Ольга Егер - Рыцари ее мурлычества (СИ)

— Ну, ты же… собирался жениться. У тебя и невеста есть. Она, наверное, злится. — Только сейчас я осознала, что давно не видела Аллу и ничего о ней не слышала. Еще с момента вторых похорон.

— Собирался. Была. — Спокойно кивал Лев, меняясь в лице. Потом встал и ушел в ванную, чтобы больше не отвечать дурной девке на не менее дурные вопросы. Я догнала его.

— То есть? — вцепилась в парня я.

Он повернулся. Со злобой уставился на меня, будто я не понимала очевидного.

— Мы разошлись, Кис, два месяца назад. Сразу после похорон. — Ледяным тоном выпалил он, и мне стало стыдно. Во-первых, я разрушила его семейное счастье. Ведь из-за меня он разошелся с Аллой. Если бы Лев не присматривал за несчастной подругой, невеста не злилась и не ревновала бы. Во-вторых, я оказалась слепой идиоткой, помешанной только на собственных чувствах и к тому же, совершенно слепой, чтобы заметить, как мучаются другие.

— Прости меня, — сползла по стенке на пол я.

— Эй! За что? — спохватился он, не давая мне окончательно рассесться на полу. — Тебе не за что просить прощения. Ты ни в чем не виновата.

Он принялся меня утешать, а я разревелась.

— Виновата. Я даже не заметила, как тебе плохо. Я тут два месяца из себя несчастную строю, а на других плевала. Я — эгоистка!

— Алис, успокойся. Прекрати реветь! — заключив мое лицо в своих ладонях, он заставил меня смотреть ему в глаза. — Если Алла не принимает твою значимость для меня… Хотя она все поняла, потому и ушла. И так правильно! Не реви, Кис. И не пускай сопли на пижаму! Я только вчера ее выстирал.

Он все еще удерживал мой взгляд и вот-вот бы склонился, чтобы поцеловать. Но, пожалуй, судьба у нас совсем не завидная, потому что в двери позвонили, и Льву пришлось отпустить меня, открыть Лысому.

— Привет! — прошел в квартиру друг.

— Ужин? — спросил Лев.

Друг потянул запах носом и сразу понял, что ему предлагают:

— Суп? Это тот, который ты с сырым яйцом еще делаешь? Согласен.

За столом мы сидели втроем, уминали приготовленное Левой и разговаривали как обычно, пока Лысый не собрался внезапно уходить. Наверное, он вел себя странно, но я тогда не смогла этого заметить.

— Кис, — позвал меня он. — Ты не проведешь меня?

— Ну, если надо, — пожала плечами я и вышла следом за ним на лестничную площадку, прикрыв входную дверь.

Братец минут пять топтался на месте, смотрел себе под ноги, потом вздыхал. Я ждала, когда он заговорит или уйдет, потому что уже порядком замерзла, стоя в подъезде в одних пижаме и тапочках. Но вот он собрался с силами и мыслями, чтобы начать:

— Алис, я хотел… — он взял меня за руку. — Я завтра утром уезжаю в Киев. И, наверное, не вернусь… — Выдал на одном дыхании брат.

Я раскрыла рот.

— Что-нибудь скажешь? — с надеждой смотрел на меня он.

У меня звенело в ушах и я совершенно не понимала, какие слова он хочет услышать.

— Если тебе так будет лучше… — вяло проговорила я.

Лысый отпустил мою руку, отвернулся. Провел краткий и не слышный для меня диалог со стеной, прежде, чем снова посмотреть на меня.

— Можно я кое-что?.. — он так и не спросил моего разрешения, однако в следующую секунду поцеловал. Не как брат или друг. Серьезно. Как парень целует девушку, которая ему нравится. Очень нравится. Перевернулось ли во мне что-то от этого поцелуя? Да. Но никаких хороших чувств, лишь раздражение, отвращение, неприязнь, ощущение неправильности. Впрочем, ему я ничего из перечисленного не выказала. А он внимательно изучал мою реакцию. И опустил голову. Хмыкнул. Горько усмехнулся. Поцеловал мои руки, шепча:

— Они были правы… Йорик и Вася. Когда я сказал им, что люблю тебя, они предупреждали, что это бесполезно. Потому что ты — Левин котенок. И всегда так было! Ты росла для него, смотришь только на него и когда-нибудь поймешь, насколько любишь его. А я для тебя… Кис, кто я для тебя?

— Брат. — Не задумываясь, ответила я, не понимая, насколько могу поранить его. Просто вся моя чувствительность куда-то запропастилась. Йорик, наверное, занимал большую часть моего сердца и после смерти Васи, в груди больше ничего не билось. Зато зияла черная пустота.

