насупившись, стоял под сосной со своей палкой в руке и хмуро наблюдал за детдомовцами.

– Тебе чего, пацан? Иди куда шел! – заорал Чернушка, толкая животное. Коза упиралась.

– Сам иди! – сердито буркнул мальчик и для убедительности стукнул палкой.

– Это, кажись, воспиталки пацан, – громко шепнул Картуз и ослабил веревку. Коза немедленно этим воспользовалась и боднула разбойника рогами.

Мальчишка отпрыгнул и грязно выругался. Владик никогда прежде не слышал, чтобы люди так ругались.

– Ты, мальчик, иди к маме. Не видишь – у нас коза заблудилась, – нагло врал Чернушка, сладенько улыбаясь. – Не мешай.

– Коза не ваша! – громко возразил Владик и еще больше нахмурился.

– Почем знаешь, что не наша? – встрял Картуз. – Мал еще старшим перечить.

– Она моя! – заявил мальчик и шагнул вперед, выставив перед собой палку.

– Ой-ей-ей! Напужал! – паясничал Чернушка. – Очень страшно! Я прямо трясуся весь! Ой, спрячьте меня, люди добрые!

Владику стало обидно до слез, что над ним насмехаются. Он свел брови к переносице, прикусил нижнюю пухлую губу.

– Постой, Коляй, – вкрадчиво начал Картуз. – А давай мальчика с собой позовем. Сразу видно – хороший мальчик. Смелый. Мы с ним поделимся. Пойдешь с нами, мальчик? Мясо кушать.

Владик молчал, не в силах разомкнуть губ. Если открыть рот, наверняка заплачешь. Лучше уж так.

Он изо всех сил старался не заплакать.

– Из твоей козы знатный шашлык получится. Шамал когда-нибудь шашлык? Вот и вижу, что не шамал. Вкуснотища!

Картуз закатил глаза и стал облизываться.

Владик подбежал к козе, обхватил ее, насколько достало рук, а ногой попытался оттолкнуть противного Чернушку.

– Да он еще толкается! – возмутился тот. – Шел бы ты, парень, по-хорошему… – И протянул руку не то к козе, не то к Владику.

– Уходите! – что было сил закричал мальчик. – Уходите! Не отдам Муську!

– Ах, он мамочку позовет! – уже поняв, что задуманное осуществить не удастся, вовсю паясничал Чернушка. Мяса не поесть вдоволь, так хоть потешиться. – Зови мамку. Ну, кричи: «Ме-е-е, ме-е-е!»

Чернушка дразнился очень обидно. Оттого, что детдомовец опередил его, когда он уже и на самом деле был готов позвать маму, Владик отчаялся – стало совсем невозможно закричать.

Он стиснул зубы и спрятал лицо в Муськиной мягкой шерсти. Коза жалобно блеяла. Мальчишки, потешаясь, катались по траве:

– Это он свою мамочку зовет!

– Нет, коза и есть его мамочка! Одно лицо! Маменькин сыночек! Ой, держите меня, граждане, я умираю!

Владик взял козу за веревку и хотел увести, но дорогу им преградили пацаны, которые еще не устали потешаться.

– Гляди, Коляй, мамочка ведет сыночка домой! Молочка несет!

У шпаны начался истерический безудержный смех.

Владик впервые в своей жизни испытал столь сильные неприятные чувства. Мир еще не успел повернуться к нему своей нелицеприятной стороной. Все, что его окружало, спешило уверить в своей любви. И коза, и соседский кот Васька, и детдомовский сторож Михеич. Даже те, чью любовь для себя Владик считал излишней, все же пытались навязать ее мальчику, как, например, тетка Глаша. А тут… Он был потрясен, обескуражен, растерян. За что?!

– А ну, отойдите от него! – услышал он и не сразу понял, откуда голос.

Картуз и Чернушка лениво повернули головы. На тропинке, ведущей к флигелю, стояла девочка. Владик ее тоже знал. Девочку звали Варя. Мать приводила ее иногда к флигелю и поила молоком.

На ней были синие спортивные шаровары и полосатая майка. В руках она держала рюху для игры в клек.

– Ну, кому сказала?

Владик исподлобья наблюдал за происходящим.

Картуз, Чернушка и Варя были одного возраста, но Варя выглядела старше – мальчишки не успели еще пойти в рост – были хлипкие и незначительные в сравнении с девочками своего отряда.

Варя – высокая, статная и наверняка сильная. Когда она вот так стояла, покачивая внушительной палкой, последнее не вызывало сомнения.

– Ты чё, Коммунарова, шакалишь? Тебя воспиталка подослала?

– Считаю до пяти. Чтобы вас тут не было, – поигрывая рюхой, заявила Варя. – Раз…

– Слушай, Картуз, она же чокнутая, – зашептал Чернушка. – Ты как знаешь, а я…

– Ты полегче, Коммунарова, полегче. Мы уже уходим.

– Два…

– Коляй, драпай! Она же того!

– Ведьма!

Мальчишки драпанули, а девочка проводила их несколькими шагами, только делая вид, что собирается догнать.

Владик смотрел, как улепетывают обидчики.

– А почему они тебя испугались? – спросил он Варю, когда та повернулась в их с козой сторону.

– Трусы, вот и испугались, – неопределенно ответила она. – Дразнили тебя?

– Угу.

– Ну вот. Трусы всегда дразнят маленьких.

– Они хотели Муську зажарить и съесть.

– У, проглоты! Не нажрутся никак!

– А я тебя узнал. Ты – Варя.

– А ты – Владислав. Испугался?

Владик честно подумал:

– Нет. Только разозлился.

– Так и надо. Это верней.

– Они сказали, что я маленький сынок.

– Не маленький, а маменькин. Не обращай внимания.

– Это потому, что у меня мама есть?

– Ну да. У тебя есть, а у них нет. Вот им и завидно.

– А у тебя мама есть?

– Есть. – Варя остановилась. Они уже подошли к огороженному невысоким забором флигелю. – Ну вот мы и пришли.

Она протянула ему руку для прощального пожатия. Он сосредоточенно потряс.

– Стереги получше свою козу.

– А где она теперь?

– Кто?

– Твоя мама.

– Много будешь знать, скоро состаришься, – ответила Варя. И улыбка куда-то делась с ее лица. Варя ушла, помахивая своей палкой.

В воскресенье Владик с матерью отправились в город. Выехали рано – с продуктовой подводой. На торговой площади попрощались с возницей и направились к соборному мосту. Проходя мимо собора, Августина старалась не смотреть туда, будто это могло что-то изменить. Собор – обезглавленный, неприятно-приземистый, с облупившейся по бокам штукатуркой – стыдливо прятался в разросшихся кустах за оградой. Там теперь размещались какие-то мастерские и баня.