Смаргивая слезы, она все же заметила, как мужчина в панцире покинул церковь и пошел по дорожке. При этом он без особого интереса посмотрел на древние надгробия и решительно зашагал к воротам.
Даглесс неожиданно выпрямилась. На дороге показался автобус, мужчина шел очень быстро, и она каким-то образом инстинктивно поняла, что он сейчас попадет прямо под колеса.
Даглесс, не задумываясь, бросилась бежать. Как раз в этот момент из-за здания церкви вышел викарий и, увидев всю сцену, тоже бросился спасать незнакомца.
Но Даглесс успела первой и, подставив абсолютно безупречную подножку из тех, которым научилась, когда играла в футбол с колорадскими кузенами, свалила незнакомца на землю и сама плюхнулась сверху. Оба заскользили поперек гравийной дорожки на его панцире, как на крошечной шлюпке. Автобус пролетел мимо. Еще секунда – и мужчине не поздоровилось бы!
– Ну как вы? – осведомился викарий, протягивая Даглесс руку, чтобы помочь встать.
– Н-ничего, – пробормотала девушка, вставая и отряхиваясь. – У вас все в порядке? – в свою очередь, спросила она незнакомца.
– Что это за непонятная колесница? – растерянно выпалил он, садясь, но не пытаясь встать. – Я не слышал шума колес. И… и лошадей тоже не было!
Даглесс и викарий молча переглянулись.
– Пойду принесу ему воды, – решил викарий, слегка улыбнувшись Даглесс, словно желая сказать: «Вы спасли его, так что теперь он ваш».
– Погодите! – завопил мужчина. – Какой сейчас год?
– Тысяча девятьсот восемьдесят восьмой, – недоуменно ответил викарий и, когда мужчина снова улегся на землю, нахмурился и покачал головой, после чего поспешил прочь, оставив их наедине.
Даглесс предложила руку лежащему на земле мужчине, но тот отказывался встать.
– Думаю, вам нужно сесть, – сочувственно посоветовала она, показывая на железную скамью, окруженную низкой каменной оградой. Незнакомец не пошел первым, но покорно последовал за Даглесс через открытую калитку и стал дожидаться, пока она сядет. Но Даглесс подтолкнула его к скамье. Он выглядел слишком бледным и сбитым с толку, чтобы обращать внимание на правила вежливости. – Знаете, вы просто опасны! Немедленно садитесь, а я вызову доктора. Вы нездоровы, – бросила Даглесс. И отвернулась, чтобы идти. Но его следующие слова пригвоздили ее к месту.
– Думаю, я, наверное, уже мертв, – тихо пробормотал он.
Даглесс в раздумье уставилась на него. Если он хочет покончить с собой, его нельзя оставлять одного.
– Почему бы вам не пойти со мной? – мягко спросила она. – Вам необходима помощь.
Мужчина не тронулся с места.
– Что это за карета, которая едва не сбила меня?
Даглесс шагнула к скамье и села. Если он действительно подумывает о самоубийстве, нужно, чтобы кто-то с ним поговорил.
– Откуда вы? Судя по выговору, англичанин, только такого акцента я никогда не слышала.
– Я англичанин. Что это за колесница?
– Ладно, – вздохнула Даглесс. Придется играть по его правилам. – В Англии это называется междугородный автобус. Правда, он шел слишком быстро, но, по моему мнению, единственное, с чем смирились англичане двадцатого века, – это скорость их машин. – Она смешно наморщила нос и покачала головой: – Итак, о чем еще вы не знаете? Самолеты? Поезда? – Она не против ему помочь, но у нее и своих забот полно. – Послушайте, мне действительно пора. Давайте зайдем в дом священника и попросим вызвать доктора, – предложила она, но, помедлив, передумала. – А может, следует позвонить вашей матери?
Жители деревни, разумеется, должны знать о безумце, который повсюду бегает в панцире и притворяется, будто никогда не видел наручных часов или автобуса.
– Моя мать? – едва заметно улыбнулся мужчина. – Боюсь, моя мать уже в могиле.
Может, он потерял память из-за тоски по матери?
– Простите, – пробормотала Даглесс, смягчившись. – Она умерла недавно?
Перед тем как ответить, мужчина задумчиво устремил взгляд в небеса.
– Примерно четыреста лет назад.
Услышав это, Даглесс стала подниматься.
– Я сейчас позову кого-нибудь…
Но он поймал ее за руку и не дал уйти.
– Я сидел в комнате и писал матери письмо, когда услышал женский плач. В комнате стало темно, голова закружилась, и я очутился рядом с незнакомой женщиной. Этой женщиной оказалась ты.