— Вот, — его губы искривились в горестной улыбке. Парень прижал меня к себе, поцеловал в лоб. — Прощай, Киса!

Он отпустил меня, медленно спустился по лестнице, надеясь услышать призыв вернуться, признание в любви… А я молчала.

Зашла обратно в квартиру. Лев стоял, ждал меня и сверлил взглядом.

— Попрощались? — спросил он, сквозь зубы.

— Ты знал, что он уезжает? — удивилась я.

— Да. Мы говорили до этого. Обо всем… — намекнул парень.

— Ты хотел, чтобы я уговорила его остаться? — пыталась понять причину его злости на меня, а он схватился за куртку, быстро обулся и выскользнул прочь из квартиры, заявив, что сегодня будет ночевать дома.

Погода вторила моему настроению. Я ехала общественным транспортом на вокзал, встречать своего жениха, и не испытывала радости от факта его приезда. Наш разговор по телефону был сухим, коротким, предвещавшим лишь боль. Он спрашивал о здоровье, я односложно отвечала. Он сообщил время прибытия и платформу, я обещала быть на месте. Вот и все. Никаких признаний в любви, тоске и прочем.

Честно сказать, во мне теплилась, хоть и слабо надежда, что приехав, Эдик заставит меня ожить, снова обрести полноценный спектр эмоций, и главное — счастье. Ну, или расставит все на свои места и тогда, я перестану ощущать себя подвешенной над пропастью. Однако все случилось совершенно по-другому…

Он вышел из вагона без сумки, без чемодана. Отыскал меня взглядом в толпе и подошел. Я поняла, что приехал он не на долго. А значит, должен был сказать нечто важное, обидное и, скорее всего правду, которую бессмысленно произносить по телефону!

Наша встреча с Эдиком была не такой, какой должно было быть свидание влюбленных, разделенных городами и дорогами. Мы не стремились заключить друг друга в крепкие объятия, не жаждали крепких поцелуев. Просто стоя на перроне, посмотрели один другому в глаза, и каждый понял, что это конец отношений.

— У меня есть немного времени. Пойдем, поговорим! — сказал парень.

Эд повел меня к скамейкам в специально оборудованном сквере для ожидающих, чтобы мы смогли поговорить в более-менее комфортных условиях. То есть, чтобы мог усадить меня на скамейку и произнести сокровенное.

— Ты приехал попрощаться? — спросила я сразу, чтобы не оттягивать неизбежное.

— Да. — Честно ответил так и не состоявшийся жених, муж, любимый. — Так не может продолжаться.

Он был сдержан и отстранен. Говорил тихо, холодно, спокойно, взвешенно. Может быть, даже репетировал речь заранее.

— На расстоянии очень сложно любить. Особенно, когда около тебя постоянно другой. И вы оба… — Этого он говорить не хотел, отклонился от плана, потому запнулся и стиснул челюсти. Сделав передышку, возобладал над собой и продолжил свой обличительный монолог. — В общем, не знаю, что там конкретно между вами, но мне это не давало покоя, и откровенно говоря, я устал, Кис: от ревности, от всего. Я хочу, чтобы моя девушка, невеста, была только моей, и ни с кем ее не делить.

— Понимаю.

Парень остановился и пристально на меня посмотрел. Сейчас в его взгляде блестело больше эмоций, чем в словах. И он ждал, пожалуй, точно того же, чего и Лысый, прощаясь.

Но, глядя той правде, стоящей передо мной, в глаза, я могла сказать только одно: мы измотали друг другу души. Так зачем же еще больше их увечить? Точнее увечить одну душу — его. Это я вру. Это я стремлюсь к Лёве.

Эдик ничего не дождался. Его поезд уехал примерно через час, после нашего разговора и все время в перерыве, мы просто молча сидели на скамейке. Вот таким образом, из моей жизни ушел хороший, добрый парень по имени Эдик, с которым все могло сложиться.

Как-то слишком быстро и неожиданно вокруг меня стало совсем пусто. Любимые и близкие либо уезжали, бросая меня в одиночестве здесь, либо умирали. А я…

Проливной дождь разогнал людей. Они спрятались в тепле и уюте. Меня же наоборот не тянуло домой, потому что там пусто и никого больше нет. Я бродила под дождем, не обращая внимания на лужи. Ноги промокли, ботинки впитывали влагу. Зонта у меня не было. Во мне происходило нечто схожее непогоде: вой ветра неизбежности и одиночества, ливень из траура. Возможно… Хотя нет. Я точно знаю, что совсем скоро одиночество перестанет быть таким тяжелым. Пройдет время и, словно вода обтачивает камень, делая его круглее, острые края травм тоже сгладятся. Я привыкну и успокоюсь. Наверное, стану сильнее. Я уже сильнее!