Он уставился на нее умоляющими глазами.
Даглесс подумала, что лучше всего будет оставить этого мужчину одного и уйти. И она бы так и сделала… если бы он не выглядел так божественно.
– Может, на вас нашло затмение и вы не помните, как оделись и отправились в церковь. Пожалуйста, объясните, где вы живете, чтобы я смогла проводить вас домой.
– Когда я находился в своей комнате, был год тысяча пятьсот шестьдесят четвертый от Рождества Господа нашего.
Совершенно спятил! Бредит. Такой красавец – и сумасшедший. Ей, как всегда, везет!
– Идемте со мной, – тихо попросила она, словно говорила с ребенком, готовым вот-вот ступить с обрыва. – Мы найдем кого-нибудь. Вам обязательно помогут.
Мужчина мгновенно сорвался со скамьи. Голубые глаза гневно сверкали. Его внушительные размеры, неприкрытый гнев, не говоря уже о стальном панцире и острой как бритва шпаге, заставили Даглесс осторожно отступить.
– Я не сумасшедший, мистрис. Понятия не имею, почему я здесь и как очутился в этой церкви, но знаю, кто я и откуда явился.
Даглесс вдруг разобрал смех.
– Так вы утверждаете, что прибыли сюда прямиком из шестнадцатого века? Времена королевы Елизаветы, верно? Елизаветы Первой, разумеется. – Вот это да! Лучшая Даглесс-история из всех, ею пережитых! – Утром меня бросает жених, а час спустя призрак держит шпагу у моего горла! – хмыкнула она, вставая. – Огромное спасибо, мистер. Вы сумели меня развеселить! Я просто захлебываюсь от смеха! Сейчас позвоню сестре и попрошу выслать десять фунтов, не больше и не меньше, после чего сажусь на поезд и еду в отель, где остановились мы с Робертом. Забираю билет на самолет и лечу домой. Уверена, что после сегодняшнего остаток дней моих пройдет без особых потрясений.
Она попыталась отвернуться, но он заступил ей дорогу и извлек из сборчатых шаровар кожаный кошель. Заглянул в него, вынул несколько монет и сунул в ладонь Даглесс, сомкнув ее пальцы в кулак.
– Возьмите десять фунтов, мадам, и уходите. Я бы дал и больше, лишь бы избавиться от вас и вашего злого языка. Я попрошу Господа простить вам грехи.
Ее так и подмывало швырнуть монеты ему в лицо, но это означало, что придется вновь звонить сестре.
– Это я, злая колдунья Даглесс. Не знаю, зачем мне нужен поезд, если есть совершенно исправная метла! Я пришлю вам деньги на адрес викария. Прощайте, и надеюсь, мы больше никогда не увидимся.
Она повернулась и вышла со двора как раз в ту минуту, как вернулся викарий со стаканом воды для незнакомца. Ничего, пусть кто-то другой разбирается с его фантазиями. Возможно, у этого психа полный сундук костюмов. Сегодня он елизаветинский рыцарь, завтра – Авраам Линкольн или Горацио Нельсон, поскольку последний англичанин.
Деревенька была настолько мала, что найти вокзал оказалось легче легкого. Она подошла к кассе и попросила билет.
– Три фунта шесть пенсов, – объявил кассир.
Даглесс никогда не могла разобраться в английских деньгах. Ей казалось, что у англичан слишком много монет одной стоимости, поэтому она, не глядя, сунула пригоршню денег, полученных от незнакомца.
– Этого достаточно?
Кассир долго разглядывал монеты, переворачивал, тщательно исследовал, после чего покачал головой и удалился. Даглесс решила, что ее немедленно арестуют за распространение фальшивых денег, но все же терпеливо ждала возвращения кассира. Сейчас арест казался ей вполне достойным завершением дня.
Через несколько минут к окну подошел человек в мундире:
– Мы не можем взять это, мисс. Думаю, вам следует отнести их к Оливеру Сэмюелсону. Сверните вправо, за угол, и сразу его найдете.
– Он даст мне денег за эти монеты? Их хватит на билет?
– Думаю, да, – кивнул мужчина, неожиданно развеселившись, словно услышал хорошую шутку.
– Спасибо, – пробормотала Даглесс, забирая деньги. Может, следует позвонить сестре и забыть про монеты?
Она осмотрела каждую, но они выглядели как любая иностранная валюта.
Вздохнув, она свернула за угол и вошла в лавчонку, на окне которой было выведено: «Оливер Сэмюелсон. Старинные монеты и медали